Магнатъ - Алексей Кулаков

– Право же, Александр Яковлевич – всем, чем только смогу.

– Это радует. Так вот, мне требуются… Советы.

Главный железнодорожник империи подумал, что ослышался.

– Простите, что?

– Мудрые, взвешенные и своевременные советы. Видите ли, я подумываю о ряде прожектов, и в их осуществлении мне будет крайне необходимы консультации знающего, опытного человека. Например, мне бы очень хотелось акционировать ряд своих заводов.

Витте тут же сделал мысленную стойку. На предприятия князя уже давно «облизывались» банкиры Франции, Германии и Бельгии (а в последнее время и англичане с итальянцами начали интересоваться), вот только он и слышать не хотел о продаже даже малейшей части своего дела. А тут!.. Ведь акции подразумевают их обращение на бирже, котировки, куплю–продажу – и, конечно же, дивиденды. Если верить слухам, очень недурственные, причем на фоне чего угодно – торговля оружием, это, знаете ли, дело такое. Выгоднее только лекарствами торговать.

– Но вот даже и не знаю, как к этому подступиться. Как и к учреждению собственной банкирской конторы – небольшой, исключительно для обслуживания собственных интересов.

Рядом с локтем посетителя (но так, чтобы министру прекрасно было видно) появился небольшой блокнотик веленевой бумаги, с пометками. Вернее пометкой, состоящей из пары предложений и нескольких цифр. Очень интересных цифр!..

– Гм, понимаю. Что–то еще?

– Конечно. В последнее время ходят некие слухи…

Счастливый муж несколько напрягся.

– О возможном создании Отдельного корпуса пограничной стражи. Мне, в прошлом ротмистру этой самой стражи, было бы приятно получить контракт на вооружение и обеспечение амуницией подобного корпуса. Разумеется, лишь в том случае, если слухи все же окажутся правдой.

Гость улыбнулся, показывая, сколь мало он в это верит – и перекинул страничку. На новом листе, опять же обнаружилось короткое предложение и две цифры с математическим знаком. Десять процентов… Кто–то бы подумал, что это откат от суммы возможного контракта, но собеседники были слишком хорошо воспитаны, чтобы думать друг о друге столь дурно. Наверное, именно поэтому страничка опять сменилась на другую.

– Далее, как вы наверно знаете, у меня есть интерес в окрестностях Москвы. На мой, возможно дилетантский взгляд – этому городу явно не хватает окружной железной дороги. Я даже помыслить не могу, насколько бы это оживило московскую промышленность! Мало того, множество столпов московского купечества считают точно так же.

Витте обласкал взглядом итоговую цифру под целым столбиком различных сумм «за понимание». Пробежался по фамилиям тех банкиров и первогильдейских купцов Москвы, что решили скинуться на благое дело строительства окружной дороги, и с максимальным радушием улыбнулся. Какой разговор у них складывается, какой разговор!

– Следующие два вопроса очень важны для меня, и я буду ОЧЕНЬ благодарен за любой ваш совет. Вы несомненно знаете, что я владею кое–какими землями на Дальнем Востоке империи.

– Ну как же, как же! Наслышан.

– Когда там.

Князь легонько покосился вначале на потолок, а потом перевел взгляд на большой портрет императора:

– Примут решение о строительстве Амурской железной дороги, я бы хотел выступить в роли генерального подрядчика этих работ.

Министр путей сообщения, отчего–то чувствуя себя полнейшим дураком, задал (не мог не задать!) уточняющий вопрос:

– А что, разве подобное планируется?

– О, я оговорился. Конечно же – ЕСЛИ примут решение.

Вместе с ответом шелестнул очередной листок.

– Но транссибирская магистраль уже строится, и я нахожу крайне привлекательным подряд на Кругобайкальский участок.

Игнорируя странный взгляд чиновника, князь доверительно поделился:

– Всегда хотелось попробовать свои силы в прокладке тоннелей. И компаньон мой, господин Нечаев, желает того же самого – он, кстати, ко всему прочему еще и неплохой мостостроитель.

Закрыв и несколько отодвинув от себя блокнот, посетитель едва заметно облокотился на стол:

– Ну и последнее. Возможно, этот вопрос покажется вам немного странным, но все же – как вы думаете, принесло бы империи пользу введение небольшого налога на ввоз дешевого охотничьего оружия иностранных производителей? Года через два–три.

Витте неопределенно пожал плечами.

– В нашей жизни возможно все, дорогой Александр Яковлевич.

