Бледный - Нара Плотева

— Был у тебя начальник отдела кадров?

Девяткин отрицательно покачал головой.

— Я слышал, — продолжал Сытин, стоя в плаще, высокий, толстый, — ему звонили по твоему поводу из милиции. Что конкретно, он не сказал. Загадочность есть суть кадровой службы. Но через день кадровик выболтает нам всё. Можно и Ксюшу — он к ней неравнодушен — попросить всё выведать. Если нужно. Ты-то знаешь, в чём дело?

— Убил, — сказал Девяткин, — и вот, копают.

Сытин курил.

— По крайней мере, если ты шутишь, всё не так плохо? — спросил он. — Жить будем? Я почему об этом? Что-то с тобой случилось. Ты совершенно не в своей тарелке. Ты первый раз за рулём пьяный, и в банке пил. А то пойдём ко мне? Я тебя отпускаю только потому, что пробка не даст набрать скорость. Лене привет, целуй от меня! — Он махнул рукой с сигаретой и зашагал прочь.

Девяткин следил за ним в зеркало заднего вида. Сытин мудрый, с ним славно. А мудрый — потому что видел смерть. Он пережил два инфаркта и вдобавок был диабетиком. Он вряд ли смог бы работать, если б не его сверхспособности — норму недели делал за день. Девяткину хотелось пойти к нему и заснуть в холостяцкой квартире под звуки Моцарта, как бывало раньше, когда они вдруг засиживались. Хотелось… Но смерть накладывала табу. Смерть требовала разбираться с ней. Катя начнёт попахивать там, в шкафу, а он не решил, что делать… Вообще-то он понял: вряд ли домой поедет. Он должен явиться туда с решимостью, — но пока её нет… Что, неужели из милиции был звонок? Следователь из Жуковки? А зачем? Зачем звонить в банк? Зачем эта спешка, словно пытались его разыскать? Ну, нашли, спросили: у вас Девяткин? Дальше что? Ничего не сказали. Так бывает, когда хотят взять преступника неожиданно…

Вдруг следователь шастал по его дому? Вдруг к нему идут уже из соседнего ОВД? Он вынул ключ из замка зажигания, вылез из «Форда» и зашагал в проулок. Не озираясь и глядя в землю, шёл, пока не свернул в другой. Значит, у него есть время до СИЗО, пусть ищут… Но если всё-таки он ошибся и не нашли, а следователь звонил по поводу сбитой девушки? Девяткин вспомнил о номере, который погибшая записала в его смартфон. Он позвонил.

— Салон Кастальской, — услышал он пение.

— К Римме Павловне.

— Вы записаны? Надо вам записаться, — пел невидимый голос. — Запись — пятьсо-от, и-и вам назначат.

— Срочно.

— Срочно — пять ты-ысяч.

— Я от Марины! — крикнул Девяткин.

— Ладно, — сказал голос без декламаций. — Секунду… Так, Римма Павловна ждёт вас. Адрес таков: Малый Власьевский, три. Там вывеска.

Он шёл по старой Москве, надеясь, что Римма Павловна — та, с кем он поговорит свободно и без последствий. Он даже с Сытиным напрягался, чтоб вдруг не раскрыться. К кому ещё он понёс бы свой страшный груз? Кастальская знала сбитую, но его не знала. То есть, с Кастальской он мог в одностороннем порядке облегчить душу, это дало бы ему стратегическую информацию для встречи со следователем.

Потому что, если он когда-то признается, а иного пути нет, Марину тоже сочтут неслучайной жертвой. Он понял, что и сам вряд ли поверил бы человеку, если с ним связаны сразу три смерти, а он уверяет, что не причастен ни к одной.

Дом был старым — в нём когда-то жили знаменитые актеры и прочая культурная элита середины века, о чём говорили мемориальные доски. Вывеска на подъезде зазывала в салон «Гнозис». Охранник открыл ему, и Девяткин сразу погрузился в магию многочисленных мелких лампочек, длинных лент, колышущихся висюлек, блёсток, шаров, талисманов, символов, фолиантов на полках, кресел, девичьих хитонов и музыки. Захотелось спать. Он сидел, дожидаясь вызова, и читал на тумбе текст, набранный модерновым шрифтом, но одновременно с претензией на старину:

В БУДУЩЕЕ БЕЗ СТРАХА

Кастальская Римма Павловна

Ясновидящая. Высшая категория магии.

Предсказательница. Целительница.

100% гарантии в сложнейших делах.

Профессионально и без обмана.

Любовная магия: приворот, сохранение брака, избавление от измен. Уникальная защита на союз. Устранение негативов: избавление от депрессии, сглаза, порчи, проклятий.

Бизнес: успех, везение, привлечение денег.

Авторская методика. Результат 1 день.

Письменная гарантия.

