Воин из пророчества - Дуглас Брайан

Нескоро наступил долгожданный вечер. Все дела на диво скоро переделались, а за стенами дворца, на площади все шумел праздник. Теперь всю ночь будут гулять. Оно и к лучшему, никто не заметит, что любимая наложница раджи куда-то украдкой ушла.

Жаль, что так быстро закончилась молодость, думала Вальмики, разглядывая себя в зеркало. Нет, не молодость закончилась, в том-то и беда, — закончилась свобода девичьей жизни. Никто не возбранил бы простой служанке сбегать на берег реки, чтобы провести там часок в объятиях красивого, сильного мужчины. Но кто дозволит такую вольность наложнице, занимающей высокое положение?

И все же, если заглянуть поглубже в женское сердце и спросить Вальмики, поменяла бы она свое потаенное, украденное счастье на открытую радость порезвиться с париями, — женщина ответила бы отрицательно. В том, что она делала, была такая сила чувства, какая ни одной из юных девчонок и не снилась.

Медленно ехал Мохандас через камыши, вдоль озера. Небо наливалось тьмой, выступали на нем одна за другой звезды, и уже светлел восточный горизонт — скоро должна была показаться луна. В воздух вплелись холодные струи: ночь вступала па трон.

Тихо шуршат камыши, слышно, как плещет невидимая волна в озере. Ночь приносит с собой тишину. Так и иные женщины вносят тишину в то помещение, куда входят. Только что все шумели, но появилась красавица, и замолчали самые буйные.

Вальмики — не из таких. Напротив. Где она — там смута, беспокойство, там хочется кричать, вести себя неподобающе, говорить злые слова… что угодно, лишь бы увидеть дерзкую усмешку на губах женщины, лишь бы поймать хитрый взгляд ее глаз, умеющих сеять раздоры.

Какой же будет молчаливая царица ночь, если соединить ее с Вальмики? Кто одолеет: ночная тишь или несущая смятение мужчинам наложница раджи Авенира?

Остановившись, Мохандас огляделся, прислушался. Ничего, только камыши качаются на ветру, да одинокое дерево шумит над его головой ветвями.

Но вдруг в просвете между кустами мелькнула легкая, почти невесомая тень. Она! Только у нее такие движения — как у птицы, сохранившие детскую угловатость и девическую грацию. Только она одна такая, желанная, опасная, чужая и доступная, все сразу. Только в ее присутствии кружится голова, да так, что все, кажется, готов поставить на кон: собственное будущее, и возможный дружеский союз с Авениром…

Чуть слышно Мохандас кашлянул. Тень замерла на месте, а затем безошибочно побежала в его сторону. Темнота сгущалась с каждым мгновением. Как далек сейчас мир людей с его повседневными заботами от любовников!

Миг — и горячее маленькое тело Вальмики уже в объятиях Мохандаса. Ни слова между ними больше не было сказано. Она прижималась к нему, как изголодавшийся зверек, и не то смеялась, дрожа с головы до ног, не то всхлипывала. Обхватив ее своими большими, могучими руками, Мохандас увлек ее в камыши.

Он закрыл глаза и не видел. А она видела. Она хотела видеть: широкое, с блестящими в улыбке зубами лицо мужчины, огромный черный небосвод, полный сверкающих звезд, тонкий серп луны, развернутый зубцами кверху, точно в намерении уколоть надзвездных духов…

Тихий стон счастья сорвался с ее губ. Вся ее жизнь уместилась в это единственное мгновение… и почти тотчас закончилась.

Потому что еще одна тень внезапно выступила из-за кустов.

Самонадеянные, как все влюбленные, они не знали, что их взгляды перехватывались, что нашлись ревнивые глаза, которые также приметили забытую Мохандасом плетку. Вальмики, как всякая женщина, сражалась на собственном поле битвы, — и последнее сражение она проиграла.

Авенир появился в тот миг, когда отрицать что-либо было бесполезно. Мохандас с глупой радостной ухмылкой лежал возле нее в смятых камышах; он опирался на локоть и любовался женщиной, которая доставила ему наслаждение. А Вальмики в сбитой одежде, с растрепанными волосами, со вспухшими, нацелованными губами, смотрела на звезды, и счастливые слезы выступали на ее глазах.

Затем ее прекрасные очи наполнились ужасом. Она увидела своего господина, а вслед за ним — и нескольких воинов с натянутыми луками. Острия стрел смотрели в сердце любовникам.

Вальмики не испугалась. Ее жизнь закончилась, вот и все. Она вступила в область тьмы, где не имело значения ничего: ни слова, ни оправдания, ни наказание, ни даже прощение, буде таковое последует. Она ни на мгновения не задумалась над своим будущим, потому что будущего у нее больше не было.

Отсечено мечом, отрезано ножом.

