Наливайко - Иван Леонтьевич Ле

все резервы. Лес понемногу пустел, атаки же Косинского становились все ожесточеннее. Приближался конец…

Когда солнце перебежало на быстрых тучах ранний зимний полдень, катастрофа стала очевидною даже для каждого бойца. Нужно отступать… Да где там отступать, — нужно бежать кто куда может, отдать Константинов и разве где-нибудь под Острогом, собрав новые силы, попробовать остановить наступление Косинского. Вишневецкий видел, как неохотно перестраивались его люди, как равнодушно всадники заезжали то с левой, то с правой стороны. Хорунжий, посланный вчера к Янушу, до сих пор не вернулся, — нечего, значит, ждать помощи из Константинова. Но страшнее всего, что и отступать сейчас нельзя: враг будет рубить беглецов, настигая их по истоптанному снегу.

Вот если бы ночь… Любой ценой задержать Косинского до ночи…

Вишневецкий созвал старшин и вызвался лично вести войска в контрнаступление. Задержать Косинского и тем обеспечить отступление по крайней мере в лес. Нужно только сломить уверенность врага в его превосходстве, и тогда дела улучшатся.

Совет старшин не возражал. Хоть один человек не потерял голову в этом трудном положении — и то хорошо. К тому же, этот человек — потомок Байды Вишневецкого. И с ним согласились без слов.

Черкасский староста помчался к своим измученным отрядам, которые с трудом держались, едва не побросав в снег отяжелевшее оружие. Уже в седьмой раз палили пушки Косинского, сея смерть и подавляя дух армии Вишневецкого, не имевшей ни одной пушки. Изредка раздавались и менее звучные выстрелы гаковниц. Они вселяли еще больший страх.

О каком же наступлении мог помышлять князь Вишневецкий! Однако он направил несколько отрядов в обход Косинского с обеих сторон, а сам собрался идти в лобовую атаку.

Полки Косинского с удивлением переглядывались, видя, как побежденные уже остатки войска Острожских, вдруг перестроившись, бегом двинулись на казачий стан. Впереди, под крики и свист, гнал заморенных коней небольшой отряд конницы во главе с Вишневецким.

Косинский не опасался этой атаки. Но дерзость черкассцев так возмутила его, что он приказал сече- вой коннице враз отбить охоту у князя Вишневецкого до таких шуток. Сечевики, однако, недооценили удар Вишневецкого, не приняли в расчет совместных действий его войска с нескольких сторон, и в первой же стычке были смяты и отступили. Ободренные успехом, дружины Вишневецкого продолжали продвигаться вперед. С флангов на Косинского напали также отряды Гулевича и Тульского.

Боевые крики сражающихся, бряцание железа, ржанье коней — все это сливалось в непрерывный страшный гул. И до странности четко изредка вырывалось из этого гула отчаянное «геканье» какого-нибудь вконец ошалевшего воина. Вишневецкий, крича и подбадривая, метался на взмыленном коне среди своих людей, опьяневших от ожесточения и упорства. Конные сечевики Косинского несколько раз кидались в бой, но вынуждены бывали поворачивать назад, к пушкам.

У Косинского стояли в запасе вызванные из крепости всадники Нечипора. Уже не однажды гетман порывался бросить их в бой, но каждый раз вспоминал свой спор с полковниками-запорожцами на валу крепости и отбрасывал свое решение.

Полковник Нечипор подъехал к гетману сбоку, ожидая распоряжения. Косинский только кусал губы и грубо приказывал джурам удерживать беглецов. Но вот он оглянулся на полковника и резко пришпорил коня. Конь подскочил и помчал. Косинский подскакал к войскам, выходившим из боя, что-то прокричал им и снова вернулся туда, где все еще стоял полковник Нечипор, охваченный презрением к гетману.

Навстречу Косинскому выскочил на взмыленном коне один из его хорунжих. Гетман, не дослушав его, крикнул:

— Передайте артиллерии: решающий бой… До последнего разнести эту княжескую дрянь!.. Слышали? Полковник! — вдруг обратился к Нечипору. — Вам оставаться в резерве. Но выведите свой полк или… или начинайте…

— Начинаю, пан гетман! — крикнул ему вслед Нечипор, не скрывая насмешки.

Повернув своего коня к сечевикам, Нечипор проехал перед рядами. Он уже не смеялся. И каждый всадник схватился за саблю. Полковник выше поднял голову, еще раз глянул вслед Косинскому и сплюнул. Потом объехал возы, составлявшие передвижную крепость штаба Косинского, махнул рукой и, не оглядываясь на свой полк, повел его на фланг Вишневецкого.

Обеденная пора прошла. Куцый зимний день клонился к вечеру. Холодное солнце устало катилось к закату, разминуясь с быстрыми и потрепанными, как после боя, снежными тучами.

Нечипор со своим полком загибал в сторону от дороги, а гетман Косинский, не поняв маневра полковника, проклинал его и всю Запорожскую Сечь за такую измену. Пешие войска Косинского бросились бежать, и даже пушечные выстрелы не могли остановить их. А полк сечевиков нерешительно выехал из-за холма и остановился. Нечипор, ни на кого не глядя, будто припоминая что-то сложное, наконец выхватил саблю. И этого было достаточно, — полк сечевой конницы бросился на Вишневецкого…

Как ломается хрупкий стебель, так остановился Вишневецкий, увидев конных сечевиков Нечипора. Давать им бой со своими измученными людьми было бессмыслицей и преступлением. Его может спасти только немедленное отступление к старым окопам, под лесом. Но где он, этот лес, где оно, спасение?..

— Назад, к лесу! — крикнул Вишневецкий.

Сам первым повернул коня и, закрыв глаза, погнал к лесу. Люди уже и без приказа показывали спины врагу, волною отхлынув к опушкам.

Косинский на миг замер, потом сорвал с головы смушковую шапку и помахал ею в воздухе. Опомнившись, он приказал отрезать отряды Вишневецкого от леса. Казаки бросились целиной, по глубокому снегу, перерезая отступление беглецам.

У князя Вишневецкого из-под казацкой шапки выступил обильный пот. Холодный, он точно каленым железом прожигал до мозга. Минутами князю становилось не по себе, в глазах клубился беспросветный туман. К Вишневецкому подъехал растерянный, без голоса и воли пан Гулевич.

— Что будем делать, князь?

— Приказать перестроить отряды, пан Тульский…

— Я не Тульский, а Гулевич, простите, князь… Может быть… белый платок повесить на копье?..

— Да подавитесь, пан. своим платком, ста чертей! — вспылил Ян Тульский и погрозил над головой окровавленной саблей. — Мы будем защищаться, пока оружие в наших руках!

За спиною у них уже шел бой с пешими казаками Косинского. Отряды Вишневецкого отчаянно пробивались к лесу. Впереди, с равнины, доносилось сопение увязавших в снегу сечевых коней, стоны раненых и выкрики победителей.

Как последний приговор, прогремели пушечные выстрелы из штаба Косинского. Одно ядро проскочило сквозь собранные остатки измученной конницы Вишневецкого — и четыре коня взметнулись вверх ногами. Катастрофа молниеносно приближалась. Как смерч крутились сечевики полковника Нечипора. Никакого. спасения ни извне, ни тем более от собственных сил не ждал уже князь Вишневецкий.

— Давайте платок, пан Гулевич, — простонал черкасский староста сквозь зубы, а слезы ярости и бессилия обгоняли капли холодного пота.

Такого позорного поражения не ждал потомок Байды Вишневецкого. Пан