Девятый вал I: шторм судеб - Александр Спиридонов

находится наша бухта. В поисках ее в наших морях они уязвимы и здесь проиграют. Когда они найдут нас, вот это уже будет интереснее. Не берусь столь смело, как ты, говорить об их победе. Их флот силен, но… скажем так, затоплено будет много кораблей, а людей умрет еще больше. Кто победит? — Ласкелар сделал небольшую паузу. — Хм, 50 на 50. — Легче обезглавить армаду, а далее разбирать ее по частям. Если моя теория верна, то они ее обезглавили, а дальше начнут делить и уничтожать.

— Сколько живу, никогда не видел, чтобы Элеонор так нагло вмешивался в наши края.

— Возможно, их вины в произошедшем нет, и я все-таки что-то упускаю, тем не менее, направлю группу в Элеонор и лично ее возглавлю.

— Лично?! — глаза Иезикиля расширились до размера монеты от того, что произнес стоящий напротив глава тайной службы. — Ласкелар, Мелеха нет, Рамос тяжело ранен, и непонятно, выкарабкается ли. Ты в отъезде. Кто будет руководить армадой? Сарвин? Он ведь болван и знает толк только в деньгах, — не скрывая своего возмущения и страха за будущее армады, говорил Иезикиль.

— Руководить будешь ты, — спокойно глядя на тихую морскую пелену, ответил Ласкелар. — На самом деле, я бы хотел, чтобы вы сделали следующее. Отправляйтесь на Малат: там безопасно, учитывая всеобщее отсутствие информации о нашем доме. Вы будете находиться там, пока я не вернусь или не пришлю письмо с дальнейшими указаниями. Провизии хватит на несколько месяцев, только если, принимая во внимание прожорливость наших ребят, вы не потратите все за пару недель, а так оно и будет. Совершайте вылазки без флага Армады на небольших кораблях. Официально, пока я веду расследование, Армада должна исчезнуть из моря, ибо нельзя расчленить то, что ты не можешь найти.

Иезикиль встретил услышанные указания тяжелым вздохом, ожидая сложные времена.

— Что же касается меня, — продолжал Ласкелар. — Я отправлюсь туда, где очень давно не был, домой, в Элеонор. Я хочу лично проверить несколько теорий. Элеонор — невероятно старое государство, и там можно найти ответы на большинство обсуждаемых нами вопросов, в том числе, — Ласкелар снова сделал паузу, — самых невероятных. Тем более люди, к которым можно обратиться за помощью, у меня там все еще есть.

Часть V: История Инкрития

Кромешная тьма окутала сознание Мелеха. Всепоглощающая тишина, казавшаяся вечной, стала постепенно разбавляться неразборчивыми словами, собиравшимися в предложения. Вдруг лучик света озарил темноту, словно сверчок в холодном ночном лесу. Постепенно увеличиваясь, звуки становились все четче, пока полностью не поглотили Морского Дьявола…

— Отец! Расскажи еще!

— Хватит, Эпсилон, ты опять проспишь школу, — гася лампу в комнате сына, ответил Инкритий. — Твой школьный учитель в прошлый раз 40 минут отчитывал меня за твои опоздания: «Инкритий, Ваш сын все время разрисовывает тетрадь рисунками с океаном», «Инкритий, Ваш сын все время опаздывает», «Инкритий, для сына знаменитого картографа ваш сын очень рассеян», «Инкритий, Ваш сын только и делает, что грезит о морях и океанах», — корча рожицы, одновременно пародируя школьную учительницу, говорил Инкритий.

Прервала театральное представление низкой пробы Анна:

— Инкритий! Что ты делаешь, не высмеивай школу, образование — это важно, тебе ли не знать? Эпсилон, правда, отстает от класса, и меня это беспокоит, — сказала его жена, облокачиваясь одной руку на рядом стоящую тумбу.

— Хм, ладно, возможно, я и вправду переборщил. Все, Эпсилон, спи, и да, образование — это важно. Школа наше все, куда без нее, — с нескрываемым сарказмом проговорил Инкритий. — Хоть куда, — добавил он шепотом, перед тем как закрыть дверь. — Спокойной ночи! — после чего, оптимистично улыбаясь, полностью закрыл дверь.

Муж и жена спустились со второго этажа своего дома на веранду, где могли провести время вдвоем, глядя на тихий берег Ландау. Инкритий галантно отодвинул стул, внешне напоминающий лежак, на котором располагалась мягкое тканевое одеяло. Он проследил взглядом за походкой Анны, которая только закончила свой спуск по небольшой винтовой лестнице. Она шла несколько тяжело и буквально упала на сиденье, как только дошла до лежака.

— Что-то сегодня я устала больше обычного, — улыбаясь, сказала Анна, явно увидев обеспокоенный взгляд мужа.

— У тебя болезненный вид.

— Тебе жить надоело? — как и всякая женщина, услышав неуместное замечание, удивленно спросила супруга.

— Анна, я серьезно, что происходит? Ты сама на себя не похожа в последнее время, и меня это беспокоит.

Анна действительно выглядела иначе: голубоглазая светловолосая девушка, излучающая жизнь, в последние три месяца регулярно жаловалась на усталость, хоть и работала в домашних условиях швеей. За прошедшее время физически крепкая, молодая пассия Инкрития с трудом стала забираться по слегка возвышенной дороге, ведущей к верхнему городу, и со временем это состояние только ухудшилось. Ночи перестали быть спокойными, ибо каждую из них нарушал ужасающий кашель Анны, будто неведомое существо душит ее во сне, а после резко отпускает. В эти моменты она открывала окно спальни и несколько минут дышала ночным воздухом, доносящимся с моря. Кожа ее стала бледной, а пальцы на ногах и руках синюшными. Но, даже не смотря на эти изменения, ее природную красоту нельзя было скрыть. Острые черты лица, большие голубые глаза и густые брови делали Анну одной из самых обаятельных жительниц Ландау, в которую Инкритий был влюблен с детства. Знакомство родителей юного мечтателя Эпсилона

началось еще в младшей школе, а их любовь лишь крепла с каждым днем. Взяв Анну за руку, Инкритий сказал:

— Нужно снова обратиться к доктору Ятрею, в прошлый раз он помог — твоя слабость пропала.

— Да, ты прав, месяц назад было куда лучше, — сказала Анна, взяв со стола кусочек сыра. — Его лекарство правда очень хорошо помогло, хоть, если уж и быть до конца честной, из-за его трав из меня выходило больше жидкости, чем из рыбацких кораблей, возвращающихся с моря, — девушка рассмеялась и наконец съела кусочек сыра, терпеливо ждавшего своего часа. Инкритий молча кивнул головой и разлил по бокалам знаменитое легалирийское вино.

Волны накатывались к берегу Ландау, даря ему неповторимый звук моря, а плески воды отпугивали спящих чаек на оставленных в бухте кораблях. Свежий морской ветер заботливо накрывал портовый городок, словно мать, накрывающая сына. Город спал, и лишь звуки звонкого кашля, раздающиеся в одном из домов, тревожили его сон. Ночь вновь оказалось тяжелой. После каждого приступа Анне требовались десятки минут, чтобы наконец прийти в себя. Лишь встав с кровати, она наконец могла дышать. Открывая окна настежь, некогда светловолосая красотка старалась приглушить свой приступ, чтобы спящий Эпсилон не узнал о недуге матери. Оставшуюся ночь Инкритий и