Красная земля Испании - Юлиан Семенов

Критика ругала Хэма за роман. Критики утверждали, что он исписался, что он потерял самого себя. Мне очень хочется верить, что Старику не было больно из-за этих подонков. Ему всякое приходилось слышать в свой адрес, - чего не накричат бойкие журналисты и журналистки! Многие не понимают "Восьми с половиной" Феллини и из-за этого так зло раскладывают гениальную киноисповедь итальянца. (И я был высоко горд, когда именно моя Родина на нашем кинофестивале присудила этому фильму высшую награду.) Можно считаться талантливым - куда труднее талантливым быть. Критика тогда не смогла подняться до Хэма. Чтобы подняться до его романов, можно и не быть талантливым, но обязательно надо пережить такую же последнюю любовь, и ночь в "Гритти" за бутылкой вина, и холодный ветер, который задувал под одеяло на гондоле, и последние слезы итальянки, которая дала себе ученическое твердое слово никогда не плакать... Пусть не Италия - пусть костер в архангельском лесу, за Холмогорами, в весенний рассвет, когда уже разлетелся тетеревиный ток, и ты в шалаше на берегу Двины, а над тобой высоко-высоко тянет казара, или Ирак, берег Персидского залива, ночь, и пьяные матросы бьют женщину с растрепанными черными волосами, похожую на венецианку... Или... Это у каждого должно быть свое "или", А если их не было и человек не может себе представить, как это бывает, или он не хочет поверить Старику, что именно так и бывает, - тогда пусть ругает его роман: это не больно и даже не обидно.

Наверное, когда он писал этот свой роман, это свое точно увиденное п р о в и д е н и е, ему было мучительно радостно и так же больно. Хэм не думал о полковнике, когда писал роман, потому что он списывал его с того человека, которого слишком хорошо знал. Зато он с такой поразительной нежностью выписал итальянку, и получилось чудо: она высветила собой Кантуэлла. Можно понять писательскую технологию Хэма - только потому, что в его творчестве ее не было вовсе. Он писал из самого себя, мучительно честно, до самой последней степени честности, и поэтому какие бы точные "натуралистические" подробности он ни писал - они звучат как музыка Моцарта, они, эти так называемые "натуралистические подробности", невозможно чисты у него.

Старик в этом романе описывает день, вечер, ночь, рассвет, раннее утро, утро, день и ночь - последнюю ночь полковника Кантуэлла. А мы сопереживаем жизням и судьбам - это умеют делать с нами только гении.

Хемингуэй никогда не "темнил" - ни в жизни, ни в творчестве. Он всегда был писателем одной темы - темы человека доброго, открытого, нежного, сурового. Он всегда исповедовал религию антифашизма, он был последователен в своей ненависти к нацистам и к войне. Он никогда не декларировал этого - ни в интервью, ни с трибун. Он просто таким был.

Я, право, не знаю, каким бы был сейчас мир наших представлений, не живи на земле этот добрый бородатый Солдат.

Мир стал беднее, когда он ушел от нас сам. Но мир стал богаче, и щедрей, и мужественнее, потому что он - антифашист, солдат, Папа - жил в нем, в этом нашем маленьком и огромном мире...

Я подумал обо всем этом, когда ехал от Луиса Мигеля Домингина на встречу с одним из тех нацистов, который воевал с Кантуэллом, и с Хемингуэем, и с моим отцом, и с его друзьями - Константином Лесиным, Иваном Кузьменко, Алексеем Великоречным, и которого мы отлупили, но который еще жив и с которым поэтому надо продолжать драку...

* * *

Осенью, когда туристский сезон сходит на убыль и по дорогам Андалузии уже не мчатся, перегоняя друг друга, звероподобные машины, а уютно дребезжат старенькие, причудливо раскрашенные автобусы, набитые крестьянами, Андалузия красива особой, первозданной красно-зеленой, протяжной красотой. Выгоревшая земля, которая прекрасна своим глубинным, могучим красным цветом: темно-голубое небо; бело-зеленые, вспененные реки и - тишина. Она особенно ощутима, когда поют птицы. Их не видно, но все время слышен их диковинный, то близкий, то далекий, доверчивый и нежный посвист. Будет пустая дорога и безлюдье, но вдруг, когда бурая дорога поднимется на бугор, а потом рухнет вниз, вы можете увидеть окруженное пальмами мавританское поместье, или хижину пастуха, или коттедж-модерн, окруженный голубыми бассейнами, или разваливающийся крестьянский дом, или охотничью виллу, сложенную нарочито грубо.

Я ехал по такой прекрасной, осенней, тихой и странной Андалузии, ехал под вечер, "заголосовав" грузовик возле харчевни. Солнце уже садилось, и небо из темно-голубого сделалось сиреневым. Мы поднялись на один из бесчисленных холмов, и шофер, показав рукой на красивые башни замка, построенного в мавританском стиле, сказал:

- Финка "Мертинка".

