Полуденная буря - Владислав Русанов

— Ну, уел, уел, — примирительно пробормотал вожак. — Когда б не трейги, победили бы остроухие у Кровавой Лощины? К этому ведешь?

— Да нет. С чего бы. Вместе бились. Я к тому веду, что наш король вперед в бою не лезет, грудь под бельты да под дротики не подставляет. Коннетабль на то поставлен, чтоб войска в бой вести. А король на войне тоже не последний человек. И обоз, и тыл на нем… А случись так, что коннетабля порешат, — король может сам командовать, пока нового не назначит. Вот и выгода.

— Ото ж ваш король накомандовал, — съехидничал Крыжак. — В телеге на сене.

— Пускай и на сене, да петельщикам его у остроухих отбивать не пришлось.

— Во! И петельщиков вспомнил, не к ночи будь помянуты. Ты их сильно любишь?

— Не за что мне их любить, — нахмурился трейг, — только я честно вам говорил — сам в петельщиках состоял. Недолго.

— Да помню-помню. — Бессон еще раз пристально вгляделся в притулившиеся в низинке под холмом домики. — При случае замолвишь словечко за меня перед Валланом.

— Вот этим клинком, — Живолом прикоснулся к торчащей над правым плечом рукоятке полутораручного меча, — я с ним говорить буду. Так что на словечко не рассчитывай.

Крыжак захохотал. Улыбнулся и Бессон.

— Что ты там еще углядел? — умерил его веселье Живолом.

— А что мне глядеть? Я так думаю: в деревне засады нет.

— Согласен. Негде там отряд спрятать.

— Не, ну десяток по овинам рассовать можно, — снова затеребил бороду Крыжак.

— Десятка я не боюсь. — Бессон снова стал серьезен. — Пущай сунутся — так перья и полетят. Большого отряда не спрячешь.

— Верно, — поддержал трейг. — Если кто и удумает на нас ударить, то на броде.

Он показал пальцем туда, где тракт, обогнув поселение, сбегал по пологому берегу и нырял в реку. Мостов в этих краях не наводили — накладно поддерживать в исправном состоянии. Всё больше бродами пользовались.

На противоположном берегу дорога уходила под полог леса. Между опушкой и водой — не больше половины выстрела из доброго лука.

— Толковый командир, — продолжил Живолом, — сделает засаду в лесу. Сразу за бродом. Когда мы растянемся — кто в воде еще, кто уже на берегу — ударит. Сперва из луков, а потом конницей. Сбросит назад в реку и разделает, как цыплят.

— Из луков, потом конницей, — повторил веселин. — Ты никак армии целой ждешь по свою душу?

— А кто его знает? Только я, если бы хотел шайку изничтожить, так бы поступил.

Бессон тряхнул слегка поседелым чубом:

— А ведь прав ты, закусай тебя стрыгай! Вот за то ты и дорог мне. Дороже казны остроушьего короля.

— Эохо Бекх его зовут.

— Да хоть Козел, Козлов сын — мне всё едино! В лесу ждать будут? А вот хрена им лысого!

— Да погоди ты. Я ж так, разговор поддержать, сказал. Может, и нет там никого, и не предупреждал деревню никто.

— Ага, не предупреждал! А что затихарились-то так?

— А может, у них понос кровавый разгулялся? — встрял Крыжак. — И сидят по кустам, выглянуть некогда.

— Тьфу на тебя! «Понос»! Молчал бы уж да за конями следил.

— А у меня что, Бессон, кони неухоженные?

— Да ладно, — отмахнулся вожак. — Ухоженные.

— Нет, ты уж погляди! Бока лоснятся, гривы-хвосты по волоску разобраны! И это в походе, не на зимнике!

— Добрые у тебя кони, — успокоил веселина Живолом. — Не кипятись. Кто ж спорит? Сам следишь и другим спуску не даешь.

— А то!

— Только у моего подкова на левой передней разболталась.

— Ну, я ж тебе не коваль! Какой ублюдок, козлом целованный, придумал в лесу коней ковать! Кому оно надо!

— Так из-под петельщика конь, — напомнил Бессон.

— Во, петельщики! Волки б их маму нюхали! У них разве ж понятия про коней?

— Да ладно тебе, — попытался утихомирить Крыжака Живолом. — Я так, к слову сказал.

— А вот не надо мне про коней к слову говорить! Видишь кузню?

— Ну, вижу.

— Войдем в деревню, перво-наперво дуй туда. Кузнец твоему горю поможет.

— Вот и я, братки, думаю, — прервал Бессон, — не пора нам, часом, в деревню-то? А то простоим тут на эгиле, как три дуба на распутье, до вечера.

— И правда, пора, — легко согласился трейг. — только ты Гуляйку пошли сперва на разведку. А то вы одно тут напридумывали, а они сотню дружинников в сене зароют. Будет как в песенке: а мы не ждали вас, а вы приперлися.

