Дочь того самого Джойса - Аннабель Эббс

семья Фернандес могла бы помочь отцу! И всем нам! – Он замолчал, и я поняла, что он думает не только о деньгах Фернандесов, но и о том, как связи Эмиля в музыкальном мире могли бы способствовать его собственной карьере певца. Через минуту, показавшуюся мне часом, Джорджо заговорил снова. Вкрадчиво, медоточиво: – Может быть, еще не слишком поздно. Мы можем сказать Эмилю, что ты изменила решение.

– Я не могу выйти за Эмиля, – прошептала я.

– Но почему? – загремел Джорджо. Он начал расхаживать по спальне, со злостью впечатывая каблуки в пол. – Что. Не так. С Эмилем.

– С Эмилем все хорошо. Я просто не люблю его. – Я так сильно провела щеткой по волосам, что оцарапала голову.

– Это неслыханно! Ты забыла, через что нам пришлось пройти? Все эти годы, когда мы никогда не ели досыта, жили в грязных вонючих комнатенках, меняли одну завшивленную постель на другую? – Джорджо остановился возле табурета, где я сидела, нагнулся и заглянул мне в глаза. Его взгляд стал мягче, добрее, он как будто взывал к близости и дружбе, что так крепко связывали нас в детстве.

Мои мысли вернулись в прошлое, к тем мрачным, унылым дням, когда мама брала белье в стирку, а баббо учил, а потом писал весь день и пил всю ночь. А мы с Джорджо сидели, час за часом слушали, как скребутся мыши за стеной, и играли в домино. Если я проигрывала, то в ярости швыряла костяшки об пол, а Джорджо терпеливо собирал их, раскладывал и в следующий раз позволял мне выиграть. Где же теперь тот Джорджо?

Он наклонился еще ниже. От него сильно пахло бренди, и что-то темное и нехорошее шевельнулось в глубинах моей памяти. Я вздрогнула и отстранилась. Но он опять придвинулся ближе.

– Помнишь старые дни в Цюрихе, Лючия? Когда мать и отец отправились выпивать и оставили нас одних, как поросят в свинарнике? Помнишь, как ты чуть не упала с балкона, пока мы кричали им вслед?

От слов Джорджо картина предстала передо мной так ясно, что на секунду мне почудилось, будто мы и вправду снова в Цюрихе, в той старой квартирке. Я с силой замотала головой. Я не хотела думать о прошлом. Оно забыто. Закончено.

– Я спас тебе жизнь.

Я положила щетку и искоса взглянула на него. Зачем он напомнил мне об этом? Хитрая уловка, попытка сказать мне, что мы снова можем оказаться в том же ужасном положении? В нищете и грязи?

– Я думал, что не удержу тебя там, на балконе, Лючия.

Джорджо положил руку мне на колено. На минуту мне показалось, что, возможно, мне стоит быть с ним честной. Не обращать внимания на растущую брешь между нами и рассказать все о мистере Беккете. Но в его глазах вдруг засветились враждебность и холодное любопытство.

– А… это кто-то другой, верно? Вот почему ты отказала бедному старому Эмилю! Я вижу это по твоему лицу. Ты ждешь предложения от другого! – Он выпрямился, торжествующий и самодовольный. – Так кто же это, Лючия? Для кого ты себя бережешь?

Я качнула головой. Ничего я ему не скажу. Я хочу, чтобы вернулся мой прежний Джордже А этот, новый, пьяный, ушел. Что-то в нем пугало меня.

– Могу только надеяться, что он богат, – произнес он горько, словно его в чем-то надули.

Я схватила щетку и сжала ее так крепко, что заболели костяшки пальцев.

– Почему все должно сводиться к деньгам, и только к деньгам? А как же любовь? Помнишь, как мы с тобой говорили о любви, о том, каково это – влюбиться? Что с тобой случилось, Джорджо?

Он направился к двери.

– Потому что на свете нет ничего, кроме денег. Наша бедность так постыдна, так унизительна. Это ощущение преследует меня, Лючия. – Джорджо обернулся, и я заметила, что в его затуманенных алкоголем глазах темнеет страх. – То, как отец просит денег… Он думает, что в этом нет ничего страшного – брать деньги у чужих людей и пускать их на ветер. Но мне кажется, что это такой позор…

Я едва не вскрикнула от жалости. Но Джорджо, пошатываясь, снова подошел ко мне.

– Мы с тобой не гении. У нас нет и не будет богатых покровителей, как у отца. Ты не можешь притвориться, что любишь Эмиля? У аристократов это получается. Они женятся ради денег и продолжения рода. И в аду они видали эту любовь!

Я поразилась.

– Ты считаешь, что мне следует выйти замуж за Эмиля, не любя его? Только из-за его денег?

– И из-за… из-за его связей! – прошипел Джорджо. – Чтобы помочь всем нам. Ты в самом деле хочешь навсегда остаться девочкой на побегушках в этом доме? – Он отвернулся и нетвердым шагом побрел к двери.

– Я танцовщица! – с негодованием воскликнула я. Жестокие слова Джорджа и его презрение к моим занятиям повергли меня в шок. – Я буду знаменита! И я помогаю баббо, потому что он нехорошо себя чувствует и нуждается во мне. И это не означает, что я – девочка на побегушках! – Фотографии моих кумиров смотрели на меня, придавая смелости. – Мои танцы его вдохновляют, и ты это знаешь. Для меня это самое важное в жизни.

Джорджо сердито хмыкнул, и в уголке его рта выступила слюна.

– А я думал обо всех этих бесконечных письмах, что ты за него пишешь, о постоянных «сходи», «принеси», «сделай»… Эмиль предложил тебе выход из положения, а ты оказалась так глупа, что отвергла его. Как ты могла поступить настолько эгоистично! – Раскачиваясь, он стоял в дверях. – Подумай об этом, Лючия.

И лишь тогда мне вспомнилось то, о чем Джорджо говорил раньше, – его намеки на то, что у меня есть тайный поклонник. Из меня будто выпустили воздух. Значит, моим тайным поклонником на самом деле был Эмиль? Или я все же смею надеяться, что это мистер Беккет?

– Мой тайный поклонник… – просипела я, но слова застревали в горле.

Сильно хлопнула дверь спальни, а из коридора донеслись раздраженные шаги Джорджо.

В ту ночь мне снилась Ирландия. Зеленая, влажная, словно приглаженная дождем. И мистер Беккет. Его рот походил на спелую сливу, а вздыбленные ветром волосы стояли над головой, как корона. Он звал меня из тумана, такого белого и густого, что я не видела ничего – только синее пламя его глаз. А затем рядом со мной в напоенном солью воздухе возникло его лицо – тела я разглядеть не могла. Оно будто подплыло ко мне и застыло. Зависло в тугих складках тумана.