Герр Вольф - Александр Тавровский

И уж совсем фантастической оказалась сдача гордой Европой Чехословакии – без единого выстрела и капли немецкой крови. Миллионная армия чехов, прекрасно оснащенная и обученная, с первоклассными подземными заводами «Шкода» за спиной, повинуясь более чем странному Мюнхенскому договору, безропотно пропустила отнюдь не всесильные тогда части новорожденного вермахта сперва в Судетскую область, а затем и в Прагу.

– Гитлер взял Чехословакию – вот так! – с восторгом сообщал всем присутствовавший на сделке Гитлера с Чемберленом и Даладье в Мюнхене Геринг.

При этом он куражисто прищелкивал пальцами.

Когда Гитлер объявил своим генералам о походе на Польшу, те, натурально, облились холодным потом. Это выглядело беспрецедентной авантюрой, какой-то самоубийственной русской рулеткой, да просто добровольным самосожжением!

У Польши – железные гарантии Англии и Франции, а после незаконного захвата Чехословакии можно не сомневаться, что союзники объявят Германии войну. В отличие от чехословацких Судет в Польше не живут два миллиона немцев, а значит, нет даже такого спорного повода оправдать агрессию. И вот она – смертельная для Германии война на два фронта, о которой как о гарантированном рукотворном апокалипсисе предупреждали немцев Клаузевиц и Бисмарк! И война Германии действительно была объявлена. Но фюрер сказал: войны не будет, время Франции и Англии еще не пришло.

Все подумали, что он блефует. Ведь война уже объявлена! Но Гитлер снова оказался прав, вопреки всякой очевидности. Объявив войну Германии, союзники не приблизились к ней ни на шаг. И Гитлер преспокойно поделил со Сталиным обреченную Польшу со всеми ее «железными гарантиями».

А затем пришло время Франции. И лучшая в мире армия, которую немцы так и не смогли одолеть за долгие годы Первой мировой и которой в конце концов, хотя и по очкам, проиграли, тупо топталась на рубеже Мажино по аналогии с Первой мировой.

А после того, как танки Гудериана пронеслись через Нидерланды и Бельгию в обход Мажино, а затем лучшие в мире французские солдаты разбежались, как стая рождественских гусей, а английскому экспедиционному корпусу Гитлер милостиво позволил, бросив тяжелую технику и честь в Дюнкерке, переплыть Ла-Манш и раствориться на своих хваленых островах, и потом, когда через пролом в стене музея вывезли тот самый вагон победителя немцев маршала Фроша, в котором в 1918 году было подписано унизительное для Германской империи перемирие, и когда вагон был доставлен в тот самый Компьенский лес и Гитлер демонстративно покинул церемонию подписания второго, теперь уже унизительного для Франции, соглашения сразу же после оглашения преамбулы текста, предоставив окончательное унижение французов начальнику штаба Верховного главнокомандования Вильгельму Кейтелю – все, а не только верные ему национал-социалисты, поняли, что перед ними живой бог и завоевание власти над миром для него лишь вопрос времени.

Правда, в России все пошло как-то наперекосяк, не по вековым правилам войны. Но ведь это же Россия! Здесь всегда все было через голову, через пень-колоду, на авось – все не как у людей!

Но добрались же танки вермахта в сорок первом до Москвы, а сейчас, в сорок втором, разве не приближаются они к Кавказу и Сталинграду, захватив по пути территорию, равную нескольким Франциям?! И будь Москва чуть-чуть поближе, зима помягче, Грозный – не за горами, а непобедимый немецкий бог хотя бы изредка прислушивался к мнению простых смертных…

Итак, кинозал был полон свободными от службы офицерами ставки. Все напряженно ждали начала киносеанса. Того самого обещанного фюрером сюрприза, увидев который они выйдут отсюда окрыленными навек. А вдруг этот сюрприз – досрочное взятие Грозного или Сталинграда! По всем приметам до этого еще далеко. Но ведь фюрер и пришел в этот мир свершить невозможное. И оно вершится, даже если он узнает об этом последним!

Гитлер сидел в центре первого ряда. Справа от него удобно расположился всего час назад заскочивший в «Вервольф» Шпеер, слева – Геринг, специально приехавший из своей расположенной невдалеке ставки «Штайнбрук».

Свет погас. Экран ожил. И только ровное жужжание кинопроектора нарушало столь любимую фюрером гробовую тишину.

«На Кавказе разворачивается историческая операция “Эдельвейс”, – голос диктора дрожал от неподдельного пафоса. – Элитное подразделение альпийских стрелков, эмблемой которых стал высокогорный цветок эдельвейс, штурмует так называемую крышу мира. Задача, поставленная фюрером, ясна – овладеть перевалами и выйти к нефтяным промыслам Грозного и Баку.