Рекламой магии были заполнены все СМИ. Казалось, ужас и боль в мире существуют лишь потому, что есть люди, которые не удосужились сходить к магам и прозорливцам. Девяткин относил этот бизнес к разряду психологических, считая, что на некоторых граждан больше действуют магический антураж и колдовские заклинания, чем фармацевтика и классическая медицина. Он не ждал от магов ничего сверхчеловеческого — будь в них сила, они бы устроили своё счастье по-другому, не принимали бы весь день несчастных и не выкачивали деньги из клиентуры. А если их цель — помогать людям, как они любят говорить, они могли бы улучшить мир каким-нибудь другим способом. Он знал, что ни один колдун не исправит случившегося лично с ним: трупы в его доме будут трупами до Второго Пришествия… Один лишь охранник — опровержение притязаний на сверхъестественную мощь тех, кто, обещая спасти других, не может спасти себя.

— Как там? — спросил он деву и, услышав, что у Риммы Павловны посетитель, сказал, что явился не на сеанс.

Дева ушла и скоро вернулась, чтоб проводить его. Он попал в сумрачный кабинет, забитый символами, спиритическими и оккультными штучками, магическими шарами. Слышался звук ситаров, пахло ладаном. В массивном кожаном кресле медитировала дама лет сорока; другая, молодая, в хитоне, с цепью на шее и с диадемой на лбу, занималась каким-то камланием, но сбилась при его появлении. Руки её застыли, выпал и покатился шарик, поблёскивая в свечах. Она шмыгнула мимо Девяткина в дверь.

— Вы Римма Павловна? — попытался он остановить её.

— Не могу вас принять, — бросила она на ходу.

— Стойте! — закричал он. — Знали ли вы Марину?

— Знала, — ответила колдунья, открывая другую дверь.

Он втиснулся в офис типа бухгалтерского: дисплей, шкаф с папками, телефон, факс, принтер, стол, кресла — всё современное. Магией здесь и не пахло — здесь пахло бизнесом. Она пятилась в ярком свете, блеск её диадемы слепил глаза.

— Что с вами?

— Не подходите!

— Я враг вам?

— Охранник!

День назад он посмеялся бы. Теперь испугался, даже вспотел.

— Не надо, — попросил он.

— Да. — Она уперлась задом в стол, отводя назад руку.

— Не понимаю… — сказал он.

— Вам ведь гадали… — напомнила Римма Павловна. Отчество ей явно не шло - из-за молодости.

— Мне гадали… Помню, что нагадали: я неудачник, в тридцать пять лет пик успехов, далее спад — до самой смерти.

— И… что вы сделали?

— А ничего… Боитесь? — Он усмехнулся ей и вдруг почувствовал на плечах чью-то тяжесть. Он инстинктивно дёрнулся — охранник сполз по стене, откинутый, словно молотом.

— Я его едва тронул… — объяснил Девяткин и отлепил пальцы Риммы от кнопки. — Но зачем вы его вызвали??! Что я сделал?!

— Вы знали о вашей силе?

— Силе? — Он удивлённо сжал ей локоть.

— Не надо! — вырывалась она, но смотрела не в его лицо, а под ноги.

— Я что, чумной? Не разыгрывайте, чёрт, пьес! Я пришел не на магический сеанс, не надо тайн и недомолвок, я за них денег не платил! — Но, увидев своё лицо в зеркале на стене, отчаянно злое и бледное, он сказал: — Простите.

— Вы, — она сделала от стола шаг, — уходите?

— Нет. Но скажите, что именно вас пугает… — Заметив, как шевельнулся охранник, он связал ему за спиной руки скотчем, скотчем же залепил рот. — Скажите… Хоть… я не за тем пришёл.

— А то, что вы потом меня обвините, — отозвалась она, — в ваших бедах… Мне сказать нечего, у вас всё… прекрасно.

— Врёте!

— Вам ведь гадали. Всё так и есть.

— А как «так»?! Смотрите в глаза! — прикрикнул он.

Она рассматривала пол.

— Издеваетесь? — произнёс он. — Или же набиваете цену?

— Всё началось, — бормотала она, — то, что вам гадали.

— То есть моя судьба летит под откос?

— Весь мир, — сообщила она. — Весь мир.

— Вы это видите?

— Вижу… Это многие видят, это не новость, об этом уже пишут.

— А что со мной? — скривился он. — Сглаз? И я буду должен ходить к вам, каждый визит полета долларов?

— Я не смогу вас вылечить…

Девяткин, приблизившись, схватил её за плечи.

— Что со мной? Что? Какая-нибудь не та структура?

— Если честно, — она дрожала, и он чувствовал эту дрожь, — в вас нет структуры.

— Глупость какая, — сказал Девяткин. — Я ведь имею форму, а любая форма поддерживается структурой. И если формой я человек, — я и структурно человек… Вы лжёте, чтобы запугать меня? — Его голос звучал все тише, лоб покрывался потом. — Знаете… нет, вы не видите ничего, ваш промысел — только гипноз; вы внушаете все, что вам нужно, лишь бы обращать клиентов в дойных коров.