Почти как три богатыря - Николай Шмигалёв

Далдони-Шариф имел неважный слух, потому переспросил своего визиря-толмача, о чём кричит этот «рогатый демон».

– О, великий салутан, он обозвал нас облиделыми мучиками, – «перевёл» бледный толмач салутану сказанное рыцарем. – Грозит, что посли сей битвы ослепит нас и следом будет пытать рысарскими методами!

– Вах! – содрогнулся салутан одновременно от ужаса и от гнева, и во избежание возможного осуществления угроз со стороны пришельца отдал очередное указание: – Катапульты, беглым по врагу огонь!

Тяжёлые булыжники, запущенные с катапульт, перелетели через стену и стали бомбить одинокого, но неимоверно наглого «врага государства». Боевой конь королевича, не понаслышке знавший чечётку, то и дело уворачивался от каменных снарядов, гарцуя перед засевшей в крепости армией салутана.

Только сейчас королевич, немилосердно сотрясаемый резвящимся Искалибуром, рассмотрел выглядывавших из бойниц воинов в разномастных чалмах и халатах и, наконец, догадался, что его занесло потугами воздушного перевозчика «Рахмута» на другой край земли, и что всё это может вылиться в международный скандал. Пытаясь исправить положение дел, Полисей достал носовой платок белого цвета и замахал им, приглашая внезапных противников сесть (встать, лечь – без разницы) «за стол переговоров». Лучше бы он этого не делал. Хотя он же не знал, что у местных жителей символизирует белый цвет.

– Что это значит? – поинтересовался Далдони-Шариф у визиря, который весьма «точно» перевёл первую попытку рыцаря договориться миром. – Зачем он машет куском белой материи?

– О, великий амир-салутан, свет очей наших, этот неугомонный машет нам лоскутом символизирующим белый саван смертного одра, – «расшифровал» действия рыцаря «мудрый» визирь. – Этим он хочет сказать, что искренне желает нам, а в особенности вам, лютой неминуемой смерти, и как только доберётся до нас, то есть до вас, порубит и порвёт всех нас, а вместе с нами и вас, на такие же мелкие лоскуты.

– Вах, какой демон! – ещё пуще содрогнулся амир и уже собрался дать стрекача с места сражения, но не смог протиснуться к лестнице из-за того, что в башню поднялся практически весь его любопытный до всего новенького гарем – поглядеть на бесстрашного левоверного иноземца, бросившего вызов грозной армии салутана. Увидев, что за его «поединком» с рыцарем наблюдают все наложницы и даже несколько гламурных евнухов, салутан взял себя в руки и вернулся на «капитанский мостик».

– Зарядить пушку! – распорядился решительно настроенный как минимум на ничью Далдони-Шариф.

Пушкарский расчёт в мгновение ока запихнул в жерло мортиры несколько фунтов порохового заряда, придавил его тяжёлым ядром, и с зажжёнными факелами построился около пушечного лафета.

Воспользовавшись коротким затишьем, Полисей, ошеломлённый таким «приветом», сделал ещё одну попытку перевести диалог с начальством крепости в более конструктивное русло.

– Слышь, вы там, кончай дурью маяться! Скажите вашему начальству, что я пришёл исключительно с миром! Всё что мне нужно: испить воды, покормить коня и узнать дорогу.

Далдони-Шариф вопросительно посмотрел на визиря-толмача, мол, что этот пришелец в конце-концов хочет.

– О, лучезарный салутан! – поклонился визирь, судорожно перебирая в памяти схожие по звуку слова. – Мне тяжело переводить его грязные слова в ваш адрес, но ради света истины в ваших лучезарных глазах, я осмелюсь потревожить ваш утончённый слух. Этот бессовестный говорит, что пришёл исключительно за амиром, то бишь за вами. Говорит что вы дурно кончите и для этого ему надо вас избить, покорить и изгнать.

– Вах, вах, шайтан рогатый! – не на шутку разозлился салутан, обидные слова невоспитанного пришельца практически вытеснили страх из его упитанного тела. – Я сам разорву тебя в лоскуты! – косясь на свой гарем, мол, глядите, какой я у вас храбрый, крикнул Далдони-Шариф с башни и дал разрешение на открытие огня.

Пушкари запалили фитиль и, прикрыв уши ладонями, отошли на безопасное расстояние.

Рвануло звучно!

Ядро, с грохотом покинув ствол мортиры, перелетело через крепостную стену по навесной траектории и, не долетев до намеченной цели каких-то пару дюжин саженей, попало в сушившуюся на солнышке кучу отборного кизяка, забрызгав не только королевича с конём, но и выглянувшего из бойницы салутана и почти весь его гарем, включая нескольких гламурных евнухов.

