АДМИРАЛ КОЛЧАК: ПРАВДА И МИФЫ - Владимир Хандорин

Как и из Японии во Владивосток, через Сибирь Колчак ехал как частное лицо в штатской одежде. В Омск он приехал в середине октября и оттуда написал письмо генералу М.В. Алексееву на юг, где сообщал о своем решении пробираться в расположение его войск и работать под его началом (напомним, что еще до Февральской революции Алексеев был начальником штаба Верховного главнокомандующего и фактическим руководителем вооруженных сил России). Он еще не знал, что за неделю до письма Алексеев скончался (после чего во главе Добровольческой армии окончательно утвердился А.И. Деникин).

Адмирал сразу выделился на фоне провинциальных сибирских деятелей, оказавшихся вдруг министрами, генералами и командующими армиями. Известно, что основная часть политической и военной элиты России оказалась в Гражданскую войну на Юге. К тому времени Колчак был известен и как сторонник жесткого курса и военной диктатуры. Один из будущих министров его правительства И. Серебренников в своих мемуарах так передавал резонанс, произведенный в Омске появлением Колчака: «Невольно всем казалось: вот человек, за которым стоит будущее».[42]

По прибытии в Омск он первым делом, как и намеревался, установил контакты с представителями Добровольческой армии. Выяснилось, что те относятся к Директории крайне отрицательно, называя ее «повторением Керенского», что полностью соответствовало истине. По поводу же первоначального стремления Колчака на Юг генералы говорили ему: «Зачем Вы поедете – там в настоящее время есть власть Деникина, там идет своя работа, а Вам надо оставаться здесь». При этом ясно подразумевалась идея переворота.

Одним из первых в Омске с ним встретился главнокомандующий войсками Директории генерал В.Г. Болдырев (фигура случайная и малопримечательная). Услышав о намерении адмирала ехать на Юг, Болдырев тоже просил его остаться и рекомендовал своему правительству на пост военного и морского министра.

Из дневника генерала В. Болдырева тех дней:

«В общественных и военных кругах все больше и больше крепнет мысль о диктатуре. Я имею намеки с разных сторон. Теперь эта идея, вероятно, будет связана с Колчаком».

Разумеется, Болдыреву, фигуре в общем-то незначительной и случайной, трудно было конкурировать с адмиралом.

Это же подтверждает в своих воспоминаниях управляющий делами кабинета министров Г. Гинс: «Я… слышал как-то, – пишет он, – от одного офицера, что все военные были бы рады видеть вместо Директории одно лицо. И когда я спросил, есть ли такое лицо, которое пользовалось бы общим авторитетом, то он сказал: «Да, теперь есть» (выделено мной – В.Х.)».[43]

Колчака «обхаживали» и члены правительства, включая главу Директории Н.Д. Авксентьева, пожелавшего с ним встретиться. В конце концов, 4 ноября он дал согласие на предложение, исходившее уже официально от имени Директории, на пост военного и морского министра. В нем одновременно и нуждались, и его боялись; через него рассчитывали наладить отношения с англичанами (было общеизвестно, что Колчак состоит с ними в наилучших отношениях) и опасались его диктаторских наклонностей.

Итак, почти случайная остановка в Омске приняла для адмирала совсем непредвиденный оборот, а затем и радикально изменила всю дальнейшую судьбу. Здесь, в Сибири, ему будет суждено и достичь вершины славы, и окончить свою жизнь. Во всяком случае, длившаяся полтора года полоса мучительных метаний, скитаний и неприкаянности окончилась. До переворота оставалось две недели…

ВОЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ И ПРИХОД К ВЛАСТИ

Покинув железнодорожный вагон (свое первое пристанище в Омске), адмирал перебирается в город. В дальнейшем он поселился в особняке на берегу Иртыша, где и жил вплоть до эвакуации.

Омск, хотя и был уже тогда одним из крупнейших городов Сибири, но по российским меркам был достаточно провинциален и насчитывал до революции 130 тысяч жителей. (Для сравнения: в Петрограде накануне революции проживало 2 миллиона человек, в Москве – 1 миллион 600 тысяч, в Варшаве – 800 тысяч, в Одессе и Киеве – по 600 тысяч). Но, будучи важным железнодорожным узлом, к тому же расположенным в крае со значительной долей казачьего населения, сыгравшего активную роль в свержении советской власти, он притягивал многих из тех, кто бежал из европейской России на восток после Октября.

Разговоры о необходимости диктатуры становились все настойчивее по мере военных поражений Директории. С Колчаком встретился В.Н. Пепеляев, который сообщил ему, что «Национальный центр» обсуждал вопрос о нем как о кандидате в диктаторы, втором после генерала Алексеева. Колчак в принципе не возражал и дипломатично сказал о варианте принятия на себя роли диктатора как о «жертве», которую он может принести, «если будет нужно» (так записал в своем дневнике Пепеляев). Таким образом, адмирал был осведомлен о планах заговорщиков и не возражал против предлагаемой ему роли. Конечно, конкретная дата переворота могла быть ему неизвестна – но и только.

В то же время очевидно, что в подготовке переворота он лично не участвовал, – это подтверждается всеми мемуаристами. В дни, предшествовавшие этому, Колчак отбыл в поездку на фронт для личного ознакомления с положением армии и с ее командным составом. Его сопровождал английский полковник Джон Уорд. Из бесед с общественными, политическими и военными деятелями как в Омске, так и на фронте адмирал окончательно уяснил, что Директория не пользуется никаким авторитетом, особенно в армии.

Раздражение военных против Директории нарастало по мере усиления межпартийной распри в правительственном лагере. Незадолго до описываемых событий на торжественном обеде, устроенном Директорией в честь союзников, произошел скандал. Группа казачьих офицеров в нетрезвом виде потребовала от оркестра исполнения монархического гимна «Боже, царя храни». При этом чиновника министерства, не вставшего при исполнении царского гимна, обозвали «паршивым эсером».

В эти дни стало известно о победе стран Антанты над Германией и ее союзниками и окончании мировой войны. Поездка была прервана, по воспоминаниям полковника Уорда, уведомлением о необходимости срочно вернуться в Омск. Источник уведомления Уорд не называет. Надо полагать, оно исходило от заговорщиков из Ставки. На обратном пути Колчак встретился с генералом В.Г. Болдыревым. На вопрос адмирала о положении в Омске Болдырев ответил неопределенно: «Идет брожение среди казаков, в особенности говорят о каком-то перевороте, выступлении, но я этому не придаю серьезного значения».[44] Вернулся Колчак в Омск вечером 17 ноября – всего за несколько часов до переворота.