Богат и немного женат - Маргарита Южина

– Да, мы слышали, что Сэя к этому неравнодушна... я про достоинства... – снова влезла Раечка.

– Да что вы там слышали! – обозлился Семен. – Слышали! Почему-то раздолбая Кешку, который и дня не просидел на своем рабочем месте, все жалеют! Вот он ни фига не делает, а его жалеют! Все! И Варька – ах, кто-то там не разглядел его огромных способностей! А кому это на фиг надо – разглядывать? Если они у тебя есть, эти способности – так показывай! И отец – ах, мальчику трудно адаптироваться к взрослой жизни! А мальчику-то, слава богу, тридцать три! И тетушки-соседки – такой лихой парень, а вот с семьей у него нелады! Так не гуляй по бабам, и будут лады! Но ведь нет! Он какой-то рыцарь все время получается, который страдает хрен поймешь из-за чего! А я – да! Я – карьерист! Я – альфонс! Я – негодяй, подлец, подонок!

– И вы его того... прикончили, да? – тихонько подсказала Раечка.

– А что, его уже прикончили? – насторожился Семен Урванцев.

– Ой, да не слушайте вы ее, у нее в детстве вместо гландов все мозги вырезали, – отмахнулся Дуся.

Раечка сощурилась от обиды, но больше в разговор старалась не вмешиваться. А Дуся продолжал спрашивать Урванцева:

– И все же... мне не понятно... Ну согласитесь же, такой везунчик – ему все, вам ничего... сам собой напрашивается вывод: вы от него избавились.

– У вас, похоже, с мозгами та же история – вместо гландов вырезали... – недобро взглянул на Дусю Урванцев. – По большому счету, я бы мог и вовсе выставить вас вон, но вы ведь будете потом доказывать, что я с Кешкой... даже не знаю, что я с ним такое сделал.

– Будем, – честно признался Дуся.

– Ой, да как же вы не поймете! – вскочил с кресла Урванцев и заметался по комнате. – Ну зачем мне было его убирать?

– Чтобы вернуть Варю, – корректно подсказал Дуся.

– Зачем мне было его убирать, если я мог его просто уничтожить как личность?! Вы же понимаете – Сэя выполнит любую мою просьбу! Лю-бу-ю! Я бы элементарно сказал ей, чтобы она ему не давала денег. И все! И через неделю он бы сам ко мне приполз!

– Разбежался! – не поверил Дуся. – Он же работал!

– Да что вы! А знаете, кем он работал? Он работал... только не падайте с дивана... он назывался директор внутреннего досмотра! Наблюдатель трудовой дисциплины! Нет, вы соображаете, что такой должности у нас вообще нет! Нет, то есть сейчас-то она есть, для Кешеньки придумали, но стоило мне только захотеть, и эта должность умерла бы немедленно! Ее бы стерли!

– А вы не хотели, да?

– А я не хотел, да, – кивнул Урванцев. – Мне ведь что надо-то... мне ведь надо не убрать от Варьки Кешку, а чтобы она сама от него отказалась. Она же думала – он талантище! У меня была мысль... да, была такая идейка – доверить Кешке какое-нибудь серьезное дело. Да, именно серьезное. И чтобы все знали, что он этим делом занимается. И вот когда он его провалит... А он его провалит обязательно, вот тогда я буду ликовать! Или... или, чтобы она ему бабу простить не смогла... А она прощала... Я хочу... я хочу, чтобы она сама от него отказалась... Я слишком долго и дорого заплатил за свою теперешнюю жизнь, чтобы испортить ее из-за Кешки. Но даже если бы когда-нибудь мне взбрело это в голову, и я бы его удавил... или не знаю что еще, Варька всю жизнь делала бы из него героя! А он не герой! И я... не хочу...

И Дуся ему поверил. А чего, ведь и в самом деле, парень столько лет карабкался вверх, и тут из-за какой-то любви... Хотя говорят, что из-за любви на что только не идут, но... Нет, Дуся бы тоже не стал из-за нее уж слишком переживать – да чего мучиться-то, вон их сколько, девчонок!

Они доехали до дома и уже уселись пить чай с плюшками, которые Раечка купила по дороге, а Евдоким все еще в раздумье пучил глаза.

– Ты чего такой замученный? – спросила вдруг Раечка. – Думаешь, что ли?

– Я все не могу понять... ну вот этот Урванцев прав, не убивал он Иннокентия, я прямо чувствую... Но кто тогда его убил?!!

Раечка повернула голову и внимательно уставилась на Дусю:

– А ты думаешь, что его убили?

– Думаю...

– А мне все-таки кажется, что это он специально – засиделся где-то, а может быть, уехал куда-то, а может...

– Не может. Погиб он, – хмуро прервал ее Евдоким.

– То есть... ты знаешь, да? – Теперь в ее взгляде было столько уважения и почитания, что он не выдержал.

– Знаю...

И он рассказал ей все.

