Невидимая брань - Преподобный Никодим Святогорец

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Воину Христову надлежит всевозможно избегать тревог и смятений сердечных, если желает добре препобеждать врагов своих.

Как долг неотложный имеет всякий христианин, когда потеряет сердечный мир, делать все от него зависящее, что может способствовать к восстановлению его; так не меньше того обязательно лежит на нем не допускать, чтоб какие-либо случайности текущей жизни возмущали сей мир: разумею болезни, раны, смерть сродников, воины, пожары, внезапные радости, страхи и скорби, воспоминания о прежних проступках и ошибках, словом – все, чем обычно волнуется и тревожится сердце. Потому обязательно не допускать тревог и волнений в таких случаях, что поддавшись им, человек теряет самообладание и лишается возможности ясно понимать события и верно видеть подобающий образ действования, а то и другое дает врагу доступ взволновать его еще более и направить на какой-либо шаг, трудно поправимый или совсем не поправимый.

Я не то хочу сказать: не допускай скорби, потому что это не в нашей власти, а то: не допускай скорби возобладать твоим сердцем и взволновать его, держи ее вне, за пределами сердца и спеши так ее умягчить и укротить, чтоб она не мешала тебе и здраво рассуждать и право действовать. Это, при помощи Божией, в нашей власти, если у нас в силе нравственно-религиозные чувства и расположения.

Из прискорбностей каждая имеет свои особенности и против каждой есть свои приемы; но я говорю вообще об них, разумея общее их свойство – растревоживать и возмущать душу, и общее против этого имея в мысли предложить тебе средство. Средство это есть вера в благое Провидение, устрояющее  течение нашей жизни со всеми ее случайностями, в личное каждому из нас благо, и благодушная покорность воле Божией, выражающейся в нашем положении, по коей в глубине души взывалось бы: буди воля Божия! якоже Господеви изволися, тако и бысть во благо нам. Сие благо в разных лицах разно сознается и чувствуется. Иной сознает: это благость Божия на покаяние меня ведет;  другой чувствует: грех ради моих посла мне это Господь, чтобы очистить меня от них, несу епитимию Божию: третьему приходит на мысль: испытывает меня Господь, искренно ли я служу Ему. Со стороны смотрящие на подвергающегося скорбям могут и четвертое подумать: это ему – да явятся дела Божии на нем. Но такое решение может иметь место не иначе как по окончании прискорбностей, и именно при явной помощи Божией. В душе же скорбящего уместны только три первые чувства. И они все такого свойства и силы, что какое бы из них ни взошло на сердце, всякое сильно утешить поднимающуюся бурю скорби и водворить в сердце мирное благодушие.

И вот тебе общее средство к умиротворению сердца, когда прискорбности покушаются возмутить его: восставив в возможной силе веру в благое Провидение о тебе Божие и оживив в душе богопреданную покорность воле Божией, наводи на сердце сказанные выше помышления  и понудь его почувствовать, что настоящею скорбною или испытывает тебя Господь, или очистительную епитимию на тебя налагает, или подвигает на покаяние, или вообще или частно о каком-нибудь забытом деле неисправном. Как только сердце восчувствует что-либо из сего, скорбь тотчас утихнет, и даст ему возможность вслед за сим восприять в себя и другие два чувства; все же вместе они скорее водворят в тебе такой мир и благодушие, что ты не возможешь не взывать: буди имя Господне благословенно во веки! Что масло на волны моря, то сии чувства на скорбное сердце: улегаются волны и бывает тишина великая.

Так умиротворяется сердце, когда оно встревожилось в какой бы то ни было степени. Но если ты долгим над собой трудом и духовными подвигами так внедришь в сердце сказанные чувства, что они будут преисполнять его неотходно; то никакая скорбь не потревожит тебя; потому что такое настроение будет для тебя действеннейшим предохранительным средством против того. Не то, чтоб чувства скорбные уж и не подступали; они будут подступать, но тотчас же и отступать, как волны морские от крепкого утеса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Когда бываешь уранен, впав в какое-либо прегрешение по немощи своей или по худонравию своему (имеются грехи простительные: недолжное слово сорвалось, рассердиться пришлось, мысль худая промелькнула, желание недолжное понималось и подобное), не малодушествуй и не мятись попусту без толку. Первое, что нужно, не останавливайся на себе, не говори: как я такой потерпел это и допустил?! Это вопль гордостного самомнения. Смирись, напротив, и воззрев ко Господу, скажи и восчувствуй: «Чего другого и ожидать было от меня, Господи, столь немощного и худонравного». И тут же возблагодари Его, что на этом только остановилось дело, исповедуя: «Если б не Твоя безмерная благость, Господи, не остановился бы я на этом, а всеконечно впал бы еще в худшее что». Однако же, сознаваясь так и таким себя чувствуя, поопасись допустить беспечную и поблажливую мысль, что поелику ты таков, то будто право некое имеешь делать что-либо неподобающее. Нет: несмотря на то, что ты немощен и худонравен, все неподобающее, делаемое тобой, вменяется тебе в вину. Ибо все, происходящее от тебя, произволением одаренного, произволению твоему принадлежит, и как доброе бывает тебе в одобрение, так и худое в охуждение.  Потому, сознав себя худым вообще, сознай вместе и виновным в том худе, в которое впал в настоящий час. Осуди себя и укори, и притом себя одного, не озираясь по сторонам, ища, на кого бы свалить вину свою. Ни люди окружающие, ни стечение обстоятельств не виноваты в грехе твоем. Виновато одно злое произволение твое. Себя и укоряй.

