«Пёсий двор», собачий холод. Том IV (СИ) - Альфина

— Ишь какие, — хмыкнул господин С. Г. Гныщевич, подхватывая с полу шляпу, — говорить им припекло, аж с полигонищ своих в кабинет прикатили. Посмотрим, что у них имеется предложить в извинение. Про тавров-то они пока не слышали…

Зато Туралеев слышал и успел подсуетиться. Когда Гныщевич, решив не тянуть коня за хвост, покинул Управление, ставшая уже привычной и родной дюжина солдат его не поджидала. Quel dommage! Перед глазами сразу ясно нарисовалось, как в ответ на приказ выделить тавров Цой Ночка разочарованно трясёт головой и сетует: как же так, мол, мал’чик мой, разве я плохо учил тебя драт’ся? Зачем же тебе охрана?

Большому человеку охрана не для защиты изнеженного брюшка нужна, а в знак уважения. Плюс приятно командовать солдатами. Но в то же время воображаемый Цой Ночка прав: не нужна Гныщевичу охрана. Уж что-что, а постоять за себя он может.

Правда, стоять приходилось не против злоумышленников, а против добрых людей avec des intentions honorables. Гныщевич кое-как отмахался от кучки девиц, кинувшихся к нему, стоило показать нос из Управления, однако один тип прилип крепко.

— Господин Гныщевич, буквально два слова, мне для жены, — частил он. — Господин Гныщевич, как вас зовут? — столкнувшись с недоумённым взглядом, тип смешался; это выглядело забавно, ибо сбавлять шаг Гныщевич не намеревался. — Она… Вы ей нравитесь. Она хочет, — он сердито потупился, — хочет назвать в вашу честь сына. Но мы как-то… не сумели выяснить ваше имя, откуда мой глупый вопрос. Вы всегда «господин Гныщевич» или «господин исполняющий обязанности»…

— Меня зовут Гныщевич, — хмыкнул Гныщевич.

— Ну, знаете, это как-то… всё-таки фамилия. Нам бы имя.

Тип был недёшево, хоть и бледно одет. А ведь тоже из Конторского небось.

— Назовите Сашей, — брякнул Гныщевич и сам себе удивился. — Хорошее имя.

Дорога до Северной части не была долгой. Плеть молча шёл рядом, внимательно поглядывая по сторонам. Можно было и на «Метели» доехать, но стараниями Туралеева гныщевичевской автошке места рядом с Управлением не нашлось, а другой он не хотел. Да и полезно ноги разминать.

Генералы встретили Гныщевича знакомым кабинетом и напряжённым ожиданием. C’est curieux, чего они так ждут?

— У нас к вам деликатный разговор, — заявил генерал Каменнопольский, покончив с церемониями, — не для посторонних ушей.

Он выразительно покосился на Плеть.

— Посторонних здесь и нет, — Гныщевич поудобнее уселся в кресле, явно принесённом лично для него. Это грело душу, но собственные непосторонние ушки сами собой вставали на макушке торчком.

— Давешний инцидент с солдатами разрешился неудачно, — генерал Каменнопольский, помявшись, разумно решил всё-таки оставить Плеть в покое; тот привычно пристроился где-то за спиной. — Мы испытываем некоторую нехватку в людях, а потому не могли выделить вам никого на сторонние нужды. В конце концов, сейчас расточительно даже сторожить пленных, от этого страдает численность патрулей, которые, к сожалению, сами формировались по остаточному принципу. Но нам бы не хотелось, чтобы тот наш отказ послужил причиной конфликтов с Управлением…

— Да вы не переживайте. Ça a l'air d'aller! — Гныщевич лирически запрокинул голову. — Или, если говорить по-росски, всё в порядке. Вы, наверное, ещё не слышали, но я запретил солдатам Охраны Петерберга при исполнении входить в Петерберг дальше казарм. Думаю, это исчерпывает потенциальные конфликты.

Каменнопольский поперхнулся, и это был самый сладкий звук, что Гныщевич сегодня слышал.

— На каком основании?! — воскликнул он.

— На основании того, что я как градоуправец Петерберга решаю, кому в этот город можно, а кому нет.

— Нет, это решение не исчерпывает будущих конфликтов, — равнодушно отметил Йорб. — Надеюсь, вне исполнения вы всё же не запретите жителям Петерберга возвращаться домой.

— А солдат всегда при исполнении! — подхватил Скворцов.

— Mes condoléances, — пожал плечами Гныщевич. — Вам придётся как-то перекроить склад ума своих людей.

