Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

— Судя по количеству макарон, ты к нам надолго. — Девушки толкают полузаполненную тележку между стеллажами с продуктами. Ольга отправляет в нее пакетики приправ и бутылочку оливкового масла.

— Один дом спроектировать — это не быстро, а я планирую увековечить свое имя в целом городском районе.

Рита смеется:

— Макароны здесь сыграют ключевую роль, из них можно склеить макеты!

Ольга откровенно хохочет:

— Это я понимаю, видеть мир иначе и творчески подходить к техническому заданию!

Тем временем Джамала звонит в квартиру Ольги слушает тишину в ответ.

Часть утра она провела, тщательно продумывая собственный образ. То, что привлекает/нравится Золотареву, не подходит для Кампински — этот гениальный факт пришел ей в голову еще вчера, но окончательно сформулировался лишь сегодня. Слушая сбивчивые жалобы Золотарева на собственную жену, она представила себе Риту — эту вечно отстраненную, странноватую женщину. К примеру, Джамала так ни разу и не смогла представить, как у Риты с Мишкой вообще возможен был секс, настолько они разные, зато очень хорошо понимала, чем нужно привлекать Золотарева и чем его удерживать возле себя и на расстоянии.

Теперь же, тоннами просматривая фото в интернете, Джамала ищет новый образ, подходящий для Кампински. «А еще он, образ, не должен всех сейчас шокировать и резко привлекать к себе внимание».

Измениться, не изменяясь — вот девиз и философия нового дня!

В квартире Кампински тишина. Не дождавшись ответа, Джамала нехотя ретируется на улицу, оглядывается по сторонам. — «Как же я не заметила, что ее машины нет!» — ругает сама себя. Часики напоминают о необходимости поторопиться и не гневить начальство опозданиями. Гордая, красивая, независимая женщина начинает свой стремительный путь к автобусной остановке. Она не замечает людей и прохожих, при этом отчаянно скрывая немаловажность каждого случайного взгляда, каждого этого случайного прохожего вне зависимости от возраста и пола последнего. Мужчины, женщины, дети — абсолютно все невербально и по-своему должны подтвердить ей — Джамала красива, горда, независима.

«Вот ты-то мне и нужна!» — видит ее из окна студии Катя. Среди рабочих файлов на студийном Ритином компьютере она как ни искала, не нашла ничего подозрительного. Папки проектов, базы фактур, рамок, счетов – обычный хлам не отвечающий внезапно разыгравшейся интуиции/нюху на что-то этакое, о чем непременно и со вкусом после можно будет сплетничать.

«Или даже использовать в виде козыря в той самой не объявленной войне, которую эта дура тупо не видит. Чего только Золотарев в ней нашел?» — вновь натягивая шапку, Катя оглядывается на единственную остающуюся в студии коллегу.

— Аль, где Ритка вчера была целый день? — кричит ей уже от двери, мысленно торопит с ответом.

Девушка из-за дальнего стола поднимает затуманенный работой взгляд, моргает и пожимает плечами.

— На выезде, а что?

— Так, — отмахивается Катя, исчезает с не совсем понятным, — в ее бардаке никогда ничего не найдешь! Я на пару минут!

Алина хлопает глазами на захлопнувшуюся за Катей дверь, пожимает плечами и возвращает взгляд в монитор собственного компьютера, скользнув по пути о Ритин стол, царапнувшись о маленький кактусик на Катином и пропрыгав по нескольким фото в рамочках — Катя и сын, сын, Катя, котики.

— Тебе какую? — табло в гипермаркетовском кафе подсвечивает названия пицц и перечисление ингредиентов. Рита, читая, облизывает губы, а Ольга исподтишка наблюдает за ней.

— Не смущай меня, — розовеет первая под этим внимательным и несерьезным взглядом.

— И лишить себя такого удовольствия? — шепчет на ушко вторая, нисколько не думая что-либо менять.

Рита понимает ответ по-своему, удивленно поднимает бровки:

— Ты…. — поворачивается и краснеет окончательно. — Со мной флиртуешь?

«Девятнадцатый век. Тургеневская девушка», — изо всех сил сдерживается не рассмеяться Ольга. Ей приятна эта Ритина искренняя, «детская» непосредственность, но так забавна.

— Не пали нас, — подыгрывая, доверительно шепчет она подруге.

— Выбрали? — неожиданно вступает в разговор третья сила в лице работницы пиццерии.

