Клей - Ирвин Уэлш

Мы сделали уродов!

Карл всё отплёвывается, кашляет, как будто хочет, чтоб его вытошнило. Обоссаться можно было от смеха, когда он набросился на того парня, ведь он всегда говорил, что ему это всё по барабану и что ходит он только ради атмосферы.

Вываливаем, окружённые надутыми гуннами, плетущимися к станции. Мы едва в состоянии смотреть друг на друга. Я пересрался, не дай бог, кто-нибудь из той заварушки нас увидит, хочется вырваться из этого красно-бело-синего месива как можно скорее. Они наконец озверели и называют Беста предателем, потому что он де протестант из Ольстера, а играет за фенинаские клубы, сначала за «Манн юнайтид», а теперь за «Хибз». Как можно назвывать «Манчестер юнайтид» фенианским клубом? Умники. Ебанько.

Копы перенаправляют движение на Эббихилл, но мы поворачиваем на Лондон-роуд и направляемся к Лейт-Уок. Сначала, вырвавшись из толпы синих тел, мы вздыхаем с облегчением, но тут же видим, что приближаемся прямо к полю битвы. Месятся повсюду, небольшими группами. Несколько ребят «Хибз» атакуют два гуннских автобуса, которые имели глупость припарковаться возле Плейхауса. Здесь кучка борзых гуннов из автобусов принялись штурмовать возвышенность, но их тут же остановили градом камней и битого кирпича. Творится беспредел. Одному парню раскололи репу. Он стоит за огромным постером Макса Бигрейвза, который рекламирует его фестивальное шоу в Плейхаусе. Копы тоже обуревают, врезаются в толпу, мы решаем, что нам уже хватит, и идём обратно к Спенсеру, чтобы встретиться с остальными. Меня всю дорогу трясёт, я заранее боюсь всякого, кто наедет на нас, потому что у меня не осталось энергии, чтобы кому-то противостоять, как будто из меня всю душу вынули. Единственное, что я чувствую, как кислота гуляет по кишкам, а страх по хребту. Слава богу, мы уже в Лейте, и вокруг одни «Хибз», но тебя всё равно могут отдубасить чуваки из другого района.

Крал всё кашляет и отплёвывается.

– Чё такое, – говорю.

– Этот грязный глазговский ублюдок плюнул в меня, и я почувствовал, как его слюна попала мне в рот, и я её проглотил. Жирный такой харчок.

Мы поржали, но ему не до смеха.

– Это ж пиздец как опасно, Голли, можно гепатитом заразиться! Джо Страммер так и подхватил. Провалялся в больнице. Чуть не помер!

Карл расстроился не на шутку, но смотреть на него сил нет как смешно. К счастью, до Спенсера мы добираемся без всяких приключений. Все на топе. Единственный, кто помалкивает, – это Полмонт. Терри и ещё несколько парней идут в паб, туда, где «Спейс инвейдерз». Я пытаюсь притулиться, но парень за стойкой засёк меня и заорал:

– Я тебе уже говорил, сопливый, пшёл вон отсюда! Из-за тебя у меня лицензию отнимут на хуй!

Терри заржал, а Билли вышел со мной, я дал ему денег, и он принёс мне бутылку сидра.

Мы тусуем по Лейту в ожиданни выхода «Пинк ньюз». Мы с Билли пьём сидр на двоих, не хочется набухиваться до вечера. Все трутся вокруг паба, половина внутри, другая – снаружи. Мы купили чипсов, кишки наши подуспокоились. Вокруг пьяных распевающих песни «Хибз» и «Его зовут Джорджи Бест». Потом Карл идёт в газетный киоск и возвращается с «Пинк». Круто! В отчёте про матч написано про нас:

этот промах послужил сигналом к началу серьёзных беспорядков на трибунах. Похоже, что несколько болельщиков «Хибз» проникли в чужой сектор стадиона. Полиция быстро отреагировала, удалив зачинщиков потасовки.

А в выносе сказано, что на стадионе арестовали восемь человек и ещё сорок два после матча.

– Могло быть и лучше, – высказался Дозо.

И всё равно мы довольны. Я даже дал этому оборванцу Карлу глотнуть сидра.

«Облака»

Мы сели на автобус и поехали обратно. Заняли широкое кресло на втором этаже в самом конце и стали зыркать на всех чуваков, которые заходили на остановках. Все опять были на взводе, куда там, мы же возвращались в наш район. Когда мы сошли с автобуса, Биррелл пошёл наискосок в сторону Авеню, где старые дома, он там живёт. А нам с Карлом пришлось идти через дом Терри. Его мама, должно быть, увидела нас, она вышла на порог и нас окликнула.

Мы пошли вдоль дороги ей навстречу, а она выдвинулась в нашу сторону. Руки скрещены на груди. Сестрёнка Терри тоже вышла и встала у мамы за спиной. На ней такие классные брючки небесно-голубого цвета, те с кокеткой, на которую я однажды дрочил. Я бы трахнул Ивон, если б она не была так похожа на Терри. Биррелла, однако, это не остановило.

– Ивон, живо домой, – сказала мама, и та ломанулась обратно. – Ну, и что там у вас произошло?

Мы с Карлом переглянулись. Не успели мы и слова сказать, как она выпалила:

– Мне позвонили из полиции. Позвонили мне и ещё миссис Дживон, нашей соседке. Их обвиняют в нарушении общественного порядка и хулиганстве. Сказала, что вся ваша компания оказалась на чужой трибуне. Как это произошло?

– Всё было не совсем так, миссис Лоус… э, миссис Ульрих, – говорю.

Я всё время забываю, что она теперь Ульрих, потому что вышла замуж за этого немца.

– Терри тут ни при чём, мы вообще ни в чём не виноваты, – вступил Карл. – Расскажу, как всё было: мы опоздали, и пришлось бежать на ближайшую трибуну, чтобы не пропустить начало матча. Мы сняли наши шарфы, никаких речёвок не выкрикивали, скажи, Эндрю?

Он назвал меня Эндрю, наверное, первый раз в жизни. А ведь это даже не его команда, он же болеет за «джем-тарт». И всё равно он хочет помочь, так что я вписываюсь:

– Ну да, но парни там услышали наш акцент и стали до нас докапываться. Плеваться и всё такое. Один ударил Терри, а тот дал ему сдачи. Тут всё и началось. А остальные просто хотели помочь Терри.

Сигарета у миссис Ульрих догорела до фильтра, она бросила её и затоптала туфлей на каблуке. После чего прикурила следующую. Чувствую, что Карл думает, не стрельнуть ли у неё, но теперь, пожалуй, не самый удачный момент.

– Он считает, что ему всё можно, коль он работает. Но мне-то он что даёт на своё содержание? Кто будет платить штраф? Я! Всегда я! Где я возьму деньги, чтобы оплатить судебные издержки? Это не… это просто не… – Она покачала головой и посмотрела на нас, как будто ждала, что мы скажем что-нибудь. – Это просто никуда не годится, – сказала она, глубоко затягиваясь и качая головой. – Для чего они с Билли пошли заниматься боксом? Чтобы прекратились все эти безобразия. Занятия должны были их как-то дисциплинировать, мне, во всяком случае, так говорили. Дисциплинировать, чёрт возьми! – Она уставилась на нас и вдруг засмеялась, неприятно так. – Билли-то, небось, не прихватили? А?

– Нет, – ответил Карл.

– Конечно нет, – зло сказала она, будто и так знала всё наперёд.

Действительно забавно, что Терри пошёл на бокс вслед за Билли и его-то как раз и забрали. Это обстоятельство, похоже, бесило его матушку больше всего. Из дома снова вышла Ивон. Во рту у неё локон, и она крутит его и посасывает.

– Билли ведь не забрали, правда, Карл? – спросила она.

– Нет, он пошёл домой, мы только что расстались.

Миссис Ульрих обернулась к Ивон:

– Я сказала тебе – живо домой.

– А что, уже и постоять нельзя?

– Беспокоишься о чёртовом Билле Биррелле, когда твой родной брат сидит в чёртовой тюрьме! – ответила мать.

Тут вышел мистер Ульрих.

– Заходи в дом Эллис, так ты ничего не решишь, – начал она. – Нехорошо, так ничего не добьёшься, Ивон. Заходи в дом! Пошли!

Ивон зашла, мама Терри поежилась, вошла в дом и хлопнула дверью. Мы с Карлом переглянулись и растянули рот до ушей.

Когда я пришёл домой, мама уже накрывала на стол. Фиш-энд-чипс – круто. Я взял две горбушки, намазал маслом и засунул между ними почти всю еду, смочив соевым соусом. Мама  всегда оставляет мне горбушки, он нужны, чтобы сделать чёткий сэндвич. Простые ломти для этого не подходят, они пропитываются маслом и разваливаются прямо в руках. Шина уже поела, они с её подружкой Тессой сидят на диване и смотрят телик.

– Не было ли каких беспорядков на матче? – спрашивает мама, подливая из чайника.

Я уже собрался выдать свою обычную формулировочку, а именно: «Ничего такого я не заметил». Просто всегда говоришь так, не важно, был ли там настоящий беспредел или вообще ни хера не было. И тут я вспомнил, что Терри, может, покажут по телик и пропишут в газетах! Поэтому я рассказал ей, как мы с Терри потерялись, как он в итоге пошёл по ошибке на чужие трибуны и как его там замели.

– Надо держаться от него подальше, он смутьян, – сказала мама, – такой же, как его отец. Все они пропащие. Мне звонил Алан, он ездил в центр с малюткой Лизой, весь город заполонили футбольные хулиганы…

Бля…

Она учуяла запах изо рта.

– Ты что, пил?

– Немного сидра, всего-то…

Блядь… грёбаный Алан…

Она посмотрела на меня, покачала головой и стала прибирать со стола.

– Да-да, Алан сказал, что на футбол теперь ходят только звери какие-то. Он сам больше не ходит. И Раймонда не пустит.