ДМБ-2000 (66-ой - 1) - Макар Зольников

подчеркнутая офицерская выправка и даже ежеутренне-гладкий подбородок заставляли напрягаться. Английский джентльмен посреди российского бардака, никогда не носивший в Красе камуфляж, любивший не модный в девяностых аэродром с кокардой, а фуражку советского образца.

В Дагестане, на учебных стрельбах, Бовкунов стрелял из всего возможного. Стрелял, не картинно выбирая позы, а легко и непринужденно. Когда он добрался до ПКМС-а, мы замерли в ожидании. Комроты не подвёл, показав мастер-класс и выпулил полкоробки с рук, с плеча и с хода, держа пулемёт за ручку над стволом. Гризли, сплюнув, восхитился. Я охренел от его восхищения и даже узнал пару новых выражений, приблудившихся в мой лексикон с его Южного Урала.

Майор Васильченко, командовавший третьей ротой, заставлял тебя мысленно искать собственные косяки одним взглядом немигающих глаз. Высокий, с тяжелыми вислыми плечами и манерой говорить, смахивающей на то, как мой папка говорил в отпускающем градусе подпития. Вместе с харизмой, тяжелой и неумолимой аки Т-80У, все его особенности играли важную роль: майор отличался повышенным градусом выполнения всех высказанных приказов.

Старлей Семёнов, Семён, был простым «пиджаком». Не элементом верхней одежды, а выпускником сугубо гражданского ВУЗа, решившего отслужить положенные два года офицером, променяв их на год рядовым. Семён любил нудеть, натужно орать и требовал к себе внимания аки кадровый офицер. Срочника не проведёшь, срочник чует свое как лиса курочку в плохом сарае и Семёнов злился ещё больше.

На Первомайке он оставался вместе с нами, даже заболев. Он бухал кашлем на своей одинокой койке в палатке отдыхающей смены, где мы ворочались на стылых нарах у печки, никак не справлявшейся даже с просушкой портянок. Семён шастал по кольцу окопов и ходов сообщения всю свою смену и уж как он справлялся с температурой — никто не знает. Сколько дураков Семён, поймав нас сонными на постах, простил — тоже никому неизвестно.

Майор Васильченко командовал штабом заставы Гребенской мост в ночь, когда был день рождения Токаря с моей ПТБ, когда в заставу палили с красного дома, с белого дома, палили отовсюду. Майор, наверное, мог не вернуться в Крас, но вышло иначе. Ему отняли ногу ниже колена, и он продолжил служить, уволившись подполковником. С ним служила его жена, милая женщина с красивыми карими глазами. Когда в строевой, при увольнении, увидел и спросил — как муж, она как-то странно дёрнула лицом и сказала, что всё хорошо. И оказалась, к счастью, права.

Капитан Бовкунов, поймав меня на духанке после двух недель в краевой инфекционке, затащил в канцелярию, выдал письма от мамы и заставил немедленно написать ей же. Потом оказалось, что он ещё написал сам, написал на три четверти листка из школьной тетради, коротко и по делу, успокоив мою маму. И…

Весной 2000-го мы улетали в Моздок с Автуров. Армейские вертушки нас не брали, а на единственную ВВ-шную вдруг повалила толпа дурнали… журналистов, сплошь в смешанном камуфлированно-гражанском стиле, с фотиками и крайне возбужденных. Нас на «корову» не пустили, заявив — ждите до завтра. Мы пригорюнились, сели курить и ждать нашего контрактника, отправившегося прошарить насчёт поспать ночью.

Капитан Бовкунов возник рядом как из-ниоткуда. Поздоровался не чинясь, спросил — сколько ждём, сказал, что стоило найти его раньше. На следующее приказал сидеть на взлетке с самого утра и ждать, когда сядет борт, и он сделает рукой «вот так». Ми-26 сел, Бовкунов, командовавший посадками-взлётами от ВВ, отправился внутрь, вышел, сделал «вот так» и рассадил нас на отстегивающихся сиденьях и пожелал успеха.

Майор Васильченко, году в 2019-ом, сказал мне по телефону:

— Помню тебя, хороший солдат, только задумчивый.

Как-то странно, но стало приятно.

Командиры у нас были разные, это точно.

Личный дембель и прям-таки удача

— Вова, — он протянул руку, — ты рисуешь?

Мне повезло. По армейским меркам, само собой. Повезло не то, чтоб неожиданно, но всё равно было приятно. Первая личная комбинация, давшая желаемый результат, позже похеренный мною самим. А всё началось ещё на КМБ.

На присягу мама приехала с ксерокопиями моих рисунков. Ничего особенного, пошловатый стандарт демонов, монстров, Конанов с мечами и так себе сисек с задницами. Но среди них оказались два, с черепом и попыткой сделать интересный узор. Одно дело говорить и рисовать коня с шеврона или скорпиона, другое — показать, что можешь.

Боевые листки в нашей роте появились у первых. Комроты, старлей Комаров, рулящий в полку автохозяйством, радостно потирал руки и жаждал забрать меня к себе. Ровно до момента, пока не узнал про отсутствие прав категории С.

— Ты же после одиннадцатого класса! — возмутился он. — На кого учился в УПК?!

— На психолога, — честно ответил я, — так получилось.

Комаров расстроился, а я сам, через полгода, жутко порадовался. Глядя на пацанов, ковырявшихся в автопарке во вполне себе холодные дагестанские дни.

Мы курили у входа в располагу, готовясь идти наверх, к начавшим сатанеть дембелям-дедам-неположенцам, когда рядом оказался незнакомый военный, всем видом доказывающий солидный срок службы.

— Вова, — он протянул руку, — ты же рисуешь?

— Я, — сказал я, — а ты кто?

— Он со мной пойдёт, — сказал Вова Чолокяну, — придёт перед отбоем.

Чолокян кивнул и мы пошли.

Часть находилась на территории бывшего техникума. Техникум был серьезным и в его хозяйство вмещался целый кинозал, он же актовый. Переданный нашему 66-му бронекопытному кинозал немедленно оказался переименован в клуб и отдан в нежные руки прапорщика Куклиной, умевшей писать всеми на свете красками и обладавшей девичьей фигурой с косой до самой точеной задницы.

Чтобы прапорщик не утомилась, командуя клубом в одиночестве, с каждого призыва ей находился относительно талантливый душара, немедленно принимаемый в оборот и выполнявший кучу заданий. Как-то незаметно сам рекрутинг с кастингом перешёл в руки очередного старослужащего, желающего свалить чуток раньше срока, рассчитываемого строевой. Прапорщик Куклина души не чаяла в своей службе, а в самой милейшей военной тоже самое не чаял целый командир дивизии, любящий во всем порядок.

Комдив у нас был из настоящих то ли прибалтов, то ли обрусевших немцев и, сами понимаете, орднунг ист орднунг, арбайтен махт фра… в общем — всё в части, ранее бывшей его полком, обязано сверкать, белеть и поражать. Включая, само собой, нагляную агитацию и прочие элементы армейского декора. Так что прапорщик Куклина, взмахом кисти превращавшая мысли комдива в овеществленные плакаты с досками пользовалась почётом, уважением и определенным весом. Вследствие этого каждый увольняющийся клубный дембель желал трех вещей: найти такого же, как он сам среди духов, убедиться в квалификации и научить нехитрым приемам работы