Туманы Авалона - Мэрион Брэдли

– Игрейна, – прошептал он. – Что нам делать?

– Не знаю, – выговорила она, всхлипывая. – Не знаю. – Уверенность ее сменилась полной растерянностью. Неужто сон послан ей лишь для того, чтобы околдовать ее, при помощи магии заставить предать Горлойса, собственную честь и данное слово?

На плечо ей легла рука – тяжело и осуждающе. Горлойс глядел гневно и подозрительно.

– Что за недостойное зрелище, госпожа моя? Что ты такое наговорил моей жене, о король мой, что так ее огорчил? Я знаю тебя за человека распутного нрава, избытком благочестия не страдающего, но даже так, сир, хотя бы из уважения к приличиям ты мог бы сделать над собою усилие и не приставать к жене своего вассала на собственной коронации!

Игрейна в гневе обернулась к нему:

– Горлойс, уж этого-то я от тебя не заслужила! Что я такого сделала, что ты бросаешь мне подобное обвинение, да еще на людях! – Ибо, заслышав перебранку, гости и впрямь принялись оглядываться в их сторону.

– Тогда почему ты плачешь, госпожа, если ничего недостойного он тебе не сказал? – Пальцы Горлойса до боли сжали ее запястье, словно грозя переломить его пополам.

– Что до этого, – ответствовал Утер, – изволь спросить жену, отчего она плачет, ибо мне о том неведомо. Но отпусти ее руку, или я заставлю тебя силой. Никто не посмеет грубо обращаться с женщиной в моем доме, муж он ей или не муж.

Горлойс нехотя выпустил Игрейну. На ее руке отпечатки его пальцев покраснели, превращаясь в темные синяки. Молодая женщина потерла запястья, по лицу ее струились слезы. Перед лицом стольких собравшихся она совсем смешалась, словно ее осрамили прилюдно: Игрейна закрылась покрывалом и зарыдала горше, чем прежде. Горлойс подтолкнул ее вперед. Что уж он там сказал Утеру, молодая женщина уже не слышала, лишь оказавшись на улице, она потрясенно подняла глаза на мужа.

– Я не стану обвинять тебя перед всеми гостями, Игрейна, но, Господь мне свидетель, у меня на это полное право, – яростно проговорил он. – Утер глядел на тебя так, как смотрит мужчина на женщину, знакомую ему куда ближе, нежели дозволено христианину знать чужую жену!

Сердце Игрейны гулко колотилось в груди. Она признавала правоту мужа и изнывала от смятения и отчаяния. Несмотря на то, что она видела Утера лишь четыре раза наяву и еще дважды – во сне, молодая женщина понимала: они глядели друг на друга и говорили друг с другом так, словно вот уже много лет были возлюбленными и знали друг о друге все и даже больше – о теле, уме и сердце. Игрейне вспомнился ее сон: в нем казалось, что на протяжении многих лет их связывали неразрывные узы: если это и не брак, то нечто в том же роде. Возлюбленные, чета, жрец при жрице – уж как бы оно ни называлось. Как ей объяснить Горлойсу, что Утера она знала только во сне, но уже приучилась думать о нем как о мужчине, которого любила так давно, что сама Игрейна тогда еще не родилась и была лишь тенью, что внутренняя суть ее едина с той женщиной, любившей незнакомца с золотыми змеями на руках… Как ей поведать об этом Горлойсу, который ровным счетом ничего не знал о Таинствах, да и знать не желал?

Горлойс втолкнул жену в дом. Игрейна видела: стоит ей открыть рот, и он ее того и гляди ударит, но молчание молодой женщины бесило его еще больше.

– Тебе нечего сказать мне, жена? – взревел он, стиснув ее уже покрытую синяками руку так крепко, что Игрейна снова вскрикнула от боли. – Думаешь, я не видел, как ты пялилась на своего полюбовника?

Молодая женщина с трудом высвободила руку – Горлойс едва не выдернул ее из суставов.

– А если ты это видел, так видел и то, как я отвернулась от него, когда он уповал всего-то навсего на поцелуй! И разве ты не слышал, как он сказал мне, что ты – его верный сподвижник и он ни за что не посягнет на жену друга…

– Если я и был ему другом, так это дело прошлое! – отрезал Горлойс. Лицо его потемнело от ярости. – Ты в самом деле думаешь, я стану поддерживать человека, который готов отобрать у меня жену на глазах у всего двора, осрамив меня перед вождями?

– Ничего подобного! – вскричала Игрейна, заливаясь слезами. – Я даже губ его не коснулась! – Как это зло и гадко: тем паче, что она и впрямь мечтала об Утере и все-таки щепетильно держалась от него на расстоянии. «Право же, если уж мне выносят приговор, в то время как я ни в чем дурном не повинна, даже по его меркам, так лучше бы я уступила желаниям Утера!»

