Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II - Борис Штерн

Черная раса, как говорят знатоки, древнее белой.

Негры являют проблему для палеоантропологов: пока их самые древние костные останки датируются всего лишь 6–7 тысячами лет.

Пока Гамилькар охотился на Муссолини и беседовал с Лениным в Горках, негусу донесли, что Мендейла вылечил Фрейда от запора, и Фрейд даже запросил пива, сосисок и кислой капусты. Фитаурари призадумался и вызвал к себе обоих лекарей. Колдун даже умылся и приоделся, надел засаленную рубашку и шапочку из домотканной материи, а передник сменил на длинную юбку из пуха купидона, прикрыл, что называется, задницу. Фрейд пришел в котелке и в расстегнутом приталенном демисезонном пальто с бархатным воротничком, он не снимал пальто, его мучила желтая лихорадка. Регент решил устроить небольшой врачебный консилиум, послушать докторов, подумать. Это ристалище происходило во дворце в присутствии нгусе-негуса. Он пил свой молочный коктейль. По обычаю врачи должны были сначала похвастаться своими успехами, рассказать о достижениях, потом изложить свои методы лечения и, если нужно, словесно сразиться. Колдун начал первым:

— Как-то раз жители одной деревни не доплатили мне положенного, а один из них, самый некультурный, не уступил мне на ночь свою жену! Я так разгневался, что потерял голову, дунул в самый сильный волшебный рог и предал их деревню небесному огню. Но, покинув ее, вспомнил, что забыл этот рог в хижине, где провел ночь. Это был подарок моего учителя. Я поспешно вернулся в хижину, но тут как раз подоспела молния, которую я сам же накликал. Троих убило наповал, меня оглушило, а человек, смерти которого я желал больше всего, остался невредим. Именно в его хижину меня перенесли. Трое суток его жена ухаживала за мной, как за любовником. Вывод: Божья рука сильней шаманьего рога. Надо знать, когда можно поддаться искушению, а когда нельзя. История была не в пользу колдуна, в ней Мендейла представал в смешном виде, и уже это должно было насторожить такого тонкого психоаналитика, как Фрейд, — зачем, ну зачем колдун поведал будущему Pohouyam'y невыгодный эпизод из своей жизни? Возможно, запор не окончательно прошел, а сублимировался из задницы в голову Фрейда, и он не вовремя осознал опасность. Фрейд же повел разговор аб ово — от яйца, значит. Он долго и со знанием дела рассуждал о бананах, апельсинах, фаллосах, анусах, промежностях и влагалищах, а также о сексуальных поездках в железнодорожном транспорте — цитировать его здесь нет никакой возможности (см. предыдущие главы).

Колдун откровенно скучал и слушал Фрейда вполуха, Фитаурари попивал коньяк с молоком и поглядывал на обоих.

Колдун сказал: лиульте нужен муж с кнутом; под кнутом он разумел мужской член особой формы — очень длинный, очень тонкий и очень гибкий, — такие кнуты вызывают у некоторых женщин особое уважение. Вообще, колдун был себе на уме и не промах в психоанализе; лечение горохом от запора — это высокая ступень врачевания, но Фрейд еще не понял, что в лице Мендейлы Алемайеху он приобрел опасного конкурента. (Ни Фрейд, ни колдун еще не знали, что конкурс на излечение лиульты всего лишь являлся испытанием, прелюдией перед селекционным заказом на выведение африканского Пушкина.)

Между Фрейдом и колдуном произошел словесный поединок. Фитаурари внимательно выслушивал каждую реплику.

— Одной рукой узел не развязать, — сказал Мендейла.

— Но можно разрубить, — сказал Фрейд.

— Поищи блох у леопарда и станешь мудрее, — посоветовал колдун.

— Если пет лука, не хватайся за стрелы.

— Шофер не грузчик, — изрек Мендейла.

— Писатель не издатель, — ответил Фрейд.

— Есть мудрая африканская пословица: «Колдун не любит худого человека».

— Врач не колдун, — ответил Фрейд.

— Зато колдун — врач.

— Чем дешевле еда, тем больше живот.

— Засунь банан себе в задницу, — присоветовал Мендейла Фрейду, а сам подумал: «C'est un sujet nerveux et bilieux — il n'en rechahhera pas».[40]

«Mais que diable allait il faire dans cette galere?»[41] — подумал Фрейд по-французски, но сказал по-немецки:

— Zum Henker diese Russen![42]

При чем тут русские, никто так и не понял. Колдун заговорил о миражах, планетах, о шаровых молниях.

Фитаурари придвинул ему стакан коньяка с молоком.

— Склонись перед карликом, — сказал Фитаурари колдуну на суахили. — Ты снова сможешь выпрямиться во весь рост, а он — никогда.

— Выставленное на продажу становится грязным, — сказал колдун о психоанализе.

