Вечный Жид - Станислав Гагарин

«Спокойно, Папа Стив, спокойно, — сказал себе Станислав Гагарин. — Время еще есть… В двух случаях ты оказался молодцом, справишься и в третий…»

Часовой неуверенно шагнул в его сторону и вновь замер, как бы растворившись в запеленавшей человека ночной мгле, на мгновение писатель даже видеть его перестал. Но председатель Товарищества этому не удивился, знал, что в Час Быка подобные штучки-дрючки, оптические фокусы имеют место быть.

Наконец, часовой успокоился и с автоматом наизготовку медленно двинулся вдоль вагона.

Это был третий часовой в сегодняшней жизни Станислава Гагарина.

Два других, в Луховицах и в подмосковных Подлипках, были уничтожены им без проблем. Шнурок на горло, резкий рывок, сдавленный хрип… А затем — для контроля! — длинный узкий нож в сердце.

Словом, как учили…

Часовой приближался.

Плыть необходимо, жить нет необходимости.

Старина Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» сообщает байку о Помпее, римском экспедиторе-снабженце. Когда Помпей получил от сената указание, совокупленное с чрезвычайными полномочиями — они и тогда были в моде! — для доставки хлеба в Вечный Город из Сицилии, Сардинии и Африки и готовился возвернуться в метрополию, разразился страшенный шторм.

Опытные мореходы-кормчие отговаривали Помпея от рискованной затеи пересекать в бурю Средиземное море. Но отважный римлянин первым поднялся на корабль, ударил кулаком по левой стороне груди, где под туникой таился партийный билет, и гордо воскликнул: «Плыть необходимо, жить нет необходимости!»

И тут же отдал приказ выйти в бушующее море.

Через двадцать веков Станислав Гагарин сделает слова Помпея эпиграфом к собственному роману «Возвращение в Итаку, или По дуге Большого Круга».

Расстояние между неизвестным существом, охранявшим оружие, которое утром разрушит многомиллионный город, столицу Отечества, и русским писателем, без колебаний взявшим на душу грех никем ю р и д и ч е с к и не санкционированного убийства, неумолимо сокращалось.

Сейчас охранник — интересно бы узнать про национальность его и гражданство, подумал писатель — дойдя до того края вагона, где прячется Станислав Гагарин, остановится, затем повернется, чтобы двинуться в обратный путь.

Тут он застынет на мгновение, чтобы прислушаться: не сулит ли каких неожиданностей загадочная русская ночь. Потом поднимет ногу, чтобы начать первый шаг.

В сей момент и действовать сочинителю с его смертоносным шнурком.

«Хо-хо, — мысленно вздохнул Станислав Гагарин, — видел бы меня сейчас Валерий Воротников, старинный, еще по Свердловску, к е н т, а ныне и главный компаньон. Глядишь — и взял бы меня в группу «Альфа». Впрочем, и «Альфу» у него отобрали после августа прошлого года, и  б э т т у, и  г а м м у. Не пришелся молодой и талантливый генерал по убеждениям и нраву д е р ь м о к р а т и ч е с к о м у двору».

Часовой подошел так близко, что писатель явственно ощутил смешанный запах американских сигарет и французской туалетной воды, исходивший от него.

«Чужой запах, — отметилось в сознании Станислава Гагарина, и писатель на мгновение ощутил себя начальником муравьиного патруля Икс-фермент-Тау, в которого превращал его уже Метафор — дьявольское устройство л о м е х у з о в. — Известно, что появление чужака в колонии крыс вызывает взрыв агрессивности, она долго не исчезает даже после того, как пришелец уничтожен. А пчёлы, термиты и мои соотечественники из рода Formica rufa, рыжие муравьи, по запаху отличают чужака и немедленно убивают любого вторгшегося к ним и н т е р в е н т а. Знают ли об этом д е р ь м о к р а т ы, безоветственно призывающие в Россию войска ООН и НАТО? Русские люди особенно чувствительны к появлению на их родной земле иноземного солдата».

Ему вдруг представился тот механизм убийства, который Станислав Гагарин должен был через мгновение запустить, и писатель явственно осознал, что движет им не стремление к убийству ради убийства, не з л о б н а я  а г р е с с и я — bosartige Agression Фромма, не шопенгауэрова з л о б а — Bosheit, а исключительно стремление спасти жизни сотен тысяч ни в чем не повинных жителей столицы и ее гостей, неустанно заполняющих Москву и днем и ночью.

И в тоже время Станислава Гагарина настораживала та готовность к убийству, которую неизменно проявлял его литературный герой и в романе «Вторжение», и в романе «Вечный Жид».