– Я видел, как ты на него пялилась! И ты ложа со мной не разделяла с тех самых пор, как тебе на глаза впервые попался Утер, распутная шлюха!

– Да как ты смеешь! – негодующе задохнулась Игрейна и, схватив серебряное зеркало, Горлойсов подарок, швырнула им в голову мужа. – Возьми назад свои слова, или, клянусь, я брошусь в реку, прежде чем ты еще раз ко мне притронешься! Ты лжешь и сам знаешь, что лжешь!

Горлойс пригнулся, зеркало ударилось в стену. Игрейна сорвала с себя янтарное ожерелье – тоже подаренное мужем не далее как на днях – и бросила его вслед за зеркалом. Торопливо стянула с себя дорогое новое платье и, скомкав, кинула мужу в голову.

– Да как ты смеешь называть меня так, ты, осыпавший меня подарками, точно я – из числа этих ваших армейских девок и содержанок? Если ты считаешь меня шлюхой, где же подарки от моих любовников? Все, что у меня есть, подарил мне мой муж, этот шлюхин сын, сквернослов и похабник, пытаясь купить мое благоволение для утоления собственной похоти, потому что священники превратили его в полуевнуха! Отныне и впредь я стану носить лишь то, что соткут мои пальцы, лишь бы не твои дрянные подарки, ты, подлец, чьи губы и мысли столь же мерзостны, как и твои гнусные поцелуи!

– А ну, замолчи, злонравная ведьма! – заорал Горлойс и ударил ее так сильно, что молодая женщина рухнула на пол. – А теперь вставай и прикройся пристойно, как подобает доброй христианке, а не срывай с себя одежды, так что я с ума схожу, на тебя глядя! Уж не так ли ты соблазнила моего короля и залучила его в свои объятия?

Игрейна с трудом поднялась на ноги, отшвырнула изорванное платье подальше и накинулась на мужа, колотя его по лицу. Горлойс схватил ее, пытаясь обездвижить, смял в объятиях. Природа не обделила Игрейну силой, но Горлойс был мужчина крупный и притом воин, и спустя мгновение-другое она перестала бороться, понимая, что все бесполезно.

– Я отучу тебя заглядываться на чужих мужчин при законном-то муже! – шепнул Горлойс, толкая ее к кровати.

Игрейна презрительно запрокинула голову.

– Ты думаешь, я когда-либо взгляну на тебя иначе, чем с омерзением, точно на гада ползучего? О да, ты можешь затащить меня в постель и навязать мне свою волю, ваше христианское благочестие позволяет вам насиловать собственных жен! Мне дела нет до твоих слов, Горлойс, ибо в сердце своем я знаю, что ни в чем не повинна. Вплоть до сего мгновения я мучилась угрызениями совести, думая, что, возможно, чары или заклятия заставили меня полюбить Утера. А теперь я жалею о том, что не сделала того, о чем он меня молил, хотя бы потому, что ты столь же готов поверить в ложь о моей вине, как и в правду о моей невиновности, и в то время, как я ревностно блюла свое достоинство и твое тоже, ты нимало не сомневался, что я брошу свою честь на ветер!

В голосе ее звучало такое презрение, что Горлойс уронил руки и воззрился на жену.

– Ты правду говоришь, Игрейна? – глухо произнес он. – Ты в самом деле ни в чем дурном не повинна?

– По-твоему, я унижусь до лжи? Стану лгать – тебе?!

– Игрейна, Игрейна, – смиренно произнес он. – Я хорошо знаю, что слишком стар для тебя, что тебя отдали мне против твоей воли и любви ты ко мне не питала, но мне казалось, что, может статься, за эти дни ты стала обо мне думать чуть лучше, а когда я увидел тебя плачущей рядом с Утером… – Голос его прервался. – Я вынести не мог, что ты смотришь так на этого похотливого мерзавца, а на меня – лишь с покорством и смирением, прости меня, прости, умоляю – если я и впрямь был к тебе несправедлив…

– Ты был ко мне несправедлив, – ледяным тоном подтвердила Игрейна, – и ты хорошо делаешь, что просишь у меня прощения, каковое ты, впрочем, получишь не раньше, чем преисподняя вознесется к Небесам, а землю поглотит западный океан! Лучше ступай и помирись с Утером – или ты и вправду надеешься выстоять против гнева короля Британии? Или в итоге итогов ты станешь покупать его милость, как пытался купить мою?

– Замолчи! – яростно выкрикнул Горлойс. Лицо его пылало. Он унизился перед женой, и Игрейна знала: за это он ее тоже никогда не простит. – Прикройся!

Молодая женщина осознала, что все еще нага до пояса. Она подошла к кровати, где лежало ее старое платье, неспешно натянула его через голову и принялась завязывать шнуровку. Горлойс подобрал с пола янтарное ожерелье и серебряное зеркало и протянул их жене, но та отвернулась, словно не видя. Спустя какое-то время он положил подарки на кровать. Игрейна на них и не взглянула.