Сделка с вечностью - Алекс Хай

должен предупредить. Вы можете задержаться на севере надолго. Война может затянуться, и мы не знаем, каков будет итог. Если брак Десарии поможет спасти мою страну, а вас не будет рядом, я воспользуюсь правом опекуна и соглашусь. Прошу помнить об этом, мастер Симуз.

Медяк натянуто улыбнулся и выпрямился.

— Когда речь заходит о судьбах государств, желания маленьких людей перестают иметь значения. Особенно таких, как мы.

— Именно так, друг мой. — Демос позвонил в колокольчик, приказывая Ихразу проводить гостя. — Именно так.

2.3 Эллисдор

Веззам вздрогнул, когда на верстак, возле которого он занимался оружием, грохнулся меч, едва не шибанув Первого по пальцу.

— Мать тво… — Командир «Сотни» поднял глаза. Перед ним стояла Истерд. Вместо шитого золотом платья вырядилась в мужской костюм, волосы убрала в косу. На руках перчатки, а в таких сапогах можно было шастать и по болоту. И все же она оставалась королевой. Наемник подобрался, проглотив ругательство, и склонился в почтительном поклоне. — Чем могу служить вашему величеству?

Услышав ругань, Истерд и ухом не повела, но вместо этого сняла с пояса боевой топор, положила на верстак подальше от мечей и жестом указала на клинок, что был в руках у Веззама.

— Научи меня с ним обращаться, ваграниец.

Наемник огляделся по сторонам, ища сопровождающих королевы. Никого из свиты в окрестностях не было. Это показалось необычным.

— Должно ли правительнице Хайлигланда сражаться сталью?

Рундка сверкнула глазами.

— Должно или нет, дело не твое. У меня слабеет рука. Нужно тренироваться.

— Почему тогда не топор? — возразил наемник. — Хорошее оружие.

— Потому что церковник запретил мне обращаться с рундским топором. — Истерд по-мужицки сплюнула на землю в знак презрения. — Брат Норберт делает все, чтобы отгородить меня от моего народа. Пытается заставить меня забыть, кто я и откуда.

Веззам усмехнулся.

— И поэтому вы просите помощи у вагранийца? Логично.

— Не подавись желчью, наймит. Кому, как не тебе, знать, что значит жить вдали от родины? — Истерд натянуто улыбнулась. Вежливое общение с потомком давних врагов давалось ей с трудом, но голос ее смягчился. — Я знаю, что ты меня не жалуешь, Веззам. Ты вообще никого не жалуешь и ни к кому не привязываешься. Но твоя любовь мне не нужна. Мне нужно научиться владеть этими южанскими мечами, и ты можешь с этим помочь. — Она отстегнула от пояса расшитый бисером кошель и бросила на верстак. — Плачу золотом.

Веззам улыбнулся шире, отчего его оскал стал вконец жутким. Ситуация начинала забавлять.

— А что же скажет брат Норберт? — спросил он.

— Божий ублюдок запретил мне обращаться с топором. — Рундка подмигнула. — Но о мечах речи не было.

— К слову об ублюдках. Вижу, вы сегодня без сопровождения.

— Научилась молиться по-новому быстро и сбежала, пока меня не хватились. Житья нет от ихней опеки.

— Их опеки, — поправил Веззам.

Истерд непонимающе уставилась на него.

— Что?

— Не ихней, а их опеки. «Ихней» говорят лишь сервы — слуги и крестьяне. А у вас, госпожа, статус куда выше. Такие, как вы, должны говорить «их».

Женщина закатила глаза.

— Боги, я никогда не выучу этот язык.

Первый усмехнулся. Истерд хитрила, но эта хитрость била простотой прямо в лоб. Вела себя не по-королевски — куда более раскованно, чем подобало супруге Грегора Волдхарда. Никаких полунамеков, лишь четкое выражение желаемого. Грубо, но честно. Когда-то так же себя вела и Артанна. Но эта женщина была совсем другой. Артанна нар Толл стала хайлигландкой очень быстро. Истерд же из последних сил цеплялась за рундское происхождение, бросала вызов вельможам и подстраивалась под новые порядки лишь для вида. Такое поведение могло расположить к себе разве что такого отшельника, как Веззам. Истерд выбрала опасную тактику. Непокорные королевы долго не живут — несколько лет назад Хайлигланд хорошо усвоил этот урок. Истерд, казалось, до этого дела не было.

— Значит, королева изволит забавляться, — задумчиво произнес Веззам. — Тогда королеве следует знать, что ее забав в замке не одобрят.

Рыжеволосая воительница подбоченилась.

— Я стала королевой не для того, чтобы шить знамена у камина. Я дочь Магнуса Огнебородого, черт возьми! В наших венах течет огонь севера. Все женщины моего рода сражались бок о бок с мужчинами, и этого я менять не намерена. Даже оказавшись в Хайлигланде.

Веззам снова оскалился.

— Тогда рундской королеве нужно научиться защищаться.

Веззам молниеносно поддел лежавший на верстаке меч и пробросил его Истерд. Женщина замешкалась, неуклюже выставила ногу вперед, но меч поймала.

— Это неплохой образец, — сказал Веззам, позволяя ей изучить меч. — Бельтерианский вариант. Посмотрите на него: клинок уже, но слегка длиннее. Таким сражаются и верхом.

— Почему ты не дал мне хайлигландский?

— Потому что он только для пеших воинов, а в пехоту вас все равно не пустят. Зачем тратить время на оружие, которым не позволят сражаться? — пожал плечами наемник и снова перевел взгляд на клинок. — Прочувствуйте, какой он легкий и маневренный. Этим можно равно колоть и рубить.

Веззам подумал с мгновение, а затем бросил Истерд щит. Воевать — так по уму.

Женщина широко улыбнулась и ловко поймала овальный щит. Явно привыкла к круглому рундскому, но и с этим должна была освоиться. Глаза у нее загорелись, едва Истерд оказалась в привычной стихии. Веззам помедлил, давая ей время на подготовку.

— Ну? — нетерпеливо спросила рундка, приладив щит. — Что дальше?

Жестом он приказал ей нападать и легко отбивал ее выпады, местами комментируя и советуя. Истерд к такому оружию не привыкла и действовала слишком медленно и грубо, хотя азы знала.

— Ну же, такая сталь поет, а не грохочет. Нежнее, королева. Нежнее и изящнее.

Он и сам не понимал, зачем сейчас взялся ей помогать. Народ Истерд не любил, друзьями она пока что не обзавелась: даже привыкшие к суровым порядкам хайлигландские дамы сторонились супруги Грегора Волдхарда, считая ту неотесанной. Церковники следовали за ней по пятам, ежеминутно поучая и раздавая неуместные советы. Истерд сдерживалась и терпела как могла, хотя порой раздражение и гнев все же находили выход. Веззам даже мог бы искренне ей сострадать, не будь она рундкой. Родись эта женщина кем угодно — латанийкой, гацонкой, эннийкой — словом, любой чужестранкой, он пришел бы ей на помощь с готовностью и удовольствием. Ибо чужакам ничего не оставалось, кроме как держаться друг друга. Но принять королеву из народа, что едва не лишил жизни его самого и пытал женщину, которую Веззам некогда любил, он не мог. Не мог перебороть эту старую ненависть.

— Ноги! Ноги ровнее! Переступай плавно, глаз с моего лица не своди. — Он не