Заботы пятьдесят третьего года - Анатолий Степанов

Скинулись. Костя побежал назад к голубятне, к велосипеду...

- ...Сколько же вас! - обрадованно удивилась Роза. Не утруждая себя вставанием, Яша от стола приветствовал всех молчаливым поднятием руки.

- Еще один будет! - дополнительно обрадовал Розу сынок. - Костя Крюков по делу на десять минут отлучился. Готовь пожрать, мамахен.

- Знаю я эти дела. Вы пока в домино играйте, а я что-нибудь посоображаю.

- В домино не выходит. Нас шестеро, - доказательно возразил Яша.

- Ну, тогда в лото! - решила Роза.

Яша, не поднимаясь со стула, дотянулся до настенного шкафчика и извлек из него скрипящий голубой в белый горох мешочек и затрепанную колоду продолговатых картонок. Объявил:

- По пятаку за карту. Кто первым кричать будет?

- Я! У меня голос громкий! - вызвался, демонстрируя этот голос, Алик.

Разобрали - кто по две, кто по три карты, поставили на кон соответственно, подобрали инструмент для закрытия номеров - копейки, пуговицы, полушки, - и началось.

- Шестнадцать! Тридцать пять! Туда-сюда! Двадцать семь! Сорок! Шестьдесят один! Топорики! Девять! Дед, девяносто лет! Пятьдесят четыре! Шесть! Барабанные палочки!

Нижняя полоса - весь кон, средняя - половина, верхняя - выигравший не ставит в следующей партии на кон.

- Семьдесят два! Четырнадцать! Лебеди! Тридцать три! Восемьдесят семь!

- У меня квартира, - взволнованно объявил Александр.

- Ура советской милиции! - обрадовался за него Роман.

- Зачем вам выигрывать? Вы отобрать можете, - сказал Виллен.

- Так интереснее, - ответил ему Роман.

- Не мешайте работать, - рявкнул Алик.

Нежная наощупь ветхая материя мешочка, с ядреным скрипом перекатывающиеся под пальцами бочонками, затертые картонки на столе, черные бумажные шторы на окнах, - все в желтом колеблющемся свете коптилки. Господи, как недавно это было! В войну!

- Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь! Срок до упора!

- Я кончил, - индифферентно сообщил Яша.

- Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты - рецидивист, Яша, - скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него страдальческие (лото - не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил лениво:

- Я - не рецидивист. Я просто выиграл.

- Проверить, - решил Леша.

- Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона. Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую Софью.

- Я вам дамочку доставил! - похвастался Константин.

- Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, - укорила его Софья.

- Но доставил! - возликовал Алик. - Софа, с твоими формами никакая рама не страшна!

- Ты по-прежнему шутишь пошло, - жеманно осадила его Софья и увидела Романа. Сказала галантерейно: - А я с этим товарищем не знакома.

- Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.

- Софка! - заорал осененный Алик. - Жених! Вот такой жених! Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!

- Алик ужасно бестактен, - сообщила Роману Софья. - А вы кем работаете?

- Помощником Александра. Милиционером, - проинформировал ее Роман. Но Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:

- Софка, у него отец - знаменитый профессор. У него квартира четырехкомнатная!

- Зачем ты мне это говоришь?

- Не теряйся. Он - армянин. А у тебя - бюст, у тебя - задница!

- Дурак, - обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не успела: вошла Роза и приказала:

- Все со стола. Накрывать буду.

Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли первый этап, и Яша спросил:

- Александр, ты Тимирязевского злодея словил?

- Словили. Нам вон Алик помог, - нехорошо улыбнувшись ответил Александр.

- Он шутит, Яша, - осторожно сказал Алик.

- Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.

- Не надо об этом, Саня, - попросил Алик.

- Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?

- Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.

- Гуманист! - Ты - не гуманист, ты чистоплюй.

Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.

- Саня, - предостерегающе потребовал Роман.

- Что - Саня? Что - Саня?

- Ничего, Саня, - ответил Роман. - Переживем.

- Извините меня, ребята, - еще раз покаялся Алик.

- Э-э, да что с тобой разговаривать, - Александр махнул рукой. Яша, оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:

- Сонька, пой!

Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом, уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:

- В бананово-лимонном Сингапуре,

Где плачет и смеется океан,

Вы брови темно-синие нахмуря...

Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.

- Не злись на Альку, начальник.

- Я не на него, я на себя злюсь.

- Не ври, Санечка, - встрял в разговор Алик и улыбнулся.

- Обалдуй, - без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она пела, была хороша.

Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился на все - на лампу, на родителей, на разговоры.

После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала Софью.

Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные, добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием, лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже. Выкатились.

На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за плечи, Алик кончил:

- Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?

- Да иди ты, знаешь куда? - добродушно ответствовал Александр.

Костя натужно выкрикивал:

- Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!

- А почему мы должны тонуть? - недоумевал Виллен.

- Потому что мы тяжелее воды, - объяснил Роман.

Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.

- Ты на меня не сердишься? - в последний раз спросил Алик у Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: Мы с Вилленом пойдем?

Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.

- Пойду и я, - решил Костя, - завтра мне в первую смену.

На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман остались вдвоем.

- Что делать будем, Саня? - спросил Рома.

- Не знаю.

- Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.

- Что вы с Серегой предлагаете?

- Оформлять Колхозника и закрывать дело.

- Рубить концы?

- Мы свое отработали, убийца найден.

- Хорошо говоришь - "мы"!

- Тогда просто - убийца найден.

Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном" позвал. А сейчас вроде и не надо было - после встречи с ребятами успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего, понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до слез. До ее слез.

Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал, останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:

- И что вы предлагаете?

- На ваше усмотрение, - с трудом выдавил из себя еще одно непотребство Александр.

- Убийство раскрыто и я могу рапортовать начальству. - Сам все ходил по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво: - "Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"

- Так что же нам делать, Иван Васильевич?

Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:

- А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда они к нам явились, а имя им - легион ей-богу, страшно стало! Но, как говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши ручки, сделали! Ну, согласись!