Крыжак даже крякнул. Как-то так получилось, что последних дней жнивца жизненно важные вопросы тактики и стратегии решал в ватаге не Бессон, а молодой, отбитый у петельщиков, трейг. И никто, включая вожака, не возражал. Даже наоборот. Удача, девка ветренная и вся себе на уме, теперь так и липла к лесным злодцам. Гуляйка, широкоплечий лупоглазый парень с мягкой, чуть тронутой рыжинкой бородой, выслушал распоряжения вожака и лихо поднял буланого в галоп. Стремительно пронесшись по тракту, он ворвался на тесную площадь — не площадь, пустырь перед харчевней. Осадил коня, да так, что тот аж заржал, приседая на задние ноги.

— От выпендрежник! — улыбнулся Бессон. — А как в седле сидит. А, трейг? Вашим такое не снилось, верно?

Живолом пожал плечами, наблюдая за притихшими домишками:

— Мало ты наших видел.

Буланый с Гуляйкой на хребте приплясывающим шагом, бочком подвинулся к трактиру. Лесной молодец грянул кулаком в ставень.

— Если засада есть, то сейчас обнаружат себя, — пробормотал трейг. — Или не обнаружат совсем.

— То есть как? — не понял Бессон.

— Пока нас резать не начнут, — пояснил Живолом.

— А! Оно верно. Оно так.

Гуляйка тем временем что-то прокричал. Ветер сносил слова…

— Грозится петуха подпустить, — почесал шею Крыжак.

Угроза сразу возымела действие. На пороге трактира возникла коренастая фигура в расшитом переднике. Надо думать, хозяин. Торопливо поклонившись, трактирщик попытался вновь юркнуть в темную утробу постройки, но лупоглазый веселин ловко оттеснил его пританцовывающим скакуном, склонился с седла, о чем-то спрашивая.

Поселянин энергично закивал. Потом замахал руками, показывая то направо в сторону холма, где стояли разбойники, то на брод и высящуюся за ним зеленую громаду леса.

— Толкует что-то, — продолжал пояснять Крыжак. Будто в его словах кто-то нуждался.

Бессон с Живоломом даже не обратили на него внимания, пристально наблюдая за разведчиком.

А Гуляйка, отпустив трактирщика, привстал в стременах и вовсю замахал сдернутой с головы шапкой.

— Чисто. Поехали, — облегченно вздохнул Бессон.

— Поехали! — Крыжак развернулся к толпящимся у подножия холма вокруг четырех груженых подвод всадникам.

Уже въехав в деревню, Живолом понял, что обманулся первоначальной тишиной. Поселение не покинуто. Просто жители здорово кем-то напуганы и так попрятались, что впору с собаками искать. К слову сказать, собаки у поселян тоже оказались ученые. И не добром и ласкою, а горьким опытом. Издали на всадников не брехали, не рисовались на видном месте. Только рычали настороженно из-за плетней. Еще бы! Край пограничный. Войны всего с десяток лет как утихли. А мелких стычек и по сей день в избытке. Ни солдаты-наемники, ни бродяги-разбойники псов не жаловали. На клацающие у стремени или конских бабок зубы реагировали схоже — стрелой или арбалетным бельтом в бок. Потому и выучились собаки без нужды нa глаза всяким-разным находникам не лезть. Хоть и тварь лохматая и о четырех ногах, а понятия не меньшe, чем у иного двуногого. А может, и больше. Но жизнь в деревушке со странным названием Щучий Плес была. Опытный слух лесного молодца различал то здесь, то там квохтанье запертых кур. Глухо и сдавленно промычала корова. Добро еще, что мешок буренке на морду не натянули трусоватые землеробы. Кое-где в щели неплотно притворенного ставня мелькал любопытный детский глаз или настороженный женский.

Жизнь была. Но тщательно скрывала свое присутствие.

Разбойники спешились у трактирной вывески — три длинные полосатые рыбины приоткрыли зубастые пасти. Телеги составили тут же. Рядком, не распрягая коней.

— Где этот байбак жирный? — Бессон кивком указал на дверь харчевни. — Тащи его сюда. Разговор есть.

Гуляйка нырнул во чрево трактира и вернулся почти в сей же момент. Видать, затравленно озирающийся хозяин уже не прятался, а подслушивал под дверью. «Жирный байбак» оказался на деле мосластым мужичком средних лет со сломанным носом и глубокими залысинами на вспотевшем черепе. Он подобострастно кланялся, но глядел исподлобья без малейшего намека на смирение. Бывший солдат? Или выслужившийся баронский дружинник…

— Собирай народ, — скомандовал Бессон поселянину. — Говорить буду.

Веселины тем временем потянулись к колодезному «журавлю» — поить лошадей.

— Тебя как кличут? — Живолом придержал трактирщика за рукав.

— Сденом. Сденом Кривоносом.

Сломанный в двух местах угреватый нос красноречиво подтверждал правильность прозвища.