Горные стрелки прошли специальную альпийскую подготовку. Более того, некоторые побывали на Кавказе и в Приэльбрусье в качестве туристов и спортсменов буквально накануне войны».

Фюрер демонстративно повернул голову в сторону Геринга, и зрители услышали его немного хрипловатый голос:

– Я в курсе, что в двадцатые годы существовало некое мистическое общество «Эдельвейс» и вы, Герман, были его активным членом. Не правда ли?

– Яволь, мой фюрер! – на весь зал откликнулся бравый толстяк. – Это было отличное времечко! А сколько было выпито на его заседаниях первоклассного «Кромбахера»! Мистика!

Гитлер согласно кивнул головой и приложил палец к губам. Он навсегда запомнил предсказание тибетских монахов, что в этой войне победит тот, кто сбросит вражеское знамя с Эльбруса. Немецкого знамени там, слава богу, никогда не было, а значит, и сбросить его будет невозможно.

«Интересно, – машинально подумал фюрер, – а есть ли на Эльбрусе русский флаг?»

Но мысль скользнула, как по отполированному паркету, и закатилась куда-то под кресла.

«Командир одной из дивизий “Эдельвейса”, – диктору нисколько не мешали реплики из зала, – прежде занимался здесь альпинизмом и еще тогда выучил русский язык и даже некоторые местные диалекты. У него сохранились кунаки-побратимы среди местного населения, поэтому немецкие части располагали подробнейшими картами Приэльбрусья.

Вот что рассказал нашему корреспонденту командир одного из подразделений, штурмующих Кавказ, капитан Грот».

На экране возник широко улыбающийся крепыш с твердым мужским подбородком и голубыми глазами.

«Вечером 17 августа наша группа подошла по долине Кубани к перевалу Хотютау у западного подножья Эльбруса. Мы не встретили никакого сопротивления русских, но пришлось преодолевать взорванные мосты, крутые скалы и непроходимые осыпи.

На высоте почти 3000 метров под диким юго-западным склоном Эльбрусского массива у края ледника Уллу-Кам, – как заправский гид, слегка щеголял эрудицией кадровый офицер, – расположилась лагерем головная группа из двадцати человек. Еще до полуночи я послал разведку выяснить обстановку и вместимость приютов в районе Эльбруса. Не дождавшись ее возвращения, я со связником пошел ей навстречу. На восходе солнца мы находились на высоте перевала Хотютау. Перед нами открылся чудесный вид на царственные вершины Центрального Кавказа. На семнадцать километров с запада на восток протянулись языки ледников.

Я не поверил своим глазам, когда посреди выветренной, пересеченной многочисленными разломами ледяной пустыни на семьсот метров выше нас показался покрытый металлом, сверкающий на солнце отель».

Офицеры ставки, каждый из которых приложил немало усилий для осуществления операции «Эдельвейс», слушали и смотрели на капитана Грота, затаив дыхание. И чувствовали, наверное, то, что чувствовал ученый, впервые сквозь просвет в стене заглянувший в погребальную камеру в пирамиде Тутанхамона.

«К утру, – продолжал Грот, – мы добрались до этого своеобразного, напоминающего дирижабль здания и обнаружили, что оно занято противником. Я достал из рюкзака белый платок и, размахивая им, с видом полного отчаянья, едва живой от усталости, тяжело затопал по снегу к ближайшей русской пулеметной точке. Там я без сопротивления сдался в плен. Красноармейцы, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, повели меня к отелю, где стояла группа офицеров.

С помощью своеобразного ломаного языка Восточного фронта мне удалось объяснить русскому командиру, что он окружен со всех сторон и я предлагаю хозяевам отеля свободное отступление во избежание кровопролития. После долгого совещания русское подразделение и ученые метеорологической станции начали спуск в долину Баксана».

Слово вновь взял диктор.

«На следующий день альпинисты 1-й и 4-й дивизий отдыхали перед восхождением на вершину».

Никто в темноте не обратил внимание, что при последних словах диктора фюрер, впавший было в некую задумчивость, вдруг резко выпрямился в кресле, подался всем корпусом вперед и стал прислушиваться к каждому слову.

«Вечером 20 августа по радио последовал категорический приказ командира 1-й горнострелковой дивизии: через день покорить Эльбрус. Ночью вокруг дома завывал сильный ветер, а в три часа утра команда начала восхождение. Разразился снегопад. Свечение неба в серых предрассветных сумерках ничего хорошего не предвещало. Вскоре завьюжило. Но штурмовая группа шла все дальше и дальше: шесть связок по три человека. Лидером группы был капитан Грот.