Мне тебя обещали - Эльчин Сафарли

Мы соединяем свой маленький мир с большим миром, чтобы не запутаться в себе — сильное вытягивает слабое, закон природы. И врет тот, кто говорит, что ничего не ждет от большего мира. Мы живем ради того, чтобы почувствовать жизнь, которая не ограничивается одним тобой. Все к чему-то тянется: невозможно найти счастье в себе, не попробовав его в объятиях хотя бы одного человека.

Я закрываю глаза, спускаюсь в свой темный колодец со всеми предосторожностями, как опытный дайвер. Это не желание пощекотать психику созерцанием отвратительных монстров. Я хочу увидеть настоящего себя. Послушать себя. Мощнейшие информационные волны большого мира, дымовая завеса горящих, как торфяники, выпусков новостей, цепляющиеся одно за другое слова, несущиеся с вездесущих экранов и неугомонных трубок, почти разрушили канал. Почти не слышно голоса изнутри, который называют интуицией, шестым чувством. В результате — душевное похмелье после интоксикации любовью, разрушенное самолюбие, отсутствие веры и блуждание по лабиринту сомнений.

Когда не слышишь голоса изнутри? Когда каждый вечер вертишь в руке мобильник и борешься с порывом позвонить особенному человеку, а в итоге бросаешь трубку на диван. Когда хочешь спасать только для того, чтобы спастись самому. Когда вкалываешь шесть дней в неделю, по вечерам бегаешь на курсы английского, живешь перспективой карьеры со словами «так спокойнее» и плюешь на ту любовь, что копится в груди. А ее непременно надо отдавать, оно для этого и образуется, кто-то вокруг в ней нуждается.

Я не умничаю сейчас, вокруг моей физиономии не светится нимб самоуверенного просветителя. Сам жил так немало времени. За одним осознанием человека как минимум два разочарования. Я произношу вслух эти слова — вдруг они пригодятся тому, кому может повезти обойтись без боли. Для этого не нужно рождаться счастливым: мы наблюдаем за происходящим вокруг, сожалеем или сопереживаем, но при этом предпочитаем учиться исключительно на собственных ошибках. Не из-за различия ситуаций и стартовых данных. Нам всего-навсего лень задумываться о том, что еще не коснулось нас. Легче переключить канал, перевернуть страницу, надеть темные очки, заполнить уши музыкой. Вполне распространенная практика в рамках большого города.

Только бы не потерять себя в накрывающей волне. Я, с трудом вернув настоящее, теперь опасаюсь этого не меньше, чем навсегда закрытых глаз.

Сижу на краю могилы. Вокруг абсолютная тишина раннего утра, солнце пока не поднялось высоко, поэтому не жарко и почти хорошо. Город подо мной еще подернут зыбким туманом, и я говорю ему огромное спасибо — придержал столбики термометров, не позволив им взбеситься до плюс сорок. Город смотрит на меня мутным печальным взглядом, будто хочет ответить: «Я на многое готов ради вашего счастья, только, пожалуйста, одинаково цените все проявления погоды».

Старое кладбище расположено недалеко от центра. Оно на такой высоте, что еще чуть-чуть — и облака останутся белой пенкой на моих волосах. Я прихожу сюда к дедушке. Он, быть может, единственный человек из моей семьи, которого мне недостает. Его советов, в юности казавшихся назойливыми нравоучениями. Его похлопываний по плечу, вселявших уверенность. Его терпимости и мудрости, которой я так и не смог научиться. Хотя мудрости не учишься у других, к ней приходишь сам, вставая на ноги после каждого нового удара судьбы.

Я сижу здесь, на влажной траве, скрестив потурецки ноги. Улитки, привыкнув к моему присутствию, продолжают путь от земли к ограде. Божья коровка замирает на кончике травинки, встряхивает крылышками и вот-вот умчится в неизвестную даль. Я мысленно пересказываю дедушке все, что вижу, и в памяти всплывают его слова, сказанные давным-давно, когда жизнь казалась мне удивительным приключением, наиприятнейшим походом навстречу счастью.

— Во всем есть две стороны. Та и эта. И они совсем разные. С возрастом граница между добром и злом не должна размываться. Наоборот. Чем быстрее ты научишься определять эту границу во всем, тем быстрее расстанешься с юношескими метаниями. А из-за них можно спутать верный, пусть и длинный, путь с коротким, но ошибочным. Научись ждать, научить выбирать, ко всему относиться индивидуально.

Дедушка был мне настоящим учителем жизни. Он не был ученым, не владел знанием теорий, правил. Его вел опыт. Опыту тоже не учатся, но им делятся — с теми, кого хочешь уберечь от падений, от которых не каждый в силах оправиться. Теперь ты предупрежден, теперь ты знаешь, как бывает у близкого человека, он смог, возродился, значит, и ты должен. Не всем дается одинаковое количество сил, но всем дается шанс на возрождение — его суть не в кулаках, а в осознании.

