Литературная Газета 6327 ( № 23 2011) - Литературка Литературная Газета

У человека, живущего в темноте, желание самовыразиться порой сильнее, чем у зрячего. А если ты молод, полон сил, если мечтаешь, строишь планы на будущее и не желаешь признать свою судьбу несправедливой, – тем более. Станислав стал сочинять стихи, когда учился в школе и университете, и однажды попал на семинар-совещание молодых литераторов, одним из руководителей которого был писатель-фронтовик Константин Симонов. Тот, можно сказать, благословил бывшего сына полка на творчество: по его рекомендации подборка стихотворений молодого поэта была напечатана в газете. В 1957 году Станислав в составе украинской делегации приехал в Москву на VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Была новая встреча с Константином Михайловичем, они даже вместе выступали.

Сегодня Станислав Повный – автор более десятка книг поэзии и прозы. Одна из них – автобиографическая повесть «Моя война», изданная в Благовещенске в год 65-летия Великой Победы, стала заметным явлением в литературной жизни Приамурья. В этой книге Станислав Петрович рассказывает о том, что сам пережил в годы войны, что видел, пока мог видеть, а ещё находит благодарные слова своему литературному наставнику Константину Михайловичу Симонову.

Со Станиславом Петровичем мы познакомились ещё в 70-е годы теперь уже прошлого века в Благовещенске. Я с удивлением смотрел на человека старше меня на целую Великую Отечественную войну, восхищался его оптимизмом. Наша дружба продолжается по сей день, и расстояние в восемь тысяч километров не мешает.

Со временем жажда жизни у моего старшего товарища не иссякла, а, наоборот, усилилась, хотя в нынешнем мае он отметил 76-летие. Он – частый и желанный гость на амурских заставах, много встречается с читателями, поддерживает молодых литераторов, редактирует и издаёт книги. Помогает ему в этом сын Артур. Дома его застать трудно. Звоню как-то в Благовещенск. В трубке – знакомый бодрый голос: «На днях на рыбалке на Амуре были. Пограничники хорошо встретили. И порыбачили здорово!»

Недавно у Станислава Петровича вышло «Избранное», бóльшая часть стихов книги, конечно же, о событиях далёкой войны, о её трагедиях, о героизме и мужестве, а ещё о Памяти. Вот строки стихотворения, которое так и называется:

Гром канонад… Я узнаю его,

Хоть глуше он становится с годами,

Ведь это голос детства моего,

Согретого солдатскими кострами.

И память неостывшая моя

Вдруг воскресит непрошено, нежданно

Бойцов, что пали в яростных боях

И спят теперь в могилах безымянных.

Горькая правда, ставшая поэзией.

Другое стихотворение, посвящённое погибшему на фронте старшине Нелидову (он оберегал маленького Стаса), завершается так:

А тебе уж не топтать траву,

Не встречать рассветы и закаты…

Но поверь мне, как солдат солдату, –

Я теперь за нас двоих живу.

Да, бывший сын полка живёт и за старшину Нелидова, и за брата Олега, и за миллионы воинов, павших на полях сражений, ибо:

Я каждой клеткой тела,

  каждым нервом,

Всей памятью своей и всей душой

Сегодня там, в кровавом сорок первом,

И в сорок пятом – мёртвый и живой.

Валерий ЧЕРКЕСОВ, БЕЛГОРОД

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Без войны

Библиосфера

Без войны

УХОДЯЩАЯ ЛИТЕРНАТУРА

Что случилось с военной прозой в наши дни? Она вообще есть? Или растворилась в тумане удобного и массового существования, хрестоматийно предсказанного нашествия «Иванов не помнящих родства»… Об этом особенно грустно размышлялось среди столиков недавнего Книгофеста – после тщетных попыток обнаружить в программе хоть одно заметное мероприятие, посвящённое 70-летию начала Великой Отечественной войны.

Но не было таковых. Обнаружилось много всяческой конспирологии – как исторического толка, так и на современные темы. И даже к 100-летию Виктора Некрасова был приурочен не разговор о его книге «В окопах Сталинграда», а презентация воспоминаний о нём «Всё на свете, кроме шила и гвоздя»: «…Потеря друзей, зависть, ненависть врагов, одиночество, изгнание. Свидетельства пасынка писателя точны и порой безжалостны. Книга напомнит нам времена не столь отдалённые, нравы элиты советского общества, его идеологического «авангарда».

