Книга величиной в жизнь. Связка историко-философических очерков - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

три первых сефиры Кетер, Бина и Хохма тождественны Отцу (первому Богу), Силе (Богу Сыну) и Интеллекту (Демиургу). Впрочем, по мнению целого ряда исследователей еврейской мистики, считается, что свои каббалистические книги и учения, а равно и понятие о реинкарнации, евреи получили как раз от халдеев, находясь в Месопотамии во время своего Вавилонского пленения и соприкоснувшись здесь с религией магов — зороастризмом.

Однако сложность заключается в том, что взгляды, практически совпадающие с содержанием «Халдейских оракулов», высказывал в своих сочинениях Нумений из Апамеи еще в 155 году н. э., представитель среднего платонизма. Из чего некоторые ученые полагали, что последний оказался под влиянием «Халдейских оракулов», а потому датировку произведения необходимо сдвинуть на более ранней период, нежели принято сегодня. Тогда как другие, в том числе Андре-Жан Фестюжьер, Ян Хендрик Васзинк и Чарльз Кан считали иначе, отдавая приоритет в авторстве концепции «Халдейских оракулов» Нумению из Апамеи. Тем паче, что учение о множестве триад было характерным для среднего платонизма. Так, в концепции Нумения из Апамеи мы обнаруживаем, как и в «Халдейских оракулах», божественную Триаду: Единый, Демиург, Третий Единый, который является Душой мира или космоса.

Между тем, сам Прокл считал «Халдейские оракулы» восточными по происхождению, поскольку заслуживает доверия принадлежность их нескольких стихов, в том числе фрагментов 67 и 68 в издании Эдуара де Пласа (Édouard des Places), к теологии Ассирийцев. Кроме того, школьная традиция сообщает, что именно Юлиан Теург, сын Юлиана Халдея во II-м столетии н. э. будто бы получил все эти стихи, медиумическим путем осуществив связь с богами. Фундаментальная греческая энциклопедия Суды (Suidas в латинской традиции) X-го столетия не оставляет без внимания оба персонажа. Итак, в ней о них мы читаем следующее:

«№ 433 Юлиан, Халдей, философ, отец Юлиана, называемого теургом. Написал сочинение о демонах в четырех книгах. Для мужчин существует амулет, соответствующий каждой части тела, как, например, халдейские телесиургические амулеты.

№ 434 Юлиан, сын предыдущего, жил в царствование императора Марка Аврелия. Он также писал о Teourgica, Telestica, Logia в стихах и обо все других секретах этой науки. Говорят, что именно он, когда однажды римские воины изнемогали от жажды, внезапно сумел навести грозовые облака и возбудить бурю, обрушив на лагерь неистовый ливень с ударами грома, сопровождаемыми молниями; чего Юлиану удалось достичь при помощи определенного знания. Другие считают, что это чудо совершил египетский философ Арнуфис».

Георгий Гемист Плифон, изображенный как древнегреческий философ Платон

Конечно, мы вряд ли сегодня что-либо найдем в пользу исторической очевидности этих изложенных в энциклопедическом словаре Суды фактах. Однако в статьях, собственно, проведено красноречивое различие между магом и теургом, поскольку именование халдей в то и более поздние времена относилось всегда к магу. Иными словами, предание, усвоенное Судой откровенно разграничивало оба понятия. Ну и ценно то, что здесь Юлиан, называемый теургом, сын Юлиана Халдея, указан автором Λόγια δι᾿ ἐπῶν, которыми, вероятно, и являются наши «Халдейские оракулы» или, по крайней мере, часть из них.

Вообще, считается, что содержание «Халдейских оракулов» делилось на две части: первая представляла собой своего рода эзотерическую интерпретацию философии Платона, прежде всего «Тимея», а вторая состояла в раскрытии теургических техник. Уточним, что теургия, о которой здесь идет речь, представляет собой совокупность ритуальных приемов, открываемых богами. Монах Ордена проповедников Анри Доминик Саффрей, блестящий специалист по богословию Прокла, определяет теургическую практику как «движение религиозной философии», берущее свое мифическое или историческое начало от двух Юлианов, отца и сына. Благодаря подобной методике каждый обученный ей человек мог заставить богов вмешаться и повлиять на свою судьбу, позволив освободиться своей душе от бремени материи.

Как бы то ни было, но в случае с «Халдейскими оракулами» мы имеем дело с псевдоэпиграфом, даже учитывая их частичное авторство, принадлежащее двум Юлианам: во-первых, потому, что они передавалось благодаря авторитету неоспоримого имени, в том числе волей богов, Платона, халдейских или ассирийских теологов; а во-вторых, поскольку «Халдейские оракулы» известны нам лишь по цитатам, рассеянным в различных неоплатонических сочинениях, то история их происхождения, аутентичности и предназначения нам до конца неясна и требует более содержательного документирования и дальнейшего исследования. Вместе с тем, мы можем многое сказать о религиозном климате, способствовавшем их восприятию, о том воздействии, которое они производили на неоплатоников, осуществляя коренные изменения, претерпеваемые платонической духовностью при соприкосновении с ними. В ту пору Римская империя была мучима «жаждой откровения», а потому «Халдейские оракулы» совпали с настроениями и чаяниями высших и образованных сословий греко-римского мира. К тому же, это произошло в эклектический период развития римской государственности и культуры, когда главные города империи наводнили адепты и проповедники многих мистических восточных культов и верований.

Собственно, в мировоззренческой концепции «Халдейских оракулов» нет ничего нового. Это традиционное представление платонической философии о мироустройстве, когда могуществам, действующим в космосе и гиперкосмическом пространстве, даются имена древнегреческих богов, и должно понимать, что называемые подобным образом божества скорее аллегории истинных сил, управляющих Вселенной, ведь по-иному в такой отвлеченной философии, как платонизм, быть не может: в противном случае — профанация; вот почему мы бы поостереглись выстраивать четкую последовательность теургических обрядов у платоников, — даже если она и имела место, то сохранялась в строгой тайне от непосвященных и канула в Лету вместе с последними ее носителями. К тому же, «Халдейские оракулы», повторимся, обладают характером квази-откровения или озарения, что опять же, на наш взгляд, не исключает, но и не подразумевает обязательно обрядово-ритуальной стороны.

С другой стороны, теургия, привнесенная с индоиранского Востока, действительно, могла быть своеобразным ответом платонических школ на соперничающие с ними литургические религии, в первую очередь, на проникавшее во все сферы общественной и государственной жизни христианство. Но сводить теургию, усвоенную неоплатониками к разновидностям, в том числе бытовой и заклинательной магии, как это делают некоторые, особенно учитывая изысканность философских построений платонических школ и их адекватное отношение к народным суевериям, мы бы не осмелились. Здесь все же стоит отметить, что сам Прокл воспринимал себя в рамках бывшей официальной мистериальной языческой религии греков и ее мистагогии, рассматривая теологию Платона с сугубо рациональной точки зрения. Недаром философ сообщает: «<…> Тот, кто стремится рассуждать о божественном при посредстве символов — это орфик и вообще некто, близкий к сочиняющим мифы о богах. Тот, кто ведет речь при помощи изображений, — пифагореец, поскольку математические понятия и были изобретены пифагорейцами с целью припоминания божественного: они пытались перейти к нему на основании этих понятий как изображений, поскольку, согласно утверждениям тех, кто стремился исследовать их воззрения, они возводили