– Несомненно.

Собеседники еще немного поговорили, обсуждая возможные превратности судьбы на примере отдельных представителей аристократического сообщества, затем посетитель ушел, а хозяин кабинета и министерства остался. Отмахнувшись от помощника и приказав не беспокоить его ближайшие четверть часа, Сергей Юльевич открыл блокнот, позабытый рассеянным князем на столе, и начал листать.

– Так. Так!.. Недурно.

На пятой странице его взгляд просто залип, раз за разом пересчитывая нули. Хотя там и считать–то нечего было, всего шесть, с предваряющей их троечкой. А на седьмой – двоечкой, и все с тем же количеством аккуратно выведенных ноликов. Три миллиона и два – хорошие, очень гармоничные суммы. А выраженные в виде банкнот, они и вовсе приобретали глубинный, просто невероятно прекрасный смысл. Притом что были и другие странички, с другими циферками – не такими четко определенными, но тем не менее. Тоже очень даже ничего!

– Да–с! День сегодня определенно хорош…

И кто говорил, что «сестрорецкого затворника» трудно понять? Очень даже можно. Да и не такой уж он и затворник – чтобы знать кое–какие сплетни, надо буквально жить в столице, постоянно вращаясь в высших кругах. И деловой стиль у него ничуть не странный, а вполне даже обычный. Вот только не для тихой и патриархальной империи, а для энергичных и стремительно развивающихся Североамериканских штатов. Ну, так и что с того, если русский аристократ перенял кое–что хорошее за границей?

Тихое поскребывание по верхней филенке двери отвлекло министра путей сообщения от важных размышлений – все же его помощник свое дело знал отменно, и застаиваться в ожидании просителям–посетителям не давал. Тихо зашел, ровно на пятнадцатой минуте указанного срока, четко кивнул, увидев разрешение продолжить прием, вышел – а Сергей Юльевич Витте, убирая блокнот во внутренний карман вицмундира, мимолетно улыбнулся.

Определенно, и день неплохой, и жизнь потихоньку налаживается…

– Эмик, дорогой – а ты меня любишь?

Супруга Герта мягко обняла своего мужа. Самым решительным образом отвлекая того от девственно чистого листа ватмана, безжалостно распятого на настоящем пыточном станке – станке, под названием инженерный чертежный центр. Массивная станина, сменные линейки из бука с белыми целлулоидными шкалами, стальной пантограф, большой щит из теплой липы, свободно вращающийся в двух плоскостях. Электрическая лампа на гибком основании, встроенный плоский пенал–готовальня для чертежных инструментов, изогнутый лоток для карандашей и еще кое–какие полезные мелочи. Вроде высокого поворачивающегося стула на колесиках и с удобно–изогнутой спинкой – немногие, очень немногие конструкторы могли позволить себе подобное. Директор станкостроительного производства смог, даже того и не заметив – для него это был всего лишь обычный, хотя и весьма удобный инструмент. Как ручка, как счеты, как лекала или там логарифмическая линейка… Вот только обычные счеты, если только они не золотые, тысячу рублей не стоят.

– Поговоришь со мной?

Иммануил Викторович Герт бережно снял с себя нежные оковы – но только для того, чтобы тут же их поцеловать. Вернул на место рейсфедер, стянул нарукавники, которыми пользовался уже скорее по привычке, чем из действительной необходимости, проверил прическу и усы, поправил галстук, и еще раз приложился к теплой ладошке супруги – с контрольным, так сказать, поцелуем.

– Люблю, золотце мое. Поговорю.

Хозяйка дома довольно улыбнулась, усаживаясь напротив мужа.

– Эмик. Меня спрашивают. У меня интересуются. А я даже не знаю, что отвечать!..

После отъезда Сонина со всем семейством в Москву, именно госпожа Герт стала неофициальной «первой дамой» Сестрорецкого фабричного сообщества (отдаваясь новому, но давно желанному делу всей душой). Статус же оный, кроме всего прочего, подразумевал: все, что она скажет своим подругам, должно быть если и не истиной в последней инстанции, то хотя бы просто – правдой.

– Что именно спрашивают, душа моя?

– После вашего вчерашнего большого собрания уволены пять начальников цехов, три мастера, без вести пропал счетовод, еще у одного начальника цеха приключился апоплексический удар и он умер прямо на своем месте… И ты еще спрашиваешь, что за вопросы мне задают?!..

Гладя на задумчиво нахмурившегося супруга, его половинка понизила голос и добавила легкие просительные нотки: