Ценный - Билли Блум

мне не понравится? Я не уверена. То есть я знаю, как все устроено. Я смотрела видео. Я читала статьи. В любом случае, я не ожидаю, что он попробует что-то извращенное или продвинутое.

— Я хочу потрогать… э-э… это, — пискнула я, быстро скользя глазами между нами.

Он прочистил горло.

— Хорошо.

Можно подумать, что я собираюсь переплыть пруд с голодными аллигаторами, так сильно бьется мое сердце. Но я набираюсь смелости, потому что, черт возьми, да, я хочу прикоснуться к нему.

После того как я почувствовала его прикосновение к себе сегодня утром, это все, о чем я могу думать. Наши глаза остаются закрытыми, пока я просовываю руку под одеяло и тянусь вниз между нами. Потом я оказываюсь на нем… на его твердой длине… Святой. В ответ на мое прикосновение, я полагаю, он дергается. Я и не знала, что они так умеют. Я изо всех сил стараюсь не отреагировать головокружительным визгом. Сделав вдох, чтобы успокоиться, я держу его на ладони — так, как я видела это на видео.

— Ну как? — спрашиваю я на выдохе.

Он слегка улыбается.

— Абсолютно нормально. Если хочешь, можешь залезть и под одежду.

Я сдерживаю ухмылку, пока мое сердце скачет в груди.

— О. Точно.

Я отпускаю его, и рука начинает дрожать от нервного напряжения, когда вслепую пытаюсь натянуть рубашку. Мои пальцы касаются его упругого живота, когда я нащупываю тугой толстый пояс боксеров и просовываю руку.

— Он такой горячий, — шепчу я в шоке.

Интересно, каково это будет внутри меня? При этой мысли меня пробирает дрожь.

Выражение его лица при этих словах напряженное. Я не могу понять, хорошо это или плохо, что я это сказала.

— Да, — хрипло произносит он.

Не торопясь, я медленно провожу пальцами вверх и вниз по стволу. Поскольку мы находимся под одеялом, я, конечно, не могу его видеть, но точно могу оценить. К счастью, он кажется правильным, не слишком огромным и не слишком маленьким. Когда я глажу член кончиками пальцев, его глаза закрываются, а дыхание учащается. Я знаю, что это не то, что должна делать, чтобы его возбудить, но просто хочу почувствовать его на минуту. И он, кажется, не жалуется. Тем не менее, я проверяю.

— Нормально? — шепчу я.

Мой голос звучит странно горловым.

— Очень, — выдыхает он.

Я провожу пальцами дальше вниз, к тому месту, где его ствол соединяется с мешочком, и легонько провожу по коже. В ответ на мои прикосновения там все словно сдвигается и напрягается, а его бедра медленно подаются вперед, словно поощряя меня.

Все это, как ни странно, более эротично, чем я ожидала, и я чувствую тугой жар между ног. Наконец, я обхватываю его руками и начинаю гладить. Он неожиданно двигается, его рука обхватывает мою, и он крепко сжимает меня. Он двигает нас к кончику, а затем ускоряет темп.

— Вот так, — хрипит он.

Я прекрасно понимаю каждую мелочь этого момента. Как учащается его дыхание. Как он втягивает нижнюю губу. Как качаются его бедра, и он вжимается в мою ладонь. Вау. Это невероятно. И я хочу это видеть. Но я также не хочу останавливаться, потому что он чувствует себя так тепло и хорошо в моей руке, и мне нравится то, что это, кажется, делает с ним. В самый неподходящий момент будильник завывает с его стороны кровати.

— Нет, — простонала я, когда он открыл глаза.

Он откатывается от меня и выключает его. Когда он снова встречается со мной взглядом, то выглядит таким же разочарованным, как и я.

— Это значит, что нам нужно собираться сейчас.

— Но… но мы же только начали, — протестую я.

Генри выглядит так, будто решает сложную математическую задачу.

— Пожалуйста? Я просто хочу дойти до финиша, понимаешь?

Я умоляюще смотрю на него, и все его лицо напрягается.

— Это было неубедительно? — спрашиваю я.

Он задумчиво смотрит на меня.

— Это было очень, очень сексуально.

— О, — я задыхаюсь, искренне удивленная. — Так это «да»?

Генри снова берет мой рот в нежном поцелуе, который быстро углубляется в голодные быстрые поцелуи. Думаю, я приму это как «да».

Без дальнейшего приглашения я снова просовываю руку между простынями. На этот раз он стягивает пижаму до бедер, и у меня появляется гораздо больше места, чтобы продолжать гладить его. Должно быть, я делаю все правильно, потому что он стонет мне в рот, пока мы целуемся.

Его бедра снова двигаются в такт моим движениям. Эти движения наводят меня на всевозможные мысли… Особенно я сосредоточилась на том, каково это — быть под ним, пока он это делает. Покалывание в животе становится настолько сильным, что даже мои бедра начинают двигаться. Жар внутри меня почти невыносим.

Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Очень сильно. Могу ли я попросить его об этом? Если бы я не была так сосредоточена на том, чтобы погладить его как следует, возможно, я бы сделала паузу и потянула его руку к себе, но у меня нет времени думать об этом, потому что его дыхание становится рваным, и он издает эти тихие стоны, от которых у меня пересыхает в горле. Я думаю, это значит, что он уже близко. И тут, издав придушенный стон, я убеждаюсь в своей правоте. Генри пульсирует в моей руке, и я чувствую, как жар его оргазма собирается в моей ладони, когда я глажу его кончик. Он внезапно хватает мою руку и отдергивает ее.

— Хорошо. Хорошо. Это хорошо, солнышко.

— Ты, эм, в порядке? — тупо спрашиваю я.

Думаю, беспорядок на моей руке должен быть достаточным ответом. И как он меня назвал?

Он тяжело дышит, видимо, приходя в себя.

— Да. Просто после этого она слишком чувствительна, чтобы к ней прикасаться, — делает он пометку.

— Это было очень, очень сексуально, — сообщаю ему.

— Не жалеешь? — спрашивает он.

Я качаю головой.

— Нет. Разве что жалею, что не было времени сделать больше.

Не то чтобы я сказала ему, чего я хочу… например, чтобы он засунул руки в мои штаны для начала. Я не знаю, как я переживу сегодняшний день.

* * *

Если утром я думала, что это плохо, что я осталась возбужденной, не получив облегчения от Генри, то эта встреча с ним все усложняет. Мы снимаем Генри на местной военной базе, встречаемся с некоторыми морскими пехотинцами, которые являются поклонниками сериала.

Я совершенно не готова к тому, что мне придется увидеть прекрасную задницу Генри… вот так… в военной форме. В голубой форме. Святой. Он такой