Однако же не будь похож и на тех, которые говорят: «Да, я это сделал, и что ж такое?» Нет, после содеяния и самоукорения, поставив себя пред лицом неумытной правды Божией, поспеши возгреть и покаянные чувства: сокрушение и блезнование о грехе не столько по причине унижения себя грехом, сколько по причине  оскорбления им Бога, столько милостей тебе лично явившего: в призвании тебя к покаянию, в отпущении прежних грехов, в допущении ко благодати таинств, в хранении тебя на добром пути и руководстве по нему.

Чем глубже сокрушение, тем лучше. Но как бы ни было сильно искушение, и тени не допускай нечаяния помилования. Помилование уже совсем готово, и рукописание всех грехов разодрано на кресте. Ожидается только раскаяние и сокрушение каждого, чтоб и ему присвоить силу крестного заглаждения грехов всего мира. С сим упованием пади ниц душою и телом и вопи: помилуй мя, Боже, по велицей  милости Твоей, - и не переставай вопить, пока не восчувствуешь себя виновным-милуемым, так чтоб вина и милование слились в одно чувство.

Эта благодать нисходит наконец на всякого кающегося. Но ему сопутствовать должна решимость, обетом скрепленная, не поблажать себе потом, а строго блюсти и охранять себя от всяких падений, не только больших, но и малых, с присовокуплением  усердной молитвы о благодатной к тому помощи. После столь близкого опыта неблагонадежности своих сил и усилий, сами собой пойдут из сердца воздыхания: сердце чисто созижди во мне Боже, и дух прав обнови во утробе моей. И Дух Твой благий да наставит меня на землю праву.

Все это – самоосуждение, сокрушение, уповательную молитву о помиловании, воодушевительное решение блюстись впредь и молитву о благодатной к тому помощи, - должно тебе проходить внутри всякий раз, как погрешишь оком, слухом, языком, мыслию, чувством; и на мгновение одно не оставляй в сердце греха неисповеданным Господу и не очищенным пред Ним сердечным покаянием. Опять падешь – и опять то же сделай, и хотя бы тебе многократно пришлось погрешить, столько же раз и очищай себя пред Господом. Вечером же, если есть возможность, перескажи все духовному отцу своему, а когда нельзя в тот же вечер, перескажи при случае. Такое исповедание, или откровение, всего духовному отцу есть самое благотворное действие в деле нашей духовной брани.

Ничто так не поражает врага душегубца, и не разоряет козни его, как такой образ действования. Почему он всячески усиливается препятствовать ему и внутренне, и внешне: внутренне – мыслями и чувствами, а внешне: напущением разных встреч и случайностей. Какие именно это препоны, сам увидишь, когда возьмешься за дело. Об одном только помяну: враг усиленно старается внушить: не тотчас, как замечено прегрешение, приступать к делу внутреннего себя от него очищения, а подождать немножко, не день и не час, а немножко. Но только согласись на это, он подставит другой грех, после греха языком грех оком и еще каким чувством, а этого греха очищение поневоле уже отложишь, потому что надо прежде очистить предыдущий. И пойдет таким образом отлагание на целый день, и грех за грехом наполнит душу. Вечером, до которого обычно откладывается дело покаянного себя очищения, ничего не видно в душе определенного – там шум, и смятение и мрак, от множества допущенных падений. Душа похожа на очи, пылью набитые, или на воду, помутнившуюся от множества нападшего туда сора. Как ничего не видно, то дело покаяния совсем оставляется; но вместе с тем и душа оставляется мутной и смятенной. От этого молитва вечерняя бывает неисправна, а далее и сны не хороши. Так никогда ни на одно мгновение не отлагай внутреннего очищения, как только осознаешь за собой что неисправное.