— Знаешь, я никогда и никому не рассказывала, — задумчиво отвечает Рита на размытый Ольгин вопрос «о себе». — И не потому, что скрытная. Просто…. «некому?» — спрашивает сама себя.

Оля сидит напротив за крошечным столиком, едва вмещающем одну на двоих пиццу и два высоких бумажных стакана с трубочками.

— Твоя мама виновата. Зачем она так интересно рассказывала про «богемно-цыганский» образ жизни и трех натурщиц? — лукаво озвучивает истину.

— Мама очень не любит говорить о прошлом, — чуть склоняет голову Рита. — Сегодня ты застала уникальный момент.

Помимо нежности, близость неожиданно принесла еще один жизненный аспект — беременность. Конечно, и Диана и Кеша знали, откуда берутся дети, но наивно считали, что это как смерть — бывает не с ними.

— Мой папа родился в Москве, — рассказывая, Рита постепенно раскрепощается, и обе начинают «проваливаться» в историю, осознанную по редким семейным фоткам и скупым родительским фразам. — Его предки кровь и прах этого города. Не смейся, они еще Рюриков помнят, наверное. А у маминых предков темная и запутанная история с какими-то бессарабско-греческими контрабандистами, пленными немцами, покорением целины и побегом после из союзной республики на историческую родину.

— Ого! — смеется Ольга. — Богатое наследство! Прости, но родители твоего отца, по моему, просто скучные снобы.

— Его мать, — оскал Риты на миг становится хищным. — Жуткая тетка!

Ольга удивленно вскидывает брови — такая откровенная ненависть не вяжется в ее восприятии с нежной и мягкой Ритой.

— Потомственный педагог очень хотела сына гения от представителя династии художников, — пересказывает Рита фразу, брошенную однажды собственной мамой. — Сын действительно оказался гением, только вообще в математике, а не в музыке, как мать, и не в живописи, как отец. Но это, наверное, не самая суть.

— Их дочь теперь гениальный фотограф, — улыбается Ольга. Рита (о, чудо!), не краснеет, а словно едва пробует взглядом на вкус новые для себя отношения, «игру?»

— Первое, ясное, что я помню — это паруса и облака, и я напряженно пытаюсь разобраться, что же из них паруса, а что облака, — отвечает, в свою очередь, Ольга. — Моя незабвенная тетушка была до сумасшествия влюблена в Ленинград. Боюсь, я даже сейчас не смогу осознать, что именно он для нее значил. Только примерно представить — он и она единое, живое целое. Где жизнь рождается именно в сочетании сознания человека и физически существующих зданий, каналов, мостов. Прости за пафос, сегодня тянет что-то, — они улыбаются. Не смеются, проникают друг в друга собственными видениями данного утра, вчерашнего страстного помешательства. За их спинами питерское туманное небо перевоплощается в московский дождь двадцативосьмилетней давности, где взрослые решают свои взрослые проблемы, а их маленькие дети видят паруса в облаках.

— Как ты поняла, что тебе… нравятся… девушки? — Рита стеснялась, но не спросить не могла. — Прости, глупый вопрос. Наверное. Но он очень… Все еще очень для меня.

— Не отвечен? — Ольга смотрит в ее глаза и удивляется сама себе — «детский сад!» — А как ты поняла, что хочешь меня?

— У тебя есть дочь? — перескакивает в текущее время Ольга. — Ты… как-то сказала, — она затрудняется вспомнить фразу.

— Да, — подтверждает Рита с невероятной теплой нежностью в улыбке. — Сонечка. Ей уже пять.

Ольга согласно кивает, а потом удивляется:

— Надо же!

— Что? — удивляется отражением Рита. Ольга пожимает плечами.

— Не знаю. Так звали мою тетю, — отводит глаза в реальность местного времени. Спрашивать об отце девочки ей не хочется. — Поехали?

Когда вчерашние дети лишились невинности — стало страшно. За себя, за родных, за уходящее детство и то, что назад, как ни плач, пути нет.

В хибарке за высоким забором — потайном месте троих, остались двое, и те разошлись по углам. Скрывая слезы, Джамала дрожала в зябком, стареньком покрывале, принесенном сюда когда-то ее подругой-одноклассницей. Мишка стоял к ней спиной и смотрел в серое небо, предвещающее июньский рассвет, на ходу застегивая непослушные пуговицы рубашки.