— Сынок, запомни, мужчина не должен заставлять женщину жить в неопределенности. Тогда любовь точно сменится ненавистью, рано или поздно. Они умеют любить даже в ожидании. Это мы, мужики, стоит женщине ненадолго отлучиться, начинаем в уме или в открытую искать ей замену. Если ты знаешь, что не вернешься, лучше скажи правду. Она заплачет, но примет. Только не пренебрегай ею. Вот этого женщины точно не заслужили.

Дедушка любил беседовать со мной во время каких-то долгих, обязательных ритуалов. За чисткой и полировкой трубки, например. Запах спирта, табачной пыли и звуки пустой древесины. Я слушал его вполуха, больше наблюдая за тем, как он аккуратно вывинчивал мундштук, вычищал из него налет ершиком, затем продувал трубку. Последним аккордом являлось натирание всей трубки до блеска салфеткой. Бабушка, пользуясь моментом, кормила меня, худющего и капризного, сырными биточками, поила молоком, пока я был весь сосредоточен на дедушке и на его манипуляциях.

Теперь это все далекое прошлое. Но в нем так много мудрых слов, оживающих по мере необходимости. Словно дедушка все еще со мной. Вовремя озвучивает именно то, что мне так нужно услышать. Сигналы из другого времени, параллельной реальности, данной нам на долгую память во всех ощущениях.

Письма из другого измерения — мысли, делающие ночи моей жизни светлее. Читаю эти строки, тоскую, но настроение все равно улучшается. Я понимаю, что вопреки всему стоит верить людям, когда на моем небе есть такое солнце. Его свет попадает и на то большинство, на которое часто раздражаюсь и порываюсь навечно заблокировать. А прочитаю, послушаю — улыбаюсь, и все не кажется больше таким удручающим. Водопад!

Она не пишет мне слов поддержки, не рассказывает исключительно о веселом, не спрашивает «как твое настроение?». Она рядом, вне зависимости от местонахождения. Ощущаю ее присутствие, хоть между нами наши невысказанные проблемы, переживания и, наконец, банальные километры.

Ее слова заставляют меня задуматься о том, на что я не привык обращать внимание. Водопад тоже признается, что в моих мыслях она находит парадоксы, позволяющие взглянуть с иной стороны на привычное. В дружбе мы отдаем друг другу частички себя, не задумываясь для чего, за что. Должно же быть то, что не требует взаимности.

«Погода, эсэмэски тебе не уходят — принципиально, видимо. Поэтому решила написать электронной почтой... Сидела сегодня в кафе над морем в старом городе, в двух часах езды от нас, в нем жили когда-то греки. Пила кофе, ощущала ветер кожей и спросила себя: есть ли что-нибудь лучше этих ощущений? И надумала много чего лучше! Удовольствие это я растянула на целый час, пока ветер не стал горячим. Незабываемое чувство ускользающего мгновения. Вот это — настоящая легкость бытия. Завтра возвращаюсь в большой город. Ближе к тебе. Там, помимо того что жарко, еще и нет сочного инжира для меня! Зато есть ты».

Я читаю и улыбаюсь. Моя родная, моя большая надежда. Она разная, чаще печальная. Однако печаль делает ее еще прекрасней. Водопад не ждет от меня ответов, героических поступков и красивых слов. Уверен в чистоте ее порывов — и это так согревает, наполняет верой в то, что вокруг много этой чистоты, просто мы не сразу ее замечаем. Не все люди открываются, отдавая. Кто-то подпускает к себе только после трех шагов навстречу. Я соскучился. «Приезжай же, наконец!» — прошу мысленно. Следующее письмо так похоже на мое собственное, если бы оно было написано:

«Ехала сегодня в машине с Л. по делам, поймала себя на мысли, что внутри пусто. Самое странное, что мне нравится эта пустота. Она означает, что меня не беспокоит то, что еще недавно отзывалось болью. Это хорошо. Пустота стала частью моего счастья, что ли. Моей уравновешенности, которой у меня почти никогда не было. Только вот внешне это мое «хорошо» чаще выражается молчанием, нежеланием говорить, что похоже со стороны на недружелюбие. Поэтому приходится вести себя иначе, улыбаться как могу, шутить, по возможности не язвительно. И чувствовать себя из-за этого какой-то пересиленной. Но это пустяк на фоне внутренней чистоты, освобождения при жизни... Поняла сегодня: мне достаточно, чтобы у меня были книги, сигареты, кофе и уединение. Так мало необходимо. Я или выросла, или старею. Одно что-то... Обнимаю. На днях заеду к тебе».