Иду на «ты» - Игорь Подгурский

Скуратов тем временем, стараясь не стукнуть засовом, прикрыл дверь изнутри и вытащил из сейфа бутылочку «Столичной» и банку малосольных огурчиков. Разговор предстоял долгий.

– Феликс Эдмундович, вам налить? – повысил голос Малюта.

В боковой стене кабинета приоткрылась дверь, и в клубах табачного дыма показалась голова Дзержинского:

– Увольте, батенька. Дел много. Реальность в опасности. А-а, Илья Тимофеевич. Мое почтение.

Железный некогда Феликс кивнул, зашелся в кашле и скрылся в своей конурке. Дверь захлопнулась. Он долгие годы скрывался от царских сатрапов за границей и успел там пристраститься к немецкому пиву. Жестокая реальность подпольной работы.

– Сдает старик,– доверительно пожаловался Илье Малюта.– Прочитал?

– Ирод,– решительно заявил Муромец, возвращая папку.– Прибил бы своими руками.

– Успеешь,– отмахнулся Скуратов, разливая водку по граненым стаканам и подвигая один из них Илье.– Самое главное, что ему уже дважды удавалось прерывать поставки праны-маны. А с позавчерашнего дня карусель и вовсе встала. Я объявил, что идет плановая профилактика, но слухи уже поползли. И если Баранов узнает правду, он такую телегу в Главк накатает, что не только Фурманов, но и Владимиров полетит. И разгонят нас, стариков, по реальностям курировать золотых рыбок.

Они опрокинули по стаканчику, похрустели малосольными огурчиками и опять разлили.

– Короче, так,– решительно объявил Скуратов.– Ввиду неимоверной тяжести преступлений Задова ты назначаешься в ночной караул на гауптвахте. Теперь слушай дальше…

Строй дружинников оцепенел перед Владимировым, который, потрясая руками, расхаживал по песчаному плацу. Подобных разносов, как, впрочем, и подобных ЧП, в отряде не было давно…

– И вот товарищ Муромец, которого еще вчера товарищ Скуратов лично предупредил об ответственности за арестованного… Товарищ Скуратов, вы предупреждали?

Скуратов хмуро кивнул. Владимиров гневно обратился к Илье:

– Товарищ Муромец, вас предупреждали?

Необычно понурый Илья тяжко вздохнул и виновато потупился. Владимиров продолжал орать:

– А товарищ Муромец, игнорируя всю важность порученного ему дела, уснул на посту. В результате его преступного небрежения арестованный, который, между прочим, подозревался еще и в государственной измене, сбежал. Конечно, этим побегом он окончательно раскрыл свое гнусное лицо, но нам от этого не легче.

Владимиров остановился и ковырнул в песке носком сапога. Ему показалось, что на солнце блеснул серебряный полтинник, но это оказалась лишь пивная пробка, и командир разозлился еще сильнее:

– Мало того, той же ночью подлый наймит Задов беспрепятственно пересек аркаимо-лукоморскую границу и теперь фактически находится вне нашей юрисдикции. К вашему сведению, товарищ Попович за утрату бдительности оставлен мною дежурным еще на сутки. Он, кстати, Илья Тимофеевич, ваш непосредственный подчиненный?

Муромец, наклонив голову, сокрушенно молчал, всем своим печальным видом демонстрируя безмерный стыд. Владимиров, так и не дождавшись ответа, опять остановился перед строем и продолжал уже спокойнее:

– Тут некоторыми политически незрелыми товарищами в лице товарища Баранова предлагалось направить в Лукоморье карательный отряд для поиска преступника. Я, товарищ Баранов, удивляюсь вам и подобной близорукости. Нам еще не хватало настроить против себя местное население. А решение я уже принял. Во-первых, отряд объявляется на карантине, и покидать его расположение даже в пределах Аркаима запрещено. Во-вторых, сегодня после обеда кросс на пятьдесят километров. Ответственный – товарищ Баранов. В-третьих, товарищ Муромец командируется в Лукоморье сроком на сутки, чтобы найти и вернуть изменника Задова. Целым и невредимым!

Илья покорно вздохнул и вышел было из строя, но Владимиров еще не закончил:

– Можете взять в помощники пару коллег, Илья Тимофеевич. Слушаю вас по кандидатурам.

– Добрыню возьму, – почесал затылок Илья.– И Алешку, сукина сына.

Добрыня легко вышел из строя.

– Попович наказан,– напомнил командир, выковыривая из песка очередную пробку.

– Тады и вдвоем управимся.

– Разрешите мне, Дмитрий Евгеньевич? – неожиданно вякнул из строя Хохел.– У меня там связи какие-никакие, а имеются.