— Это глупость, — Стошев был по своему обыкновению прямолинеен, — глупость и чушь. Получается, что вы на бумаге отделяете казармы от остального города. Что же, здесь будут работать иные законы? А когда город расширится? И как вы намереваетесь отличать исполнение от неисполнения? Это необдуманное и нелепое…

— Это решение, — поспешно перебил его Каменнопольский, — призванное исправить частную проблему, но не общую. А общая состоит в том, что мы с вами, Себастьян Гаврилович, оказались в крайне неловком юридически…

— Меня зовут Гныщевич, — процедил Гныщевич.

— Да-да, простите. Мы с вами оказались в неловком положении. Юридически Охрана Петерберга больше не подчиняется… выходит, что никому. Во всяком случае, не градоуправцу.

— Так ведь и интересы ваши теперь лежат за пределами города, — Гныщевич прищурился. — Вы больше не Охрана Петерберга. Хотите я вас переименую?

— А вы не можете, — Скворцов оглушительно хлопнул по столу ладонью. — Понимаете? Градоуправец не имеет права принимать решения относительно Охраны Петерберга.

— Тогда я дам себе это право.

— Не выйдет, — яростно замотал Скворцов головой. — Вы только исполняете обязанности. Исполняете, а не сочиняете. Исполняющий обязанности градоуправца может принимать любые законы, кроме тех, что определяют сами обязанности градоуправца.

Факсимильная печать вдруг так потяжелела, что чуть не порвала карман. Гныщевича окатило волной, как если бы ему плеснули в лицо горячей воды.

— Поверьте, господа, — проговорил он сквозь зубы, сжатые так плотно, что даже удивительно, как туда слова-то влезли, — каждая минута вашего остроумия будет стоить вам полномочий. Сердечно советую хорошенько взвешивать свои суждения.

Генералы переглянулись. А ведь было время, когда этот кабинет казался une apogée du succès, а Временный Расстрельный Комитет одурял радостью. До того — Союз Промышленников. До того — метелинский завод. До того — поступление в Академию. И община, подобравшая его, голодного и злого, с улицы.

Когда-то вершиной успеха была шляпа. Гныщевич купил её, впервые заработав собственные деньги на боях. Он знал, что тратиться не стоит, что нужно придержать хоть грифончика за душой. Шляпа была ему велика, а из лавки его сперва вышвырнули. Но перья торчали в окне, на голове деревянного болванчика, и обещали.

Обещали, что жизнь станет лучше. Что всё возможно. Что достаточно лишь хорошенько постараться, и ты получишь хлеб, кров, семью, Академию, метелинский завод, Союз Промышленников, кабинет в казармах и власть над городом. Поэтому Гныщевич вытряхнул из кармана всё до последней монетки.

И шляпа не обманула. Теперь на Гныщевиче был костюм от лучшего петербержского портного, золочёные шпоры и карманные часы с бриллиантами, но он никогда не бросал тех, кто не бросил его, и из года в год лишь переставлял на шляпе перья.

Она не обманула. У него было всё.

Всё, кроме права заверить слова собственным именем.

— Вы нас неверно поняли, — по-прежнему спокойно, без намёка на малейшую émotion изрёк Йорб. — Нам тоже не по нраву ситуация, в которую нас поставили. Вероятно, у вас сложилось впечатление, будто мы бросили Петерберг ради новых горизонтов, но это решение приняли за нас.

— Кто? — взмахнул Гныщевич руками и добавил себе под нос: — Снова зелёные шельмочки?

— Они называют себя Бюро Патентов, — Каменнопольский недовольно воздел глаза. — Неужто вы пропустили?

— А, кружок отличников. И что?

И то, сообразил-таки Гныщевич, что Твирин не бредил. Кто отыскал его после памятного fiasco? Наверняка друг детства Мальвин. Кто подсунул его Коленвалу? Наверняка друг Коленвалова детства Скопцов. С отличниками все хотят дружить.

А отличники всеми хотят вертеть.

Танцоры, леший их.

— Должностные инструкции градоуправца нарочно написали так, чтобы мы с вами мешали друг другу, — Стошев схватился за какие-то бумажки, скользнул по ним глазами и бросил. — Охрана Петерберга представлена как самостоятельная… организация, но это невозможное определение! Наше жалование по-прежнему платится из городской казны, и выделять его должен градоуправец. Если вы захотите отказать нам в средствах, мы ничего не сможем сделать! Но и отказать нам вы на самом деле не можете, потому что в инструкциях градоуправца значится, что он обязан удовлетворять прошения, составленные по ряду официальных форм… Эти инструкции и наш Устав противоречат друг другу, понимаете?

— Не понимаю, — не стал выкручиваться Гныщевич. — И кто тогда всем этим управляет?

Йорб туманно хмыкнул в усы.

— Тот, кто сочиняет официальные формы.

— Это всё — одна большая ловушка, — поддержал его Скворцов, — ловушка, слишком сложная и для нас, солдафонов, и для вас, уж простите.