Я сразу не поверил, переспросил:

- А кто хозяин? Сеньор Рейна?

- Да, - ответил шофер, - сеньор Рейна. Очень хороший человек, простой и веселый сеньор...

Я долго охотился за этим человеком. Кто же такой этот добрый и простой сеньор? Кто же такой этот Леон Хосе де Рамирес Рейна?

Его подлинная фамилия Дегрель, должность - гаулейтер Бельгии, звание командир "валлонского легиона СС", который огнем и мечом прошел по Советскому Союзу. Он - кавалер железного и рыцарского креста с дубовыми листьями.

О себе он писал так: "Не многие немцы пользовались таким уважением и вниманием фюрера, как я, командир иностранной дивизии СС". Он писал об этом не в те дни, когда Гитлер кликушествовал в Берлине. Он писал об этом в 1969 году в газете фалангистских профсоюзов "Пуэбло" - в своих мемуарах, названных "простенько, но со вкусом": "Воспоминания фашиста".

Когда бельгийским правительством был заявлен протест против опубликования этих возмутительных мемуаров, Дегрель в интервью другой мадридской газете заявил: "Я еще напишу тридцать книг, и все они будут посвящены Гитлеру".

В последний день войны Дегрель бежал в Норвегию на минном тральщике. На военном аэродроме в Осло стоял немецкий двухмоторный "хейнкель". Дегрель приказал пилоту запускать моторы. Пилот колебался: уже был заключен мир, а на фюзеляже его машины была свастика. Дегрель закричал, вытаскивая из кобуры парабеллум:

- Немедленно заводите мотор, курс - Испания!

Горючее в самолете кончилось в ту минуту, когда показался испанский берег. Самолет упал в воду неподалеку от Сан-Себастьяна. Солдаты испанской береговой охраны подобрали двух тонувших людей.

В Мадриде Дегрель занялся бизнесом - он купил строительную компанию и получил подряд на сооружение стратегической базы американской авиации в Торрехоне. Он тогда не афишировал себя. Но когда легализовался Скорцени, а фон Тадден стал набирать силу в Мюнхене, когда в Бельгии бывший соратник Дегреля, эсэсовец Дебро, выступил с нацистским манифестом, когда новоявленный итальянский дуче Альмиранте воссоздал "Итальянское социальное движение", продолжающее заветы Муссолини, Дегрель, обнаглев, созвал журналистов и предстал перед кинокамерами. Он начал выступать с воспоминаниями, давать интервью, утверждая, что лишь случайно Гитлер не победил во второй мировой войне. Он заявлял, что если бы Гитлер высадил десант во Владивостоке, тогда ударные германские клинья могли бы пробить коридор через Сибирь и великий рейх утвердил бы себя от Ламанша до берегов Тихого океана.

У Дегреля было несколько особняков, разбросанных по всей Испании, сказочной красоты финка "Мертинка", великолепное поместье в Мадриде, на Пасео де лос Хесуитас; он устроил нацистский шабаш во время бракосочетания своей дочери Марии Христины с испанским бизнесменом, когда рядом с ним, окруженный телохранителями, стоял Отто Скорцени, а почетными гостями были зять Франко, бывший министр Серано Суяьер, мэр Мадрида Карлос Ариас и председатель верховной судебной палаты Франсиско Руис Прадо.

Однако новая ситуация - в первую голову экономическая - вынудила официальный Мадрид принять меры против Дегреля, когда тот "доигрался". Это случилось, по мнению моих испанских друзей, лишь потому, что бельгийский министр иностранных дел Армель в беседах со своим тогдашним испанским коллегой Лолесом Браво довольно часто возвращался к теме Дегреля. (Сейчас Армель стал председателем Совета министров Европейского экономического сообщества, куда Испания так мечтает войти. Лишь когда экономическая конъюнктура Испании зашаталась, а бельгийцы в этой организации "общего рынка" играют весьма заметную роль, лишь тогда Дегрель вынужден был скрыться. Считают, что он скрывается в Испании, и убеждены, что власти знают, где он находится, защищая его от досужих газетчиков.)

...Я попросил шофера подъехать к воротам "Мертинки". Старый служитель, внимательно оглядев меня, на мой вопрос ответил:

- Я не понимаю по-английски.

Тогда я спросил его по-немецки:

- Сеньор Рейна дома?

Служитель чуть усмехнулся:

- Если вы так хорошо говорите по-немецки, вам лучше знать, где сейчас следует искать сеньора Рамиреса Рейна.

С этим он повернулся, вошел во двор и осторожно закрыл за собой тяжелые ворота.