Меня зовут Сол - Мик Китсон

это нормально. Это потому, что у больного меняется химия в мозгу, и он начинает мечтать о том, что его убивает, но не способен даже этого понять и считает, что все нормально. Мо вечно говорила: «Сол, мне нужно чуток выпить, чтобы успокоиться», и тогда я шла и приносила ей банку пива или бутылку сидра из заначки. Она всегда говорила «чуток», но на самом деле пила много.

Если нас поймают, меня обвинят в умышленном убийстве, потому что узнают, что я планировала так поступить. По шотландскому закону, если ты строишь планы заранее, это всегда считается убийством. За это сажают пожизненно или минимум лет на двадцать. Даже если я расскажу, почему я так поступила, это ничего не изменит, потому что шотландские законы считают мои действия умышленным убийством. Я планировала несколько месяцев. Я много читала про убийства и наказания, про суд и защиту. Единственный вариант, который мог бы меня спасти, — это если бы я была сумасшедшая и не осознавала, что делаю. Но я нормальная и знала, что нарушаю закон. И я была уверена, что поступаю правильно. Если человек собирается все разрушить, и ему все равно, или хочет втянуть других людей в свое дерьмо, его надо убить. Когда я била Роберта ножом, мне было спокойно и хорошо. Я поступила правильно. Как ночные ведьмы, которые убивали немцев.

Пеппа сбежала вниз к озеру сквозь папоротники, мимо норы, где мы поймали первого кролика. При ярком свете ловить щук не очень хорошо — они держатся в тени. Мы прошли вдоль пляжа и залезли туда, где свисающие ветки деревьев отбрасывали на воду тень. Одно огромное дерево рухнуло и наполовину ушло в воду. Тут мы и решили остаться, потому что щуки — хищники-засадчики, которые прячутся в водорослях и затонувших деревьях, чтобы наброситься на проплывающую мимо мелкую рыбу.

Я приготовила удочку, поводок и воблер — белый, с красной головкой и шариками внутри. Шарики издают звуки, которые привлекают щук. Научила Пеппу снимать дужку лескодержателя и придерживать леску одним пальцем, а потом взмахивать удочкой, целясь в небо, чтобы воблер улетел подальше, и направлять удочку после того, как он ушел в воду. Она попробовала пару раз, и у нее все получилось. Она начала играть воблером и водить им вдоль дерева. Я сидела, смотрела и думала, как приготовить щуку, если мы ее поймаем. Они костлявые, и вынуть из них кости не так-то легко, но я, наверное, возьму нож Беара Гриллса.

— Вроде клюнуло, Сол, — сказала Пеппа. Она попыталась смотать леску, но катушка не шевелилась, а натянутая леска уходила под дерево. Потом послышался плеск, вода заволновалась, и Пеппа упала на задницу, не отпуская удочки и крича:

— Поймала, поймала!

Удочка гнулась, леска натягивалась и дергалась.

— Сматывай, Пеппа! — крикнула я. Она попыталась смотать леску, но рыба тянула слишком сильно, и удочка гнулась сильнее и дрожала. Рыба была большая.

— Сол, давай ты, — сказала Пеппа, и я взяла у нее удочку и почувствовала, что она тяжелая и сильная.

Леска все разматывалась и разматывалась, и щука уплывала от нас. Леска была рассчитана всего на десять фунтов, то есть четыре с половиной килограмма, и я боялась, что щука может оказаться тяжелее и порвет леску, но я все равно держала. Я подняла удочку, чтобы она гасила рывки щуки, и стала сматывать леску изо всех сил. Щука выпрыгнула из воды, мы увидели, как сверкает желтый бок на солнце.

— Монстр гребаный! — крикнула Пеппа, и это правда был монстр.

Она плюхнулась обратно в воду, а я тянула и тянула.

— Мы ее поймаем. — Я смотала еще немного лески.

Щука уже была близко, и мы видели, как она ходит под водой с воблером во рту, как леска разрезает воду. Я сматывала леску дальше, и, приближаясь к берегу, щука переставала дергаться и рваться. Я крикнула Пеппе найти палку, и она побежала в лес и затрещала, ломая дерево. Я отошла к пляжу и начала вытаскивать щуку из воды. Леска так натянулась, что звенела. Я тянула, пока в воде не остался только хвост. Она оказалась реально большая. Голова у нее была размером с мою, а пасть такая, что я бы в нее, наверное, целиком поместилась. Казалось, она нам улыбается. Пеппа прибежала с веткой фута в два длиной, я положила удочку, размахнулась как можно сильнее и ударила щуку по голове.

От удара она вся напряглась, задрожала и забила хвостом туда-сюда. Оба крючка воблера цеплялись за ее губы. Потом она задрожала еще раз и затихла, но глаза остались открытыми, и она все еще улыбалась.

— Твою мать, Сол, — прошептала Пеппа.

Она опустилась на колени и протянула руку. Я хотела сказать, что не надо, когда щука вдруг повернула голову, открыла пасть и щелкнула зубами. Пеппа дернулась и завопила, сжимая руку, и я увидела кровь, и она закричала снова, и я опять ударила щуку.

Пеппа скакала по пляжу, держа одну руку другой и причитая:

— Она меня укусила, сука такая! Укусила!

Я подбежала к ней и увидела три длинные царапины, из которых текла кровь. Я пыталась глубоко дышать и уговаривала себя не паниковать, но у меня стучало сердце, а от вида крови закружилась голова. Кровь капала на камни. Пеппа сжимала ладонь и кричала, а кровь все текла и текла и пачкала ее футболку.

Я сказала:

— Подними руку и зажми другой рукой выше запястья.

Сняла флиску и футболку, разорвала футболку на части.

— Сука, дерьмо! — орала Пеппа.

Я стянула рану обрывками футболки как можно туже, замотала в несколько слоев, а Пеппа все кричала, что ей больно. Немного крови капало из-под ткани, и в середине повязки уже краснело пятно.

— Подними руку, — велела я, и она подняла руку над головой, и кровь стекала вниз. Я заставила ее сесть и держала ее руку задранной, а сама глубоко дышала. Кровь вроде бы остановилась, осталось только пятно размером с пятидесятипенсовик. Я вынула шнурок из одной кроссовки, надела флиску обратно и затянула шнурок вокруг руки как жгут, чтобы остановить кровь.

— Все хорошо, Пеппа, успокойся.

— Я умру от потери крови? — спросила она, и я ответила, что она дура.

— Я думала, она умерла.

— И я. А теперь она вправду умерла. — Мы посмотрели на щуку, которая лежала на боку, серебристым брюхом к нам.

— Большая какая, сволочь, — сказала Пеппа.

— Надо было взять с собой аптечку. В следующий раз возьму.

Я велела ей сидеть на месте, держа руку над головой, а сама пошла