Технику убийства сочинитель живописал неоднократно и прежде, один его роман «Мясной Бор» чего стоит… Но там убивали другие, несовокупленные с личностью писателя индивиды. А в последних двух романах убивал Станислав Гагарин. И делал это, если уж быть до конца откровенным с самим собой, с удовольствием. Конечно, убийства эти были всегда вынужденными, как и в данном случае с часовым — вот он стоит рядом, сейчас повернется и — раз! — но писатель почувствовал: неспроста он так любовно описывает процесс насильственного лишения жизни, процесс, осуществляемый им самим.

«Видимо, события последних месяцев, связанных с разбоем Федотовой и ее головорезов, сняли с души моей этические барьеры, — подумал Станислав Гагарин. — И психологически я готов уничтожить тех, кто покусился на Идею, предпринял попытку разрушить ее…»

И еще он подумал о том, что не перестал быть коммунистом, а это значит не исчезла в нем готовность умереть за Идею, эта готовность всегда отличала коммунистов-романтиков от коммунистов-циников. Эти циники будто по мановению волшебной палочки, а вернее с помощью долларового факела из рук Белой Дамы, стоящей у входа в нью-йоркскую гавань, превратились в поборников буржуазной демократии, предателей собственного Отечества.

А коли Станислав Гагарин готов умереть за Идею, то равнозначно будет уничтожать тех, кто Идее угрожает.

«С этими же, — подумал он о часовом, — проще… У него оружие в руках, он — иноземный солдат. Внимание! Оп!»

Часовой повернулся, и в тот же момент Станислав Гагарин набросил ему на горло эластичный шнурок. Одновременно писатель подобрал слабину, не давая врагу ни сантиметра люфтовой форы, резко дернул шнурок, закручивая его так, чтобы не скользил он по шее противника.

Негромкий хрип возник в ночном воздухе. С обочины поднялись тени — это спешили спутники писателя.

Станислав Гагарин, не ослабляя захвата, перенял концы шнурка в левую руку, уперся локтем в спину запрокидывающегося навзничь часового, чтобы усилить давление на горло, а правой, выхватив из ножен узкий и длинный нож, ударил противника в сердце.

Но удар оказался неточным. Помешала некая бляха или пряжка на груди часового. Лезвие глухо звякнуло и скользнуло в сторону.

Часовой захрипел сильнее.

Станислав Гагарин поднял нож и снова ударил пониже шнурка, охватившего горло, стараясь в кромешной тьме на ощупь попасть в адамово яблоко, которое ничем у часового не было защищено.

Но, видимо, ужас вплотную придвинувшейся смерти придал иноземцу сил. Он увернулся от страшного удара, и нож вонзился в левую ключицу, причинив сильную боль, но вовсе не прикончив бедолагу.

Хватка на горле несколько ослабла, и часовой соскользнул вниз и влево, освобождаясь от надежного казалось бы капкана.

В предыдущих случаях Станислав Гагарин без проблем уничтожил часовых, а затем он с товарищами отсек охрану. Соратники дали возможность Агасферу выбросить вагоны с сейсмическим оружием в иное пространство и время, охрану же оставили невредимой для будущих р а з б о р о к с милицией и МБ.

В самом первом случае, под Клином, им пришлось порядком пострелять. Видимо, и сейчас к этому шло.

Поняв, что без шума не обойтись, Станислав Гагарин отшвырнул от себя недорезанного и недодушенного — увы! — им часового, выхватил из деревянной кобуры с т е ч к и н  и дважды выстрелил в морского пехотинца, воевавшего за имперские интересы Штатов на всех континентах, а нашедшего смерть в апрельской России 1992 года.

— Уходим на запасную позицию! — крикнул он товарищам. — По-тихому не вышло… Работаем вариант два!

К началу этой, уже последней операции, Станислав Гагарин как-то незаметно для себя и окружающих стал неформальным лидером, ненавязчиво, но достаточно жёстко руководил остальными людьми.

Агасфер, представлявший высшие силы, в н и к а л лишь в те моменты, когда сие соответствовало его чину.

В стоявших на запасных путях вагонах уже открывались двери, но никто пока по товарищам не стрелял.

Когда возник ответный огонь, Станислав Гагарин с Верой и оба друга-соседа заняли уже достаточно безопасное место.

Ударили сразу из трех гранатометов, выпустили дюжину гранат, дополнили ночной с ю р п р и з напалмовыми бомбами и завершили огневой удар очередями из четырех автоматов.