Фитаурари и колдун поняли друг друга. Фрейда следовало вежливо спровадить, чтобы не нанести ему психологической травмы. Колдун повел Фрейда в дворцовые закрома, вы- писал у имперского казначея аванс в счет гонорара — полный котелок (шляпу) электрума, килограмма три («Этого gouvn'a нам не жалко, пусть только сваливает», — тихо сказал Фитаурари колдуну), — Мендейла насыпал золотой песок в котелок Фрейду и утрамбовывал, чтобы побольше влезло, наконец взял котелок за поля, нахлобучил его на голову Фрейду и дружелюбно поддал коленом под зад. Обошлось без травмы. Тот и уехал с полным котелком гонорара в свою распадавшуюся Австро-Венгрию (и перешел все границы, никто не догадался заглянуть под котелок) лечить психоанализом бравых австрийских солдат Швейков (что, конечно, нонсенс — лечил богатеньких австро-венгерских генералов) и дожидаться своего щастя. Но последовали послевоенный кризис, предвоенный аншлюс, баварская авантюра, остальное известно. Таким образом, Фрейд был вежливо удалей из Офира, но он повадился возвращаться — кто хоть раз побывал в Офире, тот всю жизнь стремится в Офир. Он сделал вид, что отплыл в Америку читать лекции, а сам мотанул в Офир. Теперь он уважал колдуна и не выпендривался при встречах с ним.

Состоялся консилиум с Фрейдом насчет поэтического эксперимента — что он присоветует? Фрейд не любил стихи и поэтов, хотя и не отказался применить свой психоанализ к перспективам выведения африканского Пушкина, но, конечно, за дополнительную плату.

— Забавно. Лихо. Покажите вашего мальчика, — пробормотал Фрейд.

Ему привели Сашка.

— Где вы такого взяли? — удивился Фрейд. — В Украине? Где находится эта страна? Папу помнишь? Маму помнишь?

Сашку Фрейд не понравился, Сашко молчал и ковырял в носу.

— Вам надо поторопиться, — сказал Фрейд Гамилькару. — Мальчик в 12 лет уже мужчина, а первые соки самые драгоценные, как молодое вино. К старости сперма устает.

Тут Фрейд был прав.

ГЛАВА 4. Обыск без ордера на обыск

Мне снилось — мы умерли оба.

Гайдамака осторожно оглянулся. За его спиной ничего особенного не происходило, но в углу кабинета неприметно сидел на стуле человек… наверно, не человек, а товарищ… возможно, не товарищ, а гражданин… — Гайдамака в этой иерархии окончательно запутался — в синем, вроде бы больничном, халате с закатанными рукавами, закинув голые ногу за ногу в поношенных шлепанцах. Сидел он неподвижно, как к стулу приклеенный, с легкой дрожью в босом колене, и смотрел строго перед собой в одну точку куда-то под стул Гайдамаки, на его стоптанные каблуки, и как будто здесь не присутствовал.

— Здравствуйте! — поздоровался Гайдамака.

(А как же, как в детстве учили.)

Гражданин не ответил.

Хоть бы кивнул, невежа. Даже лицо не дрогнуло. Сидит, как истукан, сомнамбула или восковая статуя. Взгляд опустил под стул, глаз не видно…

«Подсобник! — внезапно догадался Гайдамака. — Товарищ майор ручки не будет пачкать, а этот — мастер-исполнитель на все руки. Пришел на работу и переоделся в рабочую спецовку для исполнения служебных обязанностей. Вот только сапоги нужны, а не шлепанцы, чтоб бить ногами удобней. Вот они какие, мастера заплечных дел — товарищи Малюты Скуратовы и Лаврентии Берии! Закатают синие рукава, в морду дадут, жилы вытянут, мужское достоинство растопчут… — Гайдамака в очередной раз поправил ширинку, — а потом халат снимут, переоденутся в чистенькое и отправятся на матч сезона „Черноморец“ (Одесса) — „Динамо“ (Киев)».

— Вам опять поплохело? — тревожно спросил майор. — Может быть, еще на горшок сходите?

— Нет, спасибо, благодарю.

— Пожалуйста. Мое дело — предложить… На что же он клюет, интересно?… Может быть, он не на вас лично клюет, а на какой-нибудь предмет в ваших карманах? — засомневался майор. — Извините, ради Бога, командир, не подумайте ничего такого плохого, но не могли бы вы показать, что у вас в карманах?

«Обыск, — меланхолично отметил Гайдамака. — А после обыска — ордер на арест. А после ордера — сразу в морду. А ты как думал?»

— Зря, зря вы так думаете, — продолжал читать мысли майор Нуразбеков. — У меня никаких ордеров нет, типография бланки не напечатала. Хотите, я перед вами свои карманы выверну?…