– Ну ты... обалдеть! Ну просто с ума сойти! – не могла найти нужных слов Раечка. – Но ты-то! Почему ты сразу же не сообщил в милицию?! Почему ты им не позвонил?

– Я их даже вызвал! – пробурчал Дуся. – И они – о, чудо! – даже приехали! А что толку? Приехали, открыли этот хозблок, а там – никого!

– Криминал! Сплошной криминал! – защебетала Раечка, прижимая руки к груди. – А знаешь, о чем это говорит? Не думай, ты все равно не знаешь... Это говорит о том, что преступник тогда был рядом! Вот ты побежал звонить, а преступник в это время куда-то уволок труп, понятно?

– Вот это-то как раз понятно. Не понятно только – как?! Это же не темной ночью в заброшенном графском саду было! Это было среди рабочего дня, причем у нас постоянно снуют люди, ну как он мог взять и куда-то труп спереть?!

Раечка замахала руками:

– Ой, я тебя умоляю! Кто у нас смотрит, кто что тащит?! – затрещала она, не давая вставить слово. – У нас вон санитарка Ефремовна кровать казенную домой уперла – и ничего! Никто не заметил! Хорошо, что еще без роженицы! А баба Люба? Кадку утянула с цветком! Домой! Это ж надо – там цветок, как дерево, а эта бабуся его стыбзила! И ведь заметили только тогда, когда к ней на юбилей в гости пришли! А ты говоришь, труп! Заверни его в мешок, и все! Делай с ним, что угодно!

– Точно... – расстроенно покачал головой Дуся. – Запросто можно было в мусорку выкинуть... и тащить недалеко... Мне надо было милиционеров сразу к мусору вести, а я...

– А ты сам не милиционер, поэтому сразу недопетрил! Я вообще удивляюсь, что ты еще о чем-то мыслишь! Я в хорошем смысле этого слова, не обижайся... – проговорила Раечка и положила Дусе еще одну плюшку. – Но теперь мы знаем, что преступник за нами следил, а потому...

– Точно, следил! – вспомнил Дуся. – Потому что я вот, представь, веду этого Кешу, а сам чувствую – кто-то меня материт, щеки горят. И чувствую, что матерят здорово, потому что когда вышел, щеки горели, а потом... потом зашел к нам в комнату, умылся, и все – перестали материть! А он, убийца-то, наверняка уже его куда-то утащил!

– Нет... – не поддержала его Раечка. – Сначала тебя материли, это когда ты его прятал, точно? Это, наверное, убийца за вами следил. А потом ты пошел в комнату, так ведь?

– Ну да, я потом зашел к нам и давай умываться – дома чего-то забыл, ну и...

– А вот в это время он как раз его и убивал! – догадалась Раечка. – А уж потом... ты заходишь в этот хозблок – и мамочки мои! А там труп!

– Нет, я не сразу потом зашел, я попозже...

– Ну да, то есть ты ему дал время, а уж потом...

– Какое там дал!! – взвился Дуся. – Ты сейчас договоришься! Получится, что я чуть ли не сообщник преступника! Я ничего никому не давал! Я... просто занимался своими делами, а уже потом пришел – и... вот тогда уже «мамочки мои»...

– Есть только один выход... – сурово сдвинула бровки Раечка. – Надо пойти в хозблок и все там осмотреть.

– Да я уже ходил, это во-первых, – пробурчал Дуся. – А во-вторых... там теперь только покажись – мигом загребут. Эти милиционеры тоже ведь не дураки. Наверное, они там наряд выставили и дежурят по очереди – ждут, когда преступник на место происшествия заявится...

Раечка выразительно покрутила пальцем у виска.

– Какой преступник? Это же только ты знаешь, что этого Иннокентия прикончили. А милиция и вовсе думает, что это бред больного санитара – труп! Они же даже дело толком не ведут, потому что считают, что он у какой-то женщины зацепился. А мы сейчас придем и проверим хозблок, и ничего необычного!

– Прямо-таки и вовсе ничего! – скривился Дуся. – Один находится в отпуске, другая и вовсе работу бросила, и вот эта парочка заявляется в роддом и сразу в хозблок. И просто так, и ничего особенного – променад у них такой! А потому что они привыкли прогуливаться по всяким сараям да хозблокам, да?

Раечка призадумалась, Дуся опять что-то умное сказал – нельзя вот так сразу заявиться в этот хозблок. Тем более что одно только появление ее, самой Раечки, вызовет живой интерес у девчонок – они же слышали, как она уходила с работы: Беликов визжал недорезанной поросей, кричал, что она капризная девчонка, что у нее дисциплины полный ноль, что она о себе слишком много возомнила, да еще... ой, что он только не визжал...

– Ладно, тогда мы...

О том, что она придумала, Раечка сказать не успела – в дверь позвонили.

На пороге стоял Пашка, но на этом пороге он задержался недолго – сразу же отстранил Раечку и молчком прошел прямо к Дусе на кухню, а затем в величественном молчании выложил перед ним исписанный листок.

– И что это за диктант? – с недоумением посмотрел на него товарищ по работе.