Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах - Николас Старгардт

class="p1">Не менее 2/3 эвакуированных детей отправляли не в лагерь, а к родственникам или размещали по договоренности в чужих семьях. Дети 6–10 лет путешествовали группами под присмотром взрослых, младенцев и детей младшего возраста сопровождали матери. Специально арендованные поезда перевозили матерей с маленькими детьми и большие группы детей старшего возраста из городов северо-запада в сельскую местность на юге и востоке. При этом южное направление быстро стало намного более популярным, чем восточное. В Баварии, Бадене и Чехии существовала традиционная туристическая отрасль с развитой инфраструктурой для приема и размещения приезжих, в то время как в Померании и Восточной Пруссии ничего подобного не было. Кроме того, условия в этих местах резко расходились с ожиданиями привыкших к городским удобствам организаторов и детей. В столкновении между городом и деревней, между Западом и Востоком дети, высмеивающие «культурный мусор Востока», вряд ли находили много новых друзей, а в померанских городках, таких как Фридебург-ин-дер-Ноймарк, во всех случаях воровства и вандализма не раздумывая обвиняли мальчиков из Бохума. Тринадцатилетний Зигфрид Николаи и его одноклассники, приехавшие из Дюссельдорфа, центра тяжелой промышленности в Руре, страшно злились, когда фермеры дразнили их неженками [83].

Даже на более популярном юге детей не всегда встречали с распростертыми объятиями. В феврале 1941 г. Рудольф Ленц прибыл в Меггесхайм с группой мальчиков из Хердеке и Веттера в Руре. Всех их выстроили перед деревенской школой, чтобы будущие приемные матери могли их рассмотреть. После того как «рынок рабов» остался позади, и они освоились с монотонной повседневной рутиной на небольших крестьянских участках, Рудольф узнал, что местных фермеров убедили принять эвакуированных детей, пообещав, что к ним приедут сильные и здоровые мальчики, которые смогут восполнить дефицит рабочих рук в хозяйстве. К счастью, Рудольфу больше нравилось заготавливать сено и помогать собирать урожай пшеницы и картофеля, чем ходить в школу. Его воспитывали в протестантских традициях в конфессионально неоднородной и в целом довольно светской среде, поэтому строгие католические традиции Меггесхайма стали для него немалым потрясением. Он мог смириться с тем, что его приемная мать каждый день рано утром ходит слушать мессу. Но священные пространства за пределами церкви были для него в новинку. Он с огромным изумлением наблюдал, как она преклоняет колени для молитвы, где бы она ни находилась, на улице или в поле, стоит только церковному колоколу прозвонить в полдень или вечером. Тем не менее он приспособился и через несколько месяцев так хорошо освоил баварский диалект, что даже родители понимали его с трудом [84].

Страх немцев перед бомбардировками медленно, но неуклонно угасал. Их опасения по поводу того, насколько серьезно англичане покажут себя в этой войне, явно не оправдались. Еще до конца 1940 г. Карола Рейсснер перестала вскакивать с постели, когда в Эссене завывали сирены. В Оснабрюке Дирк Зиверт, сидя в канун Нового года и глядя на догорающие свечи на рождественской елке, растроганно вспоминал победы в Норвегии и Франции. Хотя его попытки пойти добровольцем в армию пока не увенчались успехом, ему казалось, что в наступающем году он обязательно добьется своего. «Но я не хочу забывать одну вещь, – записал в дневнике семнадцатилетний юноша, слегка разомлевший от тепла и выпивки. – Предупреждения о воздушных налетах. Подумать только, как мы боялись воздушных налетов перед войной и какими они оказались на самом деле! Их можно назвать почти безобидными». В общем, размышлял Дирк, прощаясь с 1940 г., «война не так уж плоха, если она и дальше будет продолжаться в том же духе». В новом году он желал «победы и мира» и надеялся, что «сможет в этом поучаствовать» [85].

2. Дисциплинированная молодежь[5]

Твердо решив сплотить нацию для поддержки войны, нацистский режим все же не слишком полагался на всеобщую эйфорию, с которой немцы встретили победы 1940 г. Гитлер был далеко не единственным, считавшим, что причиной поражения Германии в Первой мировой войне стал коллапс тыла. Стремясь избежать его повторения, фюрер постоянно сдерживал тех, кто стремился ввести чрезвычайные меры военного времени, в том числе обязательную эвакуацию детей из городов или мобилизацию женщин на военные заводы. Страстно желая, чтобы немецкий народ провозгласил его национальным мессией, Гитлер вместе с тем испытывал неуверенность. Он опасался, что немецкому народу не хватит духа для тяжких жертв, и он откажется от своей исторической миссии – и от самого Гитлера, – если жертвовать придется слишком многим.

Эта настороженность и стремление заручиться общественным согласием повлияли на отношение режима к насилию и террору: если за первые 15 месяцев нацистского правления через концентрационные лагеря прошли более 100 000 человек, то к концу 1934 г. в них оставалось менее 4000 заключенных. Профсоюзные деятели и социал-демократы возвращались к своим партиям, а средства массовой информации тем временем работали над изменением репутации оставшихся лагерей. Из ключевого инструмента политического террора, сыгравшего важную роль в установлении диктатуры, к 1936 г. лагеря превратились в «жесткий, но справедливый» способ «перевоспитания» малочисленного безнадежного меньшинства, состоящего из закоренелых преступников, педофилов и коммунистов. Подчищенные фотографии узников Дахау, под конвоем марширующих на работу, должны были вызвать одобрение у читателей иллюстрированной нацистской прессы. Когда Великий Германский рейх отправился на войну, в стране насчитывалось 108 000 заключенных в государственных тюрьмах и еще 21 000 в концентрационных лагерях. К концу войны количество заключенных удвоилось, а число узников концлагерей возросло до 714 211 человек. Но, в силу расовых приоритетов режима и его стремления контролировать иностранных рабочих, немцы составляли лишь малую долю этого числа. О могуществе нацистского режима свидетельствовало то, что немцы, сидевшие в тюрьмах, были в основном мелкими преступниками, а не политическими противниками властей. Режим вполне успешно пресекал любые попытки помешать военным усилиям Германии, поэтому полиция могла сосредоточиться на борьбе с преступностью и охране общественного порядка, не отвлекаясь на политические перевороты.

Опасаясь разгула юношеской преступности, захлестнувшей страну во время Первой мировой войны и после нее, власти приняли ряд мер, втянувших немецких детей и подростков в борьбу за общественный порядок. Существовали система судов по делам несовершеннолетних и тюрьмы для несовершеннолетних. Кроме того, судам для взрослых предоставили право по своему усмотрению судить «совершивших серьезные преступления молодых правонарушителей» старше 16 лет. На практике из-за нехватки мест в военное время количество заключенных в молодежных тюрьмах оставалось низким. Скорее выросло число детей и подростков, переданных советами по делам молодежи в приемные семьи и исправительные заведения: в 1941 г. их количество достигло 100 000, что, вероятно, вплотную приблизилось к пределу емкости этой системы. Но, в отличие от сидевших в тюрьмах взрослых преступников, большинство