Черные сказки - Олег Игоревич Кожин

Безголовый остановился, замер на мгновение, затем выпрямился и нарочито медленно подплыл к столу, завис в воздухе у самого края, вперясь жуткими своими глазами прямо в Ритино лицо. Он принимал вызов.

Рита встала, качнулась вперед-назад на затекших ногах. Мир плыл вокруг. Краски смешивались. На еще не высохший пейзаж кто-то плеснул водой. Чистой родниковой водой. Девочка шагнула к краю, навстречу чудовищу. Они застыли друг напротив друга, разделенные лишь полосой соли шириной в полпальца. В нос вновь ударил запах озона, напомнив о тревогах прошедшей ночи. Рита растянула рот в улыбке-оскале. Окажись безголовый человеком, был бы точно на голову выше нее. А так примерно одного роста. Ровня.

С трудом преодолев соблазн ткнуть пальцем в глаз на бледной груди – возможно, на что-то подобное чудовище и рассчитывало, – Рита покачала головой и отвернулась. Ее шатнуло. Стол, поляна, вся гора качались под ногами, но в этом не было ничего страшного. В такт качке плясали цветные круги в небе, а на краю зрения возникали мутные, едва различимые силуэты, огромные фигуры, окончательный облик которых никак не удавалось уловить – стоило чуть повернуть голову, как они тут же растворялись в полуденном мареве. Если на полотне мира Риту обозначили лишь несколькими быстрыми, не слишком аккуратными мазками, то этих можно было считать карандашными набросками, забытыми и скрытыми под слоем краски. Лишь сейчас, когда вода из кружки размыла привычные цвета и реальность потекла, обнажая холст, стало возможно различить очертания.

Еще они переговаривались – вибрирующими мелодичными голосами. Девочка прислушалась, но так и не сумела понять ни слова. Однако она знала, что можно сделать. Порывшись в рюкзаке, Рита вытащила игрушку, то ли пса, то ли медведя, погладила его по мягкой вытертой спине, поцеловала в хрустящую полуслепую морду, спросила: «Что они говорят?», усадила на доски и отвернулась. Кому понравится, когда на тебя пялятся во время столь важного задания! То ли пес, то ли медведь молчал. Рита терпеливо ждала, краем глаза наблюдая за гигантским силуэтом на одном из стульев на дальней стороне поляны. Наконец за спиной раздался голос, усталый и надтреснутый, немного похожий на отцовский:

– Пастырь говорит, что нельзя отпускать девочку. Она идеально чувствует ценность. Она станет отличной приказчицей, лучшей за долгое время. Певица говорит, что, если держать ее дольше, девочка может умереть…

Рита чуть сдвинула голову, надеясь захватить в поле зрения еще один силуэт. Ничего не получалось. Исполинские создания, владыки вершины горы, не предназначались для того, чтобы на них смотреть.

– Пастырь говорит, что до вечера девочка не умрет, – продолжал то ли пес, то ли медведь. – Пусть остается до заката. Когда солнце сядет, здоровье старого приказчика подойдет к концу, и ее можно будет отпустить.

У Риты все похолодело внутри. «Старый приказчик» – это ведь об отце? Ну конечно, о ком же еще!

– Подкидыш говорит, что не стоит рисковать и держать девочку дольше – так можно потерять обоих приказчиков. Певица поддерживает. Придурок говорит, что девочка нашла бутылку здоровья. Если она действительно так хорошо чувствует ценность, то, вернувшись к старому приказчику, может напоить его и продлить жизнь. Тогда им придется терпеть старого приказчика и в следующем году. Пастырь поддерживает.

Рита, похолодев еще сильнее, открыла рюкзак. Вот она, бутыль из темного стекла с ухмыляющейся рыбой на этикетке. То, чего не хватает отцу, чтобы избавиться от свалившей его болезни. То, без чего он умрет, когда сядет солнце. Мысли, подхлестнутые страхом, засуетились подобно муравьям в разворошенном муравейнике. Если пойти сейчас, она точно успеет.

– Подкидыш говорит, что нужно убедить девочку подождать. Показать ей власть, – бубнил то ли пес, то ли медведь. – Объяснить силу. Падальщик говорит, что если девочка будет спускаться в темноте, то споткнется о корень, сломает шею и через пару дней порадует всех нас потрясающим ароматом. Провидица говорит…

– Тише! – оборвала игрушку Рита. – Не мешай думать!

Она положила замолчавшего то ли пса, то ли медведя в рюкзак и окинула взглядом свой небольшой урожай странных вещей. Бубен, перчатка, бутылка, игрушка, деревянная статуэтка. Была еще книга, но выскользнула из рук при появлении безголового, а потом исчезла в небе вместе с остальными предметами со стола. Рита вытащила деревянную статуэтку и, прищурившись, стала сравнивать ее со сторожевым чудовищем, парящим над травой неподалеку. Сходство было очень условным – и только если предположить, что статуэтка действительно изображает человека без головы, а не старинный корабль без мачты или спящую хищную птицу.

Впрочем, Рита уже догадалась, что ее летающий остропальцый враг – такое же порождение этой поляны, как и все остальное. Просто созданное и существующее по другим законам, по стандартам иного мира.

Непонятная вещь. Одна штука.

Отсюда следовало, что, даже если статуэтка не имеет к безголовому никакого отношения, это можно исправить. Рита выпрямилась во весь рост и, несколько раз шумно вдохнув, чтобы унять волнение, крикнула:

– Эй! Уродец! Смотри, что есть!

Убедившись, что глаза безголового смотрят прямо на нее, Рита вытянула вперед руку с зажатой в кулаке статуэткой и припечатала:

– Это ты!

Затем нагнулась над пивной кружкой, прошептала:

– Мне нужен огонь, – и откинула крышку. Изнутри пахнуло жаром. Рита затолкала статуэтку в кружку, закрыла ее, отсела. Несколько секунд спустя из-под крышки потянулась тонкая струйка черного дыма.

Безголовый, наблюдавший за этими манипуляциями с вытатуированным равнодушием, вдруг содрогнулся всем своим бугристым бескостным телом. Подобно пловцу, поднимающемуся с глубины, он рывком взлетел на высоту человеческого роста и напряженно замер, будто прислушиваясь. Затем взмахнул руками, рванулся назад, к лесу, но на полпути остановился, нырнул к земле и там забился, страшно, безысходно, тряся конечностями и сминая траву. Тело его выгнулось дугой, на бледной плоти проступили черные пятна, через мгновения разошедшиеся трещинами, из которых хлынули наружу языки пламени. Рита отвернулась.

– Сгинь, уродец!.. – прошептала она, закусив губу. – Предупреждала же.

Несколько минут, пока за спиной шумел огонь и содрогался в агонии безголовый, Рита потратила на сборы: аккуратно уложила все предметы, включая раскаленную кружку, застегнула и тщательно проверила каждый ремешок. Когда на поляне наступила тишина, девочка поднялась, надела рюкзак задом наперед, чтобы он висел не на спине, а на груди, и, бережно придерживая груз руками, спустилась со стола на лавку, а затем на землю.

От безголового осталось широкое пятно выгоревшей травы с обугленными ошметками плоти, среди которых по-прежнему сверкали стальные когти. Приближаться к ним Рита не решилась. Быстро сориентировавшись по стульям, она направилась к рыжему лесу – туда, откуда пришла. Ее по-прежнему качало, каждый шаг давался с трудом. На периферии зрения все еще маячили высоченные фигуры обитателей поляны: Пастыря и