Тайны Федора Рокотова - Нина Молева

Примеру императрицы поспешили последовать члены нового екатерининского двора, и едва ли не первым А. П. Бестужев-Рюмин, обязанный самодержице освобождением из ссылки и возвращением в Петербург. Он заказывает портрет тому же Рокотову. Была ли подобная задача обычной для художника? Нет, если представить себе характер и жизнь этого необычного человека. Жизнь старого канцлера — в бесконечной смене взлетов и падений, выигрышей и проигрышей. Бестужев-Рюмин постоянно рисковал.

Сын государственного деятеля и дипломата петровских лет, он проделывает с отцом путь из Симбирска в Вену и Берлин, учась языкам, основам внешнеполитических сношений и тому, в чем был величайшим мастером, — искусству придворных интриг. Девятнадцати лет он уже член русского посольства на конгрессе в Утрехте, позже, по указанию Петра I, состоит на службе у претендента на английский престол курфюрста Ганноверского, а с провозглашением курфюрста королем Георгом I — полномочным представителем английской короны в Петербурге. И это все до двадцати пяти лет.

Отозванный Петром, молодой дипломат оказывается оберкамер-юнкером у будущей Анны Иоанновны в бытность ее герцогиней Курляндской — ничтожно маленькая должность, но и надежное семейное убежище, где можно переждать неблагоприятно сложившиеся обстоятельства.

Умирает Екатерина I, и семейство Бестужевых со свойственной им неослабевающей энергией начинает бороться против дочерей Петра. На престол вступает сын царевича Алексея, но вместе с ним утверждается влияние ненавистного Бестужевым А. Д. Меншиковa — оборот дела, едва не стоивший всем Бестужевым самого сурового приговора. Так или иначе, все они поплатились за свой просчет, все — кроме Алексея Петровича. Он по-прежнему русский резидент в Дании и по-прежнему ждет своей минуты, чтобы из дипломатической ссылки вернуться ко двору, с которым связаны все его чаяния и стремления.

Появится Анна Иоанновна — и А. П. Бестужев-Рюмин совершит для нее невероятную вещь. Он сумеет раздобыть в Киле, из архива герцога Голштинского, мужа старшей дочери Петра I, завещание Екатерины I. Согласно последней воле императрицы, в случае смерти отпрыска царевича Алексея престол должен был перейти к дочерям Петра, иначе говоря, к Елизавете Петровне.

Но риск и на этот раз не оправдал себя. Забывшая былые личные связи Анна Иоанновна и прежде всего Бирон не хотят видеть при дворе слишком ловкого и решительного человека. Характер и способности А. П. Бестужева-Рюмина ни для кого не представляют тайны. И если в 1740 году все же последует запоздалый вызов в Петербург, то исключительно потому, что Бирону необходимо было противопоставить его набирающему силу Остерману. В связи с этим назначением саксонский посланник в Петербурге сообщал своему правительству: „В чем не успел Миних, того, вероятно, в скором времени достигнет действительный тайный советник Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. <…> Все говорят, что он займет место Волынского в кабинете. Говорят даже, что Бестужев может быть опаснее своего предшественника, ибо, владея иностранными языками, он может во все вмешиваться, к тому же он по самому своему характеру предприимчивый и отчаянно смелый“. В точности секретной дипломатической характеристики сомневаться не приходилось.

Забыв былые обиды, Бестужев-Рюмин отплатит Бирону поддержкой в провозглашении того регентом при малолетнем императоре, станет усиленно действовать в пользу правительницы Анны Леопольдовны в противовес Елизавете Петровне. И очередной срыв — приход к власти именно Елизаветы.

Какой невероятной ловкостью надо было обладать, чтобы мгновенно предать всех вчерашних соратников и покровителей, отречься от всех связей и, мало того, — убедить Елизавету в своей преданности настолько, чтобы получить за какие-нибудь три года должности от вице-канцлера до канцлера, единоличного руководителя внешних сношений России. А ведь оправдываться приходилось не где-нибудь — в Шлиссельбургской крепости, куда Бестужев-Рюмин сразу же был заключен.

