Зимние ходоки - Лео Сухов

class="p1">Утром Вика, убирая рядом с костром, обнаружила под бревном что-то, похожее на лист бумаги. Очень кривой, очень шершавый, с проглядывающими волокнами — но и вправду напоминающий бумагу. Голова у Вики варила неплохо. Поэтому, посовещавшись с подругой, она решила провести ряд изысканий.

Эксперименты показали, что если пряжу порубить на мелкие кусочки и вымочить, а потом придавить и высушить — получается толстая бумага.

Ещё некоторое время девчонки бились над тем, как собрать ровный слой порубленной пряжи для получения прямого листа. В итоге, додумались цеплять её ситом. Конечно, лист получался круглым, зато довольно ровным. Ну а дальше — дело техники.

Говорить о своём открытии Ната с Викой никому не стали. Дождались меня. А я, само собой, очень обрадовался их изобретению. Особенно, вспомнив, какие мы сейчас примитивные средства для переписки используем…

Конечно, бумага на выходе получалась странной. Мало того, что серой, так ещё и с необычной фактурой. Ну и да, у нас не было ни графита, ни чернил… Но я был прямо-таки уверен: девчонки наткнулись на золотое дно!..

Поэтому начал Нате и Вике активно помогать в организации производства. Наша группа, конечно, неплохо зарабатывала на охоте, ну то есть — шкурах, мясе, костях, жилах и жире… Но почему бы не расширить линейку продукции?

Короче, помогая новичкам и готовя отчёт для Кукушкина, я параллельно организовывал опытное производство бумаги. А на все попытки своих разузнать, что мутят Ната и Вика, хитро улыбался. И молчал.

Совсем уж победой стало создание каких-никаких чернил! Собственно, нового я ничего не придумывал. Просто вспомнил, как где-то читал, что для производства чернил древние египтяне использовали масло и сажу.

Найти растительное масло оказалось просто: такое производство в Алтарном уже было. Надо было только купить маленький глиняный кувшинчик. А вместо сажи я использовал обычный древесный уголь, перетёртый в порошок.

Осталось дело за малым: взять из привезённой добычи перья птицев, аккуратно наточить кончики острым ножиком, сделать надрезы — и дело в шляпе. А нет, была ещё одна проблема… Продемонстрировать, так сказать, товар лицом!

Отчёт для Кукушкина я писал на первых листах серо-коричневой бумаги. Правда, к сожалению, корявым почерком: он у меня никогда аккуратностью не отличался, а спустя год без практики — и вовсе читался с трудом.

Приправив отчёт двумя большими кляксами и десятком маленьких, я гордо поставил дату и подпись. Ну красиво же получилось!.. А кляксы — это ерунда. Приспособимся как-нибудь…

Дневник Листова И. А.

Триста двадцать пятый день. Образцово-показательный бюрократ…

Кукушкин ждал меня в своём кабинете в мэрии.

Несмотря на все успехи Алтарного, наша мэрия по-прежнему представляла собой жалкое, можно сказать, душераздирающее зрелище. Пусть теперь она и выглядела чуть более основательно, чем первоначальная лачуга, но это всё ещё была времянка. И было там холодно и грустно. Потому что две жаровни с углём — это очень мало для обогрева.

Поэтому Кукушкин внутри кабинета сидел в перчатках. Ну и в своей шапочке с помпоном. Этот пижон ни в какую не хотел расставаться со строгим деловым костюмом. И даже капюшон к нему добавлять не стал.

Вместо приветствия Иваныч указал на стул и потребовал:

— Ну давай, рассказывай. Как всё прошло, что удалось узнать, что вообще…

А я, пока он говорил, с деловым видом развязал тесёмки на кожаной папке и вытащил стопку бумажных листов.

Когда отчёт лёг на стол Кукушкина, тот прямо осёкся на полуслове… А затем нахмурился и медленно, словно не веря своим глазам, взял первый лист:

— Мэру культурного центра с самоназванием город Алтарное Кукушкину Д. И. от Листова И. А… Кхм…

Иваныч, мне кажется, даже слегка окосел от удивления, но хватки не потерял:

— «Город Алтарное» надо в данном случае закавычить. И вообще, первая строка слишком длинная! Надо её переносить или сокращать.

— Ну как скажешь! — пытаясь подавить улыбку, развёл я руками.

— Так… Отчёт номер один по экспедиции к горному поясу, состоявшейся в первый год в новом мире с двести пятьдесят шестого по триста двадцать третий день… — Кукушкин нахмурился. — Нет, ну с днями — ещё ладно, других дат у нас нет… А что это за год в новом мире? Давай, ну его нафиг, пиши первый гэ в эн точка эм точка!

— Ладно! — и тут я понял, что хвалить меня сегодня не будут.

Видимо, все пряники уже кто-то упёр. Подозреваю, что Ольша. И для меня остался только кнут, который мне сейчас и демонстрируют.

— Так, а здесь всё по дням, да? — нахмурился Кукушкин, добежав глазами до конца первой страницы.

И попытался перевернуть лист, но… Не сумел, потому что тот в силу своей кривизны зацепился за другие.

— А… А ровнее листы можно сделать⁈

— Иваныч, ну ты ваще это… Того! — сглотнув комок возмущения в горле, высказал ему я. — Что успели за день, то и сделали! Мы вообще-то эти листы у костра сушили! Конечно, они кривые! Их под прессом надо сушить, на ровной поверхности. Вот тогда прямыми будут!

— Ладно… — Кукушкин пробежал глазами второй лист отчёта, а затем сдвинул всю стопку на край стола и посмотрел на меня. — Давай-ка кратко, устно… Хотя нет… Зачем мне это, я и так сегодня уже выслушал три отчёта…

Он задумчиво постучал пальцами по столу. А потом рявкнул так, что я еле удержал сфинктеры нижней части тела от внезапного расслабления и неминуемого позора:

— Где моя бумага, Вано⁈

Я ещё пару секунд хлопал глазами, не понимая, чего это он. А потом как догадался!.. Раз меня запугивают — значит, надо не терять момент. И, например, решиться на шантаж.

Поэтому тоже рявкнул, громко и грозно:

— А где мой доступ к Большому Алтарю⁈ А⁈

На крики примчался верный Ольша. И даже до Иванычева стола добежал. А потом увидел мой отчёт, издал какой-то душераздирающий писк… И застыл, как статуя.

— Да хоть два! Хоть сто доступов! — не снижая громкости, согласился Иваныч. — Бумагу давай! Много!..

— Много пока нету! Есть сто листов, и они сохнут! — не сдавался я.

Пока говорил, быстро залез в поясную сумку, вытащив из неё перо и глиняный пузырёк с чернилами. И презентовал этот роскошный дар мэру:

— Вот, Иваныч, держи… Только не кричи больше! Видишь? Чернила!

— И на чём я буду писать твоими чернилами⁈ — возмутился мэр. — На Ольше, блин?

Штатный подлиза тут же изобразил угодливое