Дикий восторг (ЛП) - Сара Вульф

— Ай! Ай, больно же, ты, маленький засранец! — шиплю я. Исчадие ада шипит в ответ.

— Ах, только посмотри! Он так по тебе скучал, — говорит мама, когда входит за мной.

— Скучал по мне или по возможности съесть мои шнурки?

Мама хихикает. Наверху я сбрасываю свой рюкзак; моя комната ощущается такой чужой. Она пахнет настолько странно по сравнению со слабым запахом анестезии и белизны, к которым я привыкла. Я плюхаюсь на кровать и пялюсь на потолок. Кто знал, что я могу так сильно скучать по куску штукатурки?

Мисс Маффин, плюшевая панда, вяло поникла. Я кладу ее себе на грудь и крепко обнимаю, выдавливая из нее китайскую набивку.

— Я вернулась.

Я смеюсь над собственными словами.

— Я действительно вернулась.

Запах какой-то вкуснятины доносится наверх и выталкивает меня из постели. Он пикантный? Сырный? На кухне мама достает из духовки лазанью.

— Ты сама ее приготовила? Для меня?

— Я купила торт, — смущенно улыбается мама. — Но нет, не я ее приготовила. Кое-кто… кое-кто очень милый ее сделал, а затем принес.

Она накладывает мне тарелку и уговаривает поесть. Я откусываю, и вкусы лазаньи взрываются во рту. Это лучшее, что я пробовала за последнее время — с больничной пищей фиг сравнится. Черт, да настоящему итальянскому ресторану будет сложно превзойти это блюдо.

— Это… кто это приготовил?

— Тебе нравится? — откусывает мама лазанью. — Я думаю, она очень вкусная.

— Хм, я своего рода мастер по уклонениям, мам, а ты пахнешь, как целых пять уклонений! Кто тебе это принес?

— Джек, — хмурится она.

Я смотрю на лазанью, затем снова на нее, потом опять на лазанью, прежде чем бегу в ванную и пытаюсь засунуть пальцы в горло.

— Милая! — барабанит в дверь мама. — Что ты делаешь?

— Он ее отравил! — кричу я сквозь пальцы. — Съешь немного хлеба и «Пепто-Бисмол»[10], чтобы замедлить распространения яда в крови!

— Не говори глупости, Айсис!

— Мм? — я распахиваю дверь. — Разве я не сообщала тебе последней информации о том, какой он подлец? Он изменял своей девушке, а в последние две недели он практически бросил ее, и он ненавидит меня…

Хмурый взгляд мамы становится абсолютно убийственным. Она хватает меня за ухо, как делала, когда я была маленькой и, выкручивая, тянет меня обратно к столу.

— Ай, ай, ай, ай, ОНИ МНЕ НУЖНЫ, ЧТОБЫ ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ ЗВУКИ.

— Ты сядешь и будешь есть это блюдо, и, ей-богу, ты съешь все до последнего кусочка.

— Он отравил…

— Он ничего не отравил! — восклицает мама, ударяя по ней вилкой. — С тех пор как ты попала в больницу, он был только добрым и внимательным. Джек приносил мне еду почти каждый вечер и проверял как я, и хотела бы тебе напомнить, что именно он спас тебя, Айсис. Так что ты будешь почтительной и съешь ее, и я больше не желаю слышать твоих жалоб по этому поводу.

Я вздрагиваю. После долгого соревнования по переглядыванию с куском сыра, я беру его и медленно кусаю. Только тогда мама чуть-чуть расслабляется и начинает есть свою порцию. Что-то вроде обиды пускает корни в моем сердце, но я быстренько подрезаю это дерьмо. Она и понятия не имеет, кем на самом деле является Джек, черт, да я и сама едва это знаю. Так что, естественно, она будет его защищать.

Где-то между нашими ломтиками немного черствого магазинного торта, мама разрушает свое суровое молчание одинокой слезой, которая шлепается на скатерть, и тогда она прячет свое лицо в ладонях.

— Прости, Айсис. Боже, я так сожалею.

Я встаю, подхожу к ней сзади и обвиваю руками ее шею, проложив щеку на мамины лопатки. Я вижу судебные документы и заявления полиции, сваленные в кучу на журнальном столике в гостиной. И среди них мои медицинские счета.

— Все в порядке, — шепчу я. — Все будет хорошо. Обещаю.

— 6 –

3 года

26 недель

3 дня

На Ист Саммит Хай могли бы сбросить ядерную бомбу и ничего бы не изменилось. Кроме стадиона. И, может быть, немного подпортилась бы архитектура. Но еда пережила бы ударную волну, поскольку я на девяносто девять процентов уверена, что она состоит из мяса тараканов, и миссис Борш осталась бы стоять, ведь, давайте говорить начистоту, все знают, что эта женщина тайный агент Холодной Войны, генетически модифицированный так, чтобы пережить настолько незначительные вещи, как быстрая атомная декомпрессия.

Когда я заезжаю на парковку, Кайла ждет меня на обочине. Она бросается ко мне и, несмотря на то, что кто-то чуть ее не сбивает, мы обнимаемся.

— Ты жива!

— Косвенно, — смеюсь я. Она пахнет кокосом и слезами каждого мальчика, у которого никогда не будет шанса быть с ней. Это как возвращение домой. Ощущать ее объятия гораздо лучше, чем ощущение, которое я получила, когда спала дома в своей кровати прошлой ночью. А затем я вижу, что к нам идет Рен, Кайла тоже его замечает. Она летит к нему и тянет парня ко мне, его очки практически слетают, но на лице сохраняется небольшая полуулыбка.

— Айсис! — восклицает он.

— Да, это я. Во плоти, так сказать! И, ура, я жива! Ну, временно. Примерно через семьдесят лет мне снова придется умереть.

Рен смеется и одной рукой приобнимает меня тем неловким способом, которым иногда пользуются мальчики.

— Хорошо, что ты вернулась.

— Здесь было тааак скучно, — жалуется Кайла. — Эйвери стала тихой и странной, Джек стал тихим и странным, даже тише, чем в те дни, когда он был айсбергом. Это так странно!

— Глобальное потепление, — предлагаю я.

— …и никто не пытается выбраться через окно класса для самостоятельных занятий…

— Трусы!

— …и директор Эванс не затыкается насчет Джека…

— Преступление, достойное смертной казни!

— …и кто-то написал: «Айсис Блейк — сумасшедшая толстая сука» в туалетной кабинке здания F…

— Давайте наградим их бурными аплодисментами за оригинальность.

Рен смеется, Кайла хмурится, но вскоре тоже начинает смеяться. И в отличие от пяти месяцев назад, когда я впервые начала свой путь здесь, я прохожу под кирпичной аркой с надписью: «Ист Саммит Хай» не в одиночестве. На этот раз я прохожу с двумя людьми, которые являются моими друзьями. У меня есть друзья. У меня есть друзья! Ты слышишь это, прежняя я? У тебя есть друзья! Те, кто заботятся о тебе, которые смеются вместе с тобой. Они и твои тоже.

Так что не плачь.

У тебя есть друзья.

Я прикусываю губу и ускоряю шаг, чтобы они не увидели уродливую воду, просачивающуюся из моих слезных каналов.