Зато, едва успев убедиться в достаточной прочности собственного положения, А. П. Бестужев-Рюмин поспешит вытребовать соответствующие вознаграждения „за верность“. Ему ничего не стоит обратиться к тогдашнему фавориту А. Г. Разумовскому: „…Убей бог душу мою, что ежели бы не сущая моя крайняя бедность и нищета меня не принуждали, никогда бы не дерзнул не токмо ее императорское величество, но ниже бы ваше сиятельство прошениями моими потрудить; но Бог свидетель, что к прежним моим долгам и разорениям в разные торжества и весьма убыточные сюда и отсюда переезды и не имея собственных своих доходов, в такие новые долги пришел, что оного на мне более сорока тысяч находится“. Бестужев славится своей прижимистостью в деньгах, и теперь ему не терпится возместить трату на строительство московской церкви Климента на Пятницкой улице. На день памяти Климента пришелся дворцовый переворот. Находилась церковь рядом с бестужевским домом, и строительство ее должно было стать памятником знаменательного дня, доказательством преданности Бестужева Елизавете, но за ее же собственный счет.

Алексей Петрович Бестужев-Рюмин борется и со своим вице-канцлером М. И. Воронцовым, и с наследником престола — они отвечают друг другу взаимной ненавистью, и с новым фаворитом И. И. Шуваловым. Ему одинаково чужды свойственные его противникам симпатии к Пруссии и Франции, его личные тяготения обращены к австрийскому правительству. В июле 1756 года он напишет одному из иностранных дипломатов: „Вся беда наша в том, что молодой любимец умеет говорить по-французски, любит французов и моды их. Ему хочется, чтобы к нам приехало большое французское посольство; а власть его так велика, что иногда нет возможности ей противодействовать“. Впрочем, несогласия на дипломатической почве не помешают старому дипломату заказать свой парадный портрет одному из французских мастеров — Л. Токке.

В год написания портрета усилившиеся эпилептические припадки Елизаветы заставляют нетерпеливого Бестужева-Рюмина приступить к решительным действиям. Как боится он упустить нужный момент! Боится и ошибается еще раз. По его инициативе вызывается в Петербург из действующей армии С. П. Апраксин. Его письмо извещает о скорой кончине императрицы великую княгиню Екатерину Алексеевну. Но императрица снова выздоровела, и расправа над заторопившимися придворными деятелями оказывается очень жестокой. С. П. Апраксин умрет на допросах Александра Шувалова, А. П. Бестужев-Рюмин приговаривается к смертной казни с лишением всех прав и состояния. Впрочем, тяжело больная императрица способна проявить и известное милосердие: казнь заменяется пожизненной ссылкой в подмосковное сельцо Горетово. Остальная, касающаяся имущества часть приговора остается в силе. Бестужев-Рюмин теперь действительно разорен.

Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину шестьдесят пять лет. Годы берут свое, но как же яростно борется былой канцлер за место при дворе, за возможность начать новую, необходимую ему как воздух игру. Он позирует своим крепостным художникам и размножает собственные портреты, представляющие изможденного, чуть не в рубище одетого старика, с подробнейшим описанием на обороте холстов, до чего довели его безвинно претерпеваемые муки. Благодаря подобной затее сохранились для русского искусства имена живописцев Ивана Титова, Артемия Бутковского, Федора Мхова, Федора Родионова. Портреты должны были быть разосланы и в России, и за рубежом — как-никак, вся Европа десятки лет знала канцлера. Бестужев-Рюмин сочиняет целую книгу о своем уничижении, христианина в несчастии, или Стихии, избранные из Священного Писания. Если Елизавета Петровна осталась жить, она должна вспомнить и былую верность старого дипломата, и его долгую службу.

Приход к власти Екатерины II — высшее торжество А. П. Бестужева-Рюмина. Ему возвращают чины, ордена и к старым отличиям присоединяют чин генерал-фельдмаршала вместе с правом являться без приглашения в личные комнаты императрицы. Это ли не осуществление всех самых заветных надежд! Бестужев-Рюмин мгновенно забудет обо всех обращенных к Елизавете Петровне оправданиях, о недавних, но теперь уже совершенно неуместных портретах и захочет повторить былой портрет кисти Л. Токке. И если генерал-фельдмаршал обращается с заказом именно к Федору Рокотову, можно не сомневаться — позиция художника при молодом екатерининском дворе выглядит непоколебимо прочной. Царская милость, порожденная ею мода — показаний этих придворных барометров А. П. Бестужев-Рюмин не игнорировал никогда. Ведь и Климентовскую церковь заказал он в свое время Петру Трезини, единственному архитектору, обслуживавшему двор Елизаветы в бытность ее цесаревной, особенно ею любимому. В подтверждение своего нового выбора Бестужев-Рюмин заказывает две копии своих портретов, как упоминает в своих записках Якоб Штелин. Местонахождение их неизвестно, как неизвестно оно и в отношении оригинальных рокотовских портретов брата и сестры Куракиных, представление о которых дают хорошие гравюры А. Радига.