Так-то вот. Что говорить, слово «элита» в плане социальном утратило положительный смысл не только благодаря рублёвским и куршевельским завсегдатаям. Несколько раньше началась эта беда… Но всё же накануне 22 июня хотелось послушать и размышления о том, почему в современной литературе военной прозы, прекрасным образцом которой является «В окопах Сталинграда», практически не осталось.

С одной стороны, причины понятны: те, кто с полным правом мог сказать: «Я там был» и поведать об увиденном, уже написали свои книги. Они переиздаются, являясь частью золотого фонда русской литературы. И сердце по-прежнему сжимается от прикосновения к неприукрашенной истории, когда перечитываешь того же Некрасова: «Всю ночь мы с Ширяевым ползём по передовой. Приходится совсем по-новому расставлять пулемёты. Вчера ушли уровцы – укрепрайон, забрали все свои пулемёты. На нашем участке их было пятнадцать – сейчас осталось только пять: два максима и три дегтярёва. Особенно не разгуляешься. Ставим максимы на флангах, ручные между ними. Бойцов тоже приходится расставлять по-новому, – фронт батальона увеличился больше чем в три раза. На километр выходит по десять – двенадцать бойцов, один от другого на восемьдесят – сто метров. Негусто, что и говорить!.. Следующий день проходит спокойно. Немец, дурак, не догадывается, по-прежнему бьёт по дороге и северной окраине Петропавловки – редко и неохотно. Две или три мины разрываются у нас во дворе – ширяевское КП находится в подвале четырёхэтажного, изрешеченного снарядами дома, по-видимому в прошлом какого-то общежития. Осколком ранит рыжую кошку, живущую со своими котятами у нас в подвале. Санинструктор её перевязывает. Она мяучит, смотрит на всех жёлтыми, испуганными глазами, забирается в ящик с котятами. Те пищат, лезут друг на друга, тыкаются мордочками в повязку и никак не могут найти сосков…»

Можно было бы надеяться, что даже без новых потрясающих книг о войне мы не перестанем помнить… Если только эпоха Твиттера и эсэмэсок не заглушила саму способность воспринимать настоящую прозу.

Зато на Книгофесте были картинки – акция «КНИГАВОЙНА / рождение авторской книги из духа войны». Чешский авангардист-иллюстратор вместе с вовлечёнными зрителями в течение дня заполнял листы формата А3 живописными представлениями о войне вообще. О войне, поименованной одним «из самых актуальных феноменов современности». Не трагедией, не бедой – феноменом.

Всего лишь…

Так появилось ли хоть что-то новое в области художественной прозы о войне? Скорее, это отголоски ранних детских воспоминаний. А. Самохлеб выпустил роман «Страшная сказка» – воспоминания о военном детстве. Много лет прошло, но война оставила неизгладимый отпечаток в душах тех, кто эту войну пережил. И автора память упорно не отпускала, заставив в конце концов написать о пережитом. Получилось неожиданно светло, поэтому и «сказка»: любовь торжествует, верность и честность вознаграждаются.

Сходным образом начинается почти классический роман Ю. Трифонова «Время и место». Военное детство «сына врагов народа», учёба в Литинституте, жизнь советского писателя – и ежедневное желание доказать себе, что талантлив, достоин, честен с собой… В нынешнем издании особо подчёркивается, что роман впервые вышел без купюр. Читатель получает возможность самостоятельно эти купюры отыскать и посмотреть, много ли было вычеркнуто… Вот и вся военная «художка».

Зато в документальной литературе – расцвет военной темы. Вот, к примеру, книга «Великая тайна Великой Отечественной: Ключи к разгадке» А. Осокина, обещающая ответ на вопрос, почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа. Дискуссия давно идёт о том, кто виноват – враг, вероломно, без объявления войны напавший превосходящими силами на нашу мирную страну, или Сталин, собиравшийся, но не успевший первым атаковать Гитлера. Осокин несколько лет назад уже выдвигал в книге «Великая тайна Великой Отечественной» гипотезу: мол, Сталин готовил Красную армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря, – и отстаивает свою версию в продолжении.