Пронырливый Хохел не врал. В поисках артефактов он частенько шатался по лавкам лукоморской столицы. Раритеты попадались редко, но все-таки попадались. А между делом Хохел вполне удачно толкал на местном черном рынке им же списанное имущество и излишки консервированной свинины Санкт-Петербургского завода. Тушенку эту все равно никто не ел – мяса в ней почти не было, а есть кожу, жилы и жир дружинники отказывались, предпочитая консервы из стратегических запасов двадцатилетней давности.

Владимиров удивленно поднял брови и едва заметно глянул на Скуратова. Тот так же почти незаметно пожал плечами: Хохел инициативу проявлял редко, но отказать ему в дотошности и пронырливости было невозможно. Официально числясь по административно-хозяйственной линии, в боевых операциях участие он принимал нечасто и только на вторых ролях. Однако в бою не отступал и однажды даже проявил чудеса героизма, отбив у отступающих из Москвы французов два воза ворованного сала.

– Что скажете, Илья Тимофеевич? – повернулся Владимиров к богатырю.

Тот насупился, но только махнул рукой:

– Нехай себе. Только под ногами не путайся, браток.

Хохел гордо вышел из шеренги и занял место рядом с Добрыней.

А спустя полчаса он вместе с Ильей, Добрыней и примкнувшим к ним Скуратовым уже подходил к заставе.

У шлагбаума навытяжку стоял мрачный, насупленный Попович. Стоял он при полном параде – в зеленой фуражке, надвинутой поверх легкого кожаного подшлемника, с мечом на перевязи и щитом в левой руке. На щите, расправив крылья, красовался двуглавый византийский орел. В одной лапе орла торчал букет живых реальностей, в другой – пучок расцветающих реальностей мертвых. Вид у орла был очумелый и слегка взъерошенный, а у Алеши совсем неприступный.

– Пропуск.– Алексей мрачно уставился оловянным невидящим взглядом в Хохела, который подошел к шлагбауму первым.

Хохел Остапович победоносно улыбнулся и протянул стражу границы подписанную Владимировым увольнительную.

Алексей аккуратно воткнул меч между ног Хохела и, взяв в руки бумажку, минут пять ее внимательно изучал, периодически поглядывая на Хохела. Потом с неохотой вернул и потребовал предъявить к осмотру вещи.

Остап возмутился, но, поймав доброжелательный взгляд Добрыни и равнодушный взор Ильи, подчинился и скинул с плеча свой импортный рюкзачок. Что касается Скуратова, провожавшего их до шлагбаума, то тот делал вид, что происходящее его совершенно не касается.

Алеша брезгливо попинал вещмешок ногой, но развязывать его не стал и выдвинул последнее требование:

– Страховой полис!

Хохел побледнел от злости. Страхового полиса у него не было. Страхового полиса никогда вообще ни у кого не было, но Алешу, похоже, это ничуть не смущало. Он извлек из кармана потрепанную брошюрку трехсотлетней давности и назидательно сунул ее под нос Хохелу:

– Документацию изучать надо. Было такое требование: оформлять полис. Есть полис – давай, нет – вертай обратно.

– Ну-ка, ну-ка,– заинтересовался Малюта, бережно принимая в руки и перелистывая книжечку.– Ишь ты, а ведь и верно. Лет триста назад в Лукоморье эпидемия свинки две недели гуляла, и был приказ оформлять страхование у Дурова.

– Но свинка давно кончилась,– слабо возразил Хохел.

– Зато приказ остался,– отпарировал Алеша.

– Ладно-ладно,– поднял руки Скуратов.– Товарищ Попович, под мою ответственность. Приказ завтра же отменим.

Алеша недовольно буркнул себе что-то под нос и нехотя поднял шлагбаум.

Хохел с ненавистью поглядел на Поповича, хотел было сказать ему что-то умное, но потом передумал. В конце концов, Алексей вполне мог упереться и формально остаться правым даже под чрезвычайным трибуналом: с письменными приказами в отряде не шутили. Учитывая, что в этом месяце в «тройку-чрезвычайку» входил Железный Феликс, рассчитывать на взятку в виде бутылки самогона не приходилось. К тому же Алеша находился при шлагбауме и любое нелестное замечание в свой адрес мог истолковать как словесное нападение при исполнении. А значит, с полным на то основанием и большой долей вероятности мог огреть щитом.

Поэтому Хохел только мельком, змеиным молниеносным выбросом показал Алеше язык и благополучно пошагал по песчаной косе к видневшемуся за дюнами Лукоморью.

Илья и Добрыня миновали пост беспрепятственно, чуть задержавшись, чтобы попрощаться с Малютой и пожать Леше руку.

– Поаккуратнее там,– тихо напутствовал их Скуратов, едва богатыри сделали десяток шагов. Потом Малюта и Попович молча опустили шлагбаум и зашли на заставу.