На себе почувствовав, что здесь пахнет далеко не гостеприимством, королевич Полисей, обтёр вовремя опущенное забрало и другие пострадавшие «попаданием» места белым «лоскутом савана» (что, уже поднаторевший в невербальной технике общения, салутан, сам расшифровал, как «пора смываться») и, во избежание новых недоразумений, развернул коня прочь от неприступного города.

Повертев сначала пальцем у виска, а затем показав «защитникам крепости» на прощанье «аглицкий кукиш» – кулак в стальной перчатке с выставленным средним пальцем – озадаченный местными нравами, королевич, поскакал в ту сторону откуда совсем недавно прискакал.

– А это что значит? – разглядев в подзорную трубу прощальный «кулак» рыцаря, не стал гадать салутан и спросил у отиравшегося рядом визиря-«полиглота». – Что это за фокус-покусы он там показывает?

Что означает этот символ, «полиглот», честно признаться, даже не представлял, но осмелился выдвинуть свою гипотезу.

– Видимо, о великий луноликий отец народа, он хочет сказать. э-э, он хочет сказать, что. что факир в поле не воин, вот и покидает бесславно поле боя.

Вновь выкрутился с ответом визирь и от радости заулюлюкал вслед королевичу.

– То-то же! – надменно выпятил все три подбородка отважный салутан и погладил свой идеально круглый живот. – Будет знать изверг, с кем дело имеет. Кишлак тонка с моей лучезарностью тягаться!

И пускай не победил нынче врага, а только обгадил, как, впрочем, и себя, но Далдони-Шариф был доволен и такой «ничьей». Гарем разочарованно зааплодировал салутану-победителю, и только стоявшая в сторонке юная наложница Шахризара, не присоединившись к остальным, что-то помечала в своём розовеньком ежедневнике на тысяче первой странице.

Королевич же, вспоминая недобрым крепким словом «Рахмута» и весь Абчхи-сарай-сити, с его башнями, евнухами и гаремами, направился на поиски более дружелюбного города или, хотя бы, оазиса.

– Братцы, где вы? Я ничего не вижу! – в кромешной тьме раздался сдавленный шёпот Ивана Царевича.

– Мы телепортировались в безопасное, только очень тёмное, место, – послышался рядом невозмутимый голос Василевса, многозначительно добавивший: – Да не видно тута ничего, хоть глаз выколи.

– Слышь, «гуддини», я те щас точно глаз выколю, – обозначил своё присутствие в непроглядном мраке и Сероволк, обращаясь к «виновнику» перемещения. – Будто у Святогора в одном месте темнотища. Опять что-то напутал?

– Помолчи уже, «будулай». Ничего я не путал. Это вы, два вольнодумца, опять чёрт знает о чём думали во время сеанса, – постучал колдун костяшками пальцев по своему лбу, впрочем, в этой мгле его собеседники ничего не увидели. – Надо же думать, прежде чем думать о чём-нибудь.

– Ай, блин! – воскликнул невидимый никому Иван.

– Что случилось, Ваня? – спросил колдун.

– Я ногу об камень ударил. У меня, по ходу, лапоть с ноги соскочил, там в замке.

– Тоже мне проблема, лапоть потерял, – вмешался в беседу цыган. – Хреново, что «вещдок» в руках тамошних шнырей-сыскарей остался. Зацепкой может стать. Так что ты избавься от второго «тапка», а то спалишься.

– Ага! Мне их бабушка сплела, – сказал Иван. – Как память они мне дороги, да и стельки в них эксклюзивные, ортопедические.

– Ничего не поделаешь, ходи теперь босиком, Царевич, а щи хлебать я тебе ложку одолжу, – сказал цыган. – Василевс ты лучше скажи, куда это нас зашвырнуло.

Премудрый немного потоптался, поохал, поухал, постучал тростью по полу и выдал на-гора:

– Судя по мраку, эху, сырости и гнетущему настроению, мы либо в пещере, либо в гроте. Короче, однозначно, под землёй, – вывел причинно-следственную связь из своих наблюдений колдун. – На меня ещё какая-то слизь сверху капает.

– Надеюсь, не гуано летучих мышей, – раздался брезгливый голос Яшки, без привычной для него тени иронии. – Я их категорически не перевариваю.

– Кого, мышей или их какашки? Изжога, что ли на них? Так меньше жрать надо! – «отомстил» за издевательство над лаптями, Иван Царевич.

– Какие мы остроумные, – оценил подколку цыган. – Но мне кажется, что язык для пролетариата длинноват.

– Когда кажется, крестись! – парировал Ваня.

– Хватит вам на пустом месте цеплять друг друга! Как дети малые! – пристыдил спутников колдун. – Ничего, я сейчас «ночник» включу, и мы осмотримся более детально куда нас угораздило.

Колдун похрятел немного, сделал магические пассы руками, затем поднял над собой трость и торжественно произнёс: «Люциффайер»!