А вот Мохандас — другое дело. Застигнутый врасплох, он сжался, готовясь отразить нападение. Безоружный. Полураздетый. Рядом с чужой наложницей. И все же он готов был драться за свою жизнь.

Авенир в гневе склонился над Мохандасом. Сжал пальцы на рукояти кинжала. Еще немного — и руку Авенира сведет судорогой, так крепко стиснул он свой кинжал. Медленно вынул его из-за пояса.

Телохранители раджи набросились на Мохандаса, не позволив ему и шевельнуться.

Вздернули его на ноги. Локти завели ему за спину, чтобы не мог сопротивляться. Один вцепился Мохандасу в волосы, отогнул голову назад, подставляя горло обидчика под удар кинжала.

Авенир дрожал всем телом, едва удерживаясь от того, чтобы нанести смертельный удар.

Сперва раджа не хотел верить, но Шлока настаивал: «Тебе следует проследить за своей наложницей, раджа. Она хочет завести себе любовника».

«Невозможно! — Авенир махал руками, отворачивался. — Замолчи! Ты не знаешь, о чем говоришь, Шлока!»

«Разве я когда-нибудь обманывал тебя?» — удивился Шлока.

«О тебе говорят, будто ты в состоянии прочитать чужую мысль, пока она летит в воздухе…» — нехотя признал Авенир.

«Я — твой друг, раджа Авенир. Я не умею читать мыслей — такое дано только богам да жрецам-ясновидящим, кого боги наделили подобным даром… Но перехватывать взгляды и истолковывать их значение я умею. Да и любой смог бы догадаться, будь он более наблюдателен! Авенир, твоя наложница намерена изменить тебе. Она нашла для себя любовника, и тот непременно назначит ей свидание. Проследи за ней. Пока что ею движет только похоть, но постепенно вожделение завладевает женским умом, начинает властвовать над помыслами. Если любовник прикажет ей убить ее прежнего господина, она сделает это».

«Только не Вальмики! Она всегда была так преданна мне!» — Раджа Авенир почти умолял Шлоку. Обманутому радже казалось: если Шлока признает свою ошибку, можно будет зачеркнуть страшное подозрение. Отринуть его, как будто его и не было.

Но Шлока оставался непреклонным.

«Нет, раджа. Вальмики, влюбленная в твоего соперника, становится смертельно опасной. Мою неправоту легко будет доказать, тебе следует лишь проследить за Вальмики. Я отправляюсь спать. Я не стану вмешиваться в твои поступки, раджа. Реши для себя сам, как быть с предательницей»

«А он ее любовник?»

Шлок пожал плечами.

«Если это молодой воин или чей-нибудь слуга — убей его. Но если это кто-то из князей… А я почти верен в том, что это Мохандас… В таком случае, придержи свою руку, великий раджа! Не вноси рокового удара, ибо это будет удар по союзу, ради которого ты столько потрудился сегодня. Слишком опасно. Не время. Пусть неразумный потомок богов Мохандас и поставил на кон будущее своего маленького княжества — раджа Авенир должен быть мудрее. Нельзя бить эту ставку. Лучше проиграть сейчас, чем выиграть потом. И того довольно, что Мохандас унижен, пойман с поличным, высечен, ка мальчишка».

Довольно.

Довольно…

С трудом Авенир перевел дыхание и опустил руку. Мохандас, тяжело дыша, косил глазами, но вырват: я не пытался: если он сделает хоть одно лишнее движение, его повалят на землю и убьют. Мохандасу не хотелось умирать. Не так, не сейчас. Не будучи пойманным, точно блудливый мальчишка, в чужой постели.

Авенир внезапно ощутил боль в сердце. Вальмики очень красива; Мохандас намного моложе ее господина, намного сильнее… Наверное, ничего удивительного в том нет, что женщина, забыв о долге перед раджой, который возвысил ее из ничтожества, бросилась в объятия воина.

Авенир перевел взгляд на свою любимую наложницу. Хоть бы малая тень страха, раскаяния… Неужели она даже оправдаться перед ним не попытается? Так и будет смотреть мертвыми глазами и ждать расправы? Как будто ничего, кроме расправы, от Авенира и ожидать нельзя?

Вальмики не обронила ни слова. Даже бровью не повела. Мертвые не разговаривают, ни о чем не просят. Только молчат.

Не сводя взгляда с Вальмики, Авенир заговорил со своими воинами:

— Отпустите его, он мой гость…

Помедлив, они выпустили Мохандаса. Не произнеся ни слова, Мохандас нырнул в камыши и исчез. Его душил стыд, он полон был страха — но больше всего, даже больше спасения собственной жизни, хотелось ему скрыться с человеческих глаз. Потом, когда у него достанет сил, он снова появится перед людьми. И даже будет держаться так, словно ничего не случилось. Но сейчас он бежал от собственного позора быстрее, чем бежал бы от лютой смерти, кусающей его за пятки.