Ярмарка теней - М Емцев

Кроуфорд мягко и многозначительно положил свою руку на локоть Второва:

- Давайте не будем больше говорить об этом. Я же предупреждал, что есть вещи, о которых может рассказать только кинопленка. Многое из того, что вы слышали, действительно бред безнадежно больного человека. Но кое-что я видел сам. Понимаете? Сам! И все же, разве кто-нибудь поверит мне, что я видел, как, допустим, человеческая рука прошла сквозь орущий радиоприемник, будто через разряженный газ? Вы вот разве поверите?

- Не поверю, - спокойно улыбнулся Второв.

- Ну вот видите! И я бы тоже не поверил на вашем месте.

- А что, вы действительно видели, как рука прошла сквозь приемник?

- Таковы люди! - Кроуфорд возвел очи к небу. - Верить не верите, а узнать все-таки хотите! Вот из таких-то противоречий и состоит все адамово племя. Нет, ничего я не видел!.. Пойдемте попрощаемся с капитаном. Катер уже причалил. Впрочем, повремените немного. Мы болтали о пустяках, а главного я вам так и не сказал.

Кроуфорд достал из бокового кармана пиджака плотный голубой конверт.

- Алек! Здесь кое-какие результаты моих работ по анаэробному дыханию. Я усовершенствовал ваш метод, и мне удалось получить интересные вещи. Конечно, будь у вас моя аппаратура, вы бы достигли большего. Но дело не в этом. Просто я хочу отдать это вам.

- Мне? Но почему, Джон? Почему?

- Не велика заслуга осуществить чужую идею, Алек. Идея принадлежит вам, а воплощение ее - мой подарок, на память... Просто на память... Кроме того, я чувствую себя немного виноватым перед вами и не хочу, чтобы вы плохо думали обо мне и... о всех нас.

- Но я не могу...

- Оставьте! Я никогда не вернусь к этой работе. Понимаете? Никогда! Вы знаете, какой ответ дал "Нельсон" на мой последний запрос?

- Нет.

- По оценкам специалистов, к двухтысячному году станет реальной одна поистине страшная возможность. Речь идет об управлении человеком с помощью искусственных средств. Я попробовал решить эту задачу на локальном примере моей страны. "Нельсон" получил всю информацию об использовании у нас транквилизаторов. Ответ был беспощаден. При известных условиях правительство может применить галлюциногены типа диэтиламина лизергиновой кислоты, для того чтобы удержать массы в состоянии покорности и вечной зависимости. С помощью все более изощренных средств людей будут заставлять действовать в интересах правительства и капитала, причем люди толком не будут знать, как их обводят вокруг пальца. Этот психологический контроль окажется еще более действенным в сочетании с контролем над продолжением рода. Вот каким может стать наш "смелый новый мир". Младенцев будут помещать в колбы с различными растворами, где их умственное развитие будет производиться в соответствии с определенной программой... Машина эволюции предупреждает, что эволюция может в один прекрасный день закончиться. Я знаю, Алек, что многое из виденного произвело на вас тягостное впечатление. Но то, что вы видели, - только следствия. Причины глубоки и трагичны, скрыты, не всегда постижимы и... У нас нет будущего, Алек, у вас будущее есть. Потому и забирайте себе мое научное барахло. Не бог весть что, конечно! Но оно сэкономит вам год-другой работы. Двигайте, Алек. Катер ждет. Я, пожалуй, не поеду вас провожать. So long! Come again! [До свиданья! Возвращайтесь! (англ.)] Нет, не возвращайтесь, - добавил он по-русски.

Капитан приложил затянутую в белую перчатку руку к золотым листьям козырька. Самодеятельный оркестр ударил "Читануга чу-чу". Все было необыкновенно торжественно.

- Подумайте над тем, почему разбежались радиоактивные крысы, Алек! крикнул с высокого белого борта Кроуфорд.

Треск мотора и голубые выхлопы сгоревшей солярки заглушили слова и скрыли лица.

"Крысы всегда бегут с обреченного корабля, - подумал Второв, - даже если они и радиоактивные. Но кто обречен: "Арлтон" или..."

- Прощайте, Джон! - закричал Второв, помахав рукой.

Но тот только помотал головой. Набежавший ветерок уносил слова и легонько курчавил зыбь...

Могучий "Антей" с русским экипажем уносил Второва домой. Самолет лег на левое крыло, и в иллюминаторах мелькнула серая синева океана. Потом опять показалось солнечное разреженное небо. За бортом 42 градуса мороза.

Второв удобно вытянулся в кресле и сунул памятные записки и рекламные проспекты в портфель. Все-таки это была интересная поездка. И важная. Он еще сильнее укрепился в мнении, что вторичные структуры белков скрывали какое-то ценное, но совершенно непредвиденное качество. Надо было идти вглубь. Падре правильно учуял. (Ну и чутье!) Если эксперименты Кроуфорда удастся повторить...

Мысленно он опять перенесся на несколько дней и на тысячу миль назад. Только что понял, что смутно беспокоит его. Достал машинописный текст:

"У меня теперь есть отдельная квартира в новом районе Москвы..."

- Ну есть, черт возьми, и что дальше? - проворчал Второв. - Обычная двухкомнатная квартира в кооперативном доме. Что за странный культ жилплощади? Конечно, я ждал ее и радовался ей, но вовсе не кисну я там в полном одиночестве. И никогда я не облизывал ее, как кошка. Там были порядочное, надо сказать, запустение, пока не приехала мать. В лаборатории действительно торчу по двенадцати часов. Вероника совсем другая...

Он опять прочел все, но это уже не произвело на него сильного впечатления. Он читал рассказ о жизни совершенно чужого человека. Даже внешне на него не похожего. Он действительно представлял себе лицо того, другого. Оно медленно выплывало из тумана и приобретало сначала расплывчатые, потом вполне конкретные черты. Так вырисовывается перед читателем лицо героя, внешность которого автор не описывает. Вырисовывается из поступков и слов, побуждений души и вещей, которые его окружают.

И Второв увидел этого другого человека, жизнеописание которого напоминало его собственное. Но это был совсем чужой человек. И лицо у него было совсем чужое. Совсем другое было лицо.

Машина солгала, потому что ничего не знала о той жизни, из которой пришел к ней он, Второв. Она перенесла на него весь свой механический опыт, богатый и бедный, вместе с тем опыт, полученный ею от окружающих.

И еще понял Второв, что тоже приобрел опыт, отнюдь для него не бесполезный. Он впервые серьезно задумался над тем, что собирается делать дальше и как живет сейчас. И что ему очень мешает. И что дает опору, когда приходится туго. К нему приходила несколько запоздавшая зрелость. Не столь уж молодой кандидат наук переставал быть мальчишкой. Начинался очень интересный процесс, за которым Второв следил как бы со стороны, но с теплым, дружеским участием.

Потом он стал опять думать о своей работе. Это были привычные мысли, и он почувствовал себя совсем хорошо. Тяготившая его неясная тревога растаяла, и стало легко и чисто, как в сверкающем надоблачном небе, за двойным круглым стеклом.