Проклятый горн - Алексей Пехов

Его слово имело серьезный вес. Даже Мириам не обладала такой силой и властью, как этот старикан.

Теперь же в зале Душ освободилось одно место, а вопрос с преемником повис в воздухе. Я не был в Арденау довольно давно, информацию о том, что происходит в совете, получал из писем друзей. И если ничего не изменилось, то сейчас из семнадцати магистров трое могли претендовать на освободившееся место — Павел, Мириам и Николет. Они самые сильные в Братстве, самые старшие и самые опытные. И пускай номинально все магистры равны между собой, лидер, формирующий политику Братства, конечно же есть.

Впрочем, мне все равно, кто будет пытаться (именно это слово) дергать остальных магистров за ниточки. Порой у меня возникает мысль, что магистры и рядовые стражи живут в совершенно разных мирах, которые пересекаются в крайне редких случаях…

Я люблю город, в котором родился. Люблю за то, что он мне дал. За мое призвание в жизни, за людей, ставших моими друзьями, за Гертруду, ставшую больше чем другом. Арденау — сказка из моего детства. Снежная, пахнущая имбирными и апельсиновыми пряниками, хагжитской корицей и песнями той, кого я уже никогда не вспомню.

В этой сказке была и страшная история, но я даже не могу ненавидеть город за то, что он отобрал у меня. Отца, когда тот вместе с армией отправился в Прогансу, и мать, которая не пережила погромов во время стихийно начавшейся и так же быстро закончившейся эпидемии юстирского пота.

Арденау, город тридцати сообщающихся с морем каналов, высоких набережных, ажурных домов, расписных лодок, прекраснейших тюльпановых парков, янтарных летних дворцов, невероятных фонтанов, знаменитых королевских верфей, оружейных цехов, ветряных мельниц, дамб и… конечно, Братства.

Столицу Альбаланда основали по приказу императора Адриана. Алые легионы воинов маршировали через весь континент, по дремучим лесам и труднопроходимым горам, насаждая среди диких варваров то, что сейчас принято называть цивилизацией.

По приказу одного из легатов воины построили укрепление на берегу моря. Его каждую весну затапливало располневшим Арэо, а осенью — свинцовыми волнами, которые, точно стадо испуганных овец, срывал с места волк-ветер.

Но завоеватели прошлого оказались упорными. Их не пугала вода и внезапные вылазки светловолосых гигантов с топорами. Они восстанавливали залитое, насыпали холмы, создавали дамбы, меняли русла рек. Им чертовски важно было остаться здесь, укрепиться для того, чтобы двигаться дальше на север и в итоге захватить гигантский остров, который мы сейчас называем Ньюгортом. После каждого наводнения они отстраивали крепость, укрепляли и расширяли ее. Затем у стен возникла деревня, за ней другая, и так до тех пор, пока не вырос город. Постепенно он стал отползать от холодного моря, выставил ряды ярких домов вдоль каналов, которые когда-то были неуправляемой рекой, перекинул через них мосты. Поднял дамбы и набережные, закутался в шубы дубовых парков и подбросил в небо множество шпилей кирх.[7]

Многие годы центральной частью Арденау считалась крепость Свешрикинг, которую отстроили на месте укреплений воинов императора Адриана. Но с тех пор, как город начал стремительно разрастаться, она осталась на «окраине», в Старых районах, справа от Селедочного порта. Раньше через укрепления протекал один из двух притоков Арэо, но теперь инженеры спрятали его под землю.

Три кольца крепостных стен, восемнадцать башен, четыре парка и до черта зданий, расположенных на огромной территории, — вот чем сейчас была Свешрикинг.

Почти три сотни лет она служила резиденцией для королей Альбаланда, пока один из династии Роэльз не решил построить себе новый дворец. Подальше от холодных ветров студеного моря, осенней сырости и зимних наростов льда на стенах мрачной твердыни.

Как раз к этому времени Братство выгнали из Прогансу, и уцелевшие магистры искали для стражей новую родину. Дитрих Шестой пригласил нас в Альбаланд, отдав Свешрикинг в вечное пользование. Так у Братства появилась своя школа и новый дом.

Я увидел крепость с площади Нового Дня, когда поднялся с баржи на набережную. Величественные серо-белые стены отражали солнце, возвышаясь над крышами домов с узкими расписными фасадами и высокими окнами.

Карл распрощался со мной, у него еще были в городе дела, а я пошел вдоль канала Господ, миновал мост и шумными проулками вышел к каналу Цветов. Здесь, на причаленных баржах располагался большой цветочный рынок, пользовавшийся популярностью не только среди жителей города, но и у торговцев соседних княжеств. Спрос на тюльпаны и луковицы других экзотических цветов не исчезал, несмотря на то, что прошло сто пятьдесят лет, с тех пор, как альбаландцы выкрали редкие растения у хагжитов.

Внимание Проповедника привлекла румяная блондинка в белом переднике, стоявшая возле прилавка с ящиками, в которых росли ярко-желтые нарциссы. Она улыбнулась ему, и он, на секунду опешив, улыбнулся ей.

— Эм… Я задержусь ненадолго? Хочу пошататься по цветочному рынку и поискать диковинки, привезенные из далеких стран.

— Позже увидимся.

— Пугалу ни слова.

— Оно исчезло с концами.

Страшила, в кои-то веки стал осторожен и не спешил показываться на глаза окружающим. Уверен, он появится к вечеру. Вылезет из шкафа как ни в чем не бывало, покажет мне свой очередной нелепый и бесполезный «трофей», добытый во время скитаний, и деловито займет комнату.

Я часто думал о нем в последнее время. Проповедник считал, что в Пугале поселилась темная душа человека, убитого кем-то из Ордена. Пришлось его разочаровать. Мертвые люди не вселяются в предметы. У них нет такой способности. И когда старый пеликан попытался выведать у меня, что же такое одушевленный, я лишь развел руками.

— Ты не знаешь? — удивился тот.

— Не только я. Никто не знает. В предмете просто появляется сущность, превращая его из вещи в… — Я помешкал. — Назовем это живым существом. Почему это происходит — до сих пор неизвестно. Одушевленные очень редки для того, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную теорию.

— Но среди этих редких — темных больше, чем светлых.

— Верно.

— Почему так?

— Предметы, которыми убивают других людей, имеют больше шансов стать одушевленными. Например, меч наемника или плаха палача — великолепные вместилища. Но почему одушевленным становится, к примеру, снеговик или огородное пугало — мне неизвестно.

Проповедник хмуро глянул в поле, где в то время прогуливался наш общий друг.

— Если ты так уверен, что в нем нет темной души убитого Орденом Праведности, тогда мне непонятна его ненависть к законникам.