Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Федерация включала в себя представителей различных социологических учреждений, но в первую очередь — психиатров, теоретиков и клиницистов, в основном из англосаксонских стран, Скандинавии и Германии.

Меня встречал и опекал в Лондоне личный друг Маршалла — тоже англичанин, генеральный секретарь федерации. Делегаты конференции были в основном далеко не молодые люди. Может, именно поэтому моё присутствие на конференции, тем более в президиуме, вызывало интерес у многих делегатов, и этот интерес усиливался ещё и тем, что вскоре стало ясно, что я советский, русский. В это время Москва не имела никаких дел с такого рода международными организациями. Поездка на конгресс федерации была очень интересной и познавательной. Конгресс сопровождался несколькими крупными приёмами с участием лондонского политического и научного мира. Приём давал лорд-мэр в ратуше. А другие приёмы и обеды проходили в нескольких типичных лондонских клубах, таких как известный «Royal Automobile Club».

В первый же день я произнёс свою приветственную речь от имени ЮНЕСКО, и после этого на конгрессе мне особенно делать было нечего. Какие бы то ни было действия разведывательного характера мне не только не поручались, но и были запрещены. Кроме того, мой парижский шеф категорически рекомендовал мне не только не устанавливать контакты с нашей лондонской резидентурой, но и без острой необходимости даже не появляться в посольстве, так как наши товарищи и советские представительства были во все времена под очень пристальным наблюдением английских спецслужб.

Так как у меня на руках был международный паспорт, не было необходимости появляться в советском консульстве.

Я жил в центре Лондона, прямо по соседству с Гайд-парком, в известном в то время отеле «Marble Arch», что переводится как «Мраморная арка». Сама арка, кстати, была рядом. На третий или четвёртый день работы конгресса ко мне подошёл уже упомянутый ранее генеральный секретарь федерации. Он проявлял ко мне постоянное внимание, я бы сказал, заботу, и не без его участия я получал постоянные приглашения на все интересные встречи и обеды.

В частности, с его другом, членом английского парламента (так именуют членов палаты в английской прессе), я побывал в гостевой ложе на заседании парламента, когда слушался вопрос по военному бюджету, и все члены, как правительства, так и «теневого кабинета», были на своих местах. В ложе меня сопровождал молодой помощник МР, который называл мне известных деятелей среди депутатов и со знанием дела комментировал происходящее. В перерыве я был приглашён самим депутатом на обед в ресторан, который находился там же, в здании палаты. Это была скорее небольшая столовая для депутатов. Обедали скромно: без вина, но с хорошим стейком. Так я воочию увидел, как работает старейший парламент мира.

Находясь в английском парламенте, я вспомнил, как описывал в книге своих воспоминаний посещение парламента знаменитый Лонсдейл (Конон Трофимович Молодый) в тот период, когда он работал в Англии на нелегальном положении. Конон был моим большим другом — мы вместе с ним учились на одном курсе и вместе оканчивали институт (ныне экономический факультет МГИМО). После окончания наши дороги разошлись до того момента, когда Конона выручили из английской тюрьмы, обменяв его на агента СИС Гревилла Винна. В Москве мы поддерживали близкие отношения, и Конон рассказывал немало эпизодов из своей жизни. Вот лишь два из них, очень необычных и забавных.

Для усиления доказательной базы на суде над «советским шпионом» (я думаю, что читатель знает историю ареста Лонсдейла) английские спецслужбы доставили на заседание суда из Канады отца настоящего Лонсдейла. Конон жил и работал в Англии по легенде как рождённый в Канаде и был якобы сыном этого самого Лонсдейла. Лонсдейла-отца привезли на суд, чтобы свидетельствовать публично, что Конон не его сын, а другой человек. Но адвокат, которого «Бен» (наша кличка Молодого) нанял на заработанные в Англии деньги (он работал в фирме игральных автоматов), быстро выяснил, что сын Лонсдейла переехал из Канады в Финляндию вместе с матерью, когда ему ещё и года не исполнилось, и больше никогда с отцом не встречался. Адвокат целой серией вопросов полностью поставил в тупик Лонсдейла-отца и под смех зала доказал, что он физически не мог опознать человека, которого видел ещё младенцем, в результате чего тот признался, что сам не понимает, зачем его вызвали на это судебное заседание. Английская пресса высмеяла глупый провал организаторов суда, хотя, конечно, журналисты продолжали разоблачать «Бена» и происки советской разведки.

Второй эпизод произошёл с ним уже в тюрьме, когда Конон отбывал начало своего бесконечно долгого срока — двадцать пять лет. Он, как грамотный юрист, тщательно изучил тюремный регламент и нашёл в нём положение, по которому заключённый имел право получать газету, издаваемую в его родном городе, за счёт тюрьмы. «Бен» попросился на приём к начальнику тюрьмы, подал тому соответствующее заявление, прося выписать для него газету из его родного города, из Москвы (к этому времени вопрос о том, что Конон из Советского Союза, уже был принят сторонами). Конон попросил выписать ему газету «Правда». Забавно, но англичане, подумав, выписали «Правду» для «Бена», признав, что нужно в любом случае соблюдать законы.

На другой день мой покровитель, секретарь федерации сказал мне, что я слишком много времени провожу на заседаниях и из-за этого не имею возможности познакомиться с Лондоном. Он, как бы между прочим, сообщил, что на следующий день конгресс будет слушать вопрос, связанный с Венгрией и проблемой венгерских беженцев после событий 1956 года. Эта тема, заметил он, «может быть для Вас не очень интересной».

Действительно, как я понял потом из протоколов заседаний конгресса, дискуссия по указанному вопросу носила резкий антисоветский характер, и моё положение на конгрессе было бы явно неуютным, а если бы я был вынужден или решился выступать, то это просто осложнило бы моё положение. Мой английский знакомый предложил мне на весь следующий день свою машину с опытным шофёром, который бы в качестве гида показал мне весь Лондон. Я понял деликатность ситуации и с радостью согласился со сделанным мне предложением. На другой день сразу после завтрака в отеле портье сообщил мне, что меня ждёт машина у подъезда. Я рассказываю об этом потому, что это была не просто машина. У подъезда стоял «роллс-ройс», а шофёр, который был одет в специальную форму, приветствовал меня на выходе из отеля и торжественно открыл передо мной дверь машины.

Как-то особенно запомнилось посещение в сопровождении моего «гида» лондонского Тауэра. Крепость и дворец, построенные ещё в XI веке, являются символом былой власти и мощи Англии. Два ряда крепостных стен, ров с водой, башни и в середине — большое мрачное здание. Долгое время Тауэр был резиденцией королей, а затем был превращён в самую знаменитую королевскую тюрьму. Вход на территорию Тауэра пролегал через огромные Ворота предателей. Это была не только тюрьма, но и место казней, пыток, место кровавых страниц в истории Англии. Здесь были казнены в XVI веке две жены короля Генриха VIII, Анна Болейн и Екатерина Говард. История Тауэра хранит десятки казней, судьбы сотни заключённых. Среди заключённых был великий утопист Томас Мор, а одним из последних был ближайший помощник Гитлера Рудольф Гесс, прилетевший в Англию на своём самолёте в разгар войны с тайной миссией. (Суть и содержание переговоров англичан с Гессом не раскрыты до сих пор.)