Венганза. Алый рассвет - Виктор Хант

Сейчас это воспоминание вызвало лишь усмешку. Глупо было надеяться, что детская привязанность выдержит испытание долгой разлукой. Он не держал зла на Мариссу – пусть будет счастлива.

А вот и самые первые письма, сдержанные и короткие. Алехандро боялся выдать брату всю ту бурю отчаяния, страха и безысходности, которые наполняли его в первые месяцы войны. Ему казалось, что он попал в пылающий ад. Но со временем понял, что и в аду можно жить. А когда после ранения его перевели под командование Суареса, больше не приходилось убивать таких же парней по ту сторону фронта, виноватых только в том, что родились севернее Рио-Амарийо. Эта война была не нужна никому. Просто у королей не хватало ума завершить старые распри.

На горной переправе Атойо все оказалось иначе. Майор Суарес нашел применение навыкам Алехандро, выросшего в диких предгорьях Сьерра-Альте. Алехандро прекрасно ладил с лошадьми, мог сутками не вылезать из седла, умел читать следы и часами сидеть в засаде. Работа рейнджера оказалась действительно полезной, хоть и не менее опасной. По обе стороны границы промышляли банды дезертиров и мародеров, пытались прокладывать тайные тропы контрабандисты и торговцы офрейским медом. Теперь его противниками были настоящие преступники, это придавало тяжелой службе смысл, и Алехандро мог уважать себя как настоящего человека Меча.

Осторожно сложив все конверты, Родригес закрыл коробку и вернул ее на место. От таинственной подружки здесь не было ни слова. Жаль, что не сохранились письма, полученные от Мигеля, Алехандро сжигал всю личную корреспонденцию после прочтения. Все попытки вспомнить хоть что-то важное для поисков убийцы ни к чему не приводили.

Алехандро задержался у двери, окинул взглядом пустую комнату. Ему хотелось увидеть Мигеля с гитарой, склонившегося над нотами. Только вместо юноши, которого старший брат почти не знал, представлялся восьмилетний мальчишка с ямочками на щеках и непослушными вихрами.

Со щемящим сердцем он закрыл дверь, оставляя за ней мальчишку Мигелито с его детской гитарой. Прошел по узкому коридору мимо спальни родителей и бабушкиной комнаты, в кухне ухватил со стола лепешку, как в детстве. Сегодня он опять не останется на ужин с семьей.

В узкой и тесной комнате Алехандро едва помещалась кровать, старый шкаф и небольшой столик. Он взял сверток, обернутый черным бархатом, снял со стены новенький "Амиго", висевший рядом с армейским "Питоном", подхватил свою рейнджерскую шляпу и неслышно покинул дом через окно, чтобы не идти мимо мастерской отца. Не хотелось отвечать на вопросы о том, куда он направляется.

Его странное поведение не могло остаться незамеченным в семье. Перед операцией в комиссариате Алехандро настраивал брегет в мастерской отца. Синьор Эрнандо не стал задавать вопросов, и Алехандро был ему за это благодарен. Хорошо, что родные не узнали о ночи в комиссариате, сочли что сын провел вечер с друзьями в «Черной голубке».

Утром за завтраком мать сказала ему:

– Ты ведь не хотел оставаться в Сан-Висенто, сынок. Мы не будем возражать, если захочешь уехать в столицу, как и собирался. О нас не беспокойся. Но такому мальчику как ты не место в этом городе.

– Вам тоже нечего делать здесь, – ответил Алехандро. – Я присмотрел домик в Сангре. С мастерской для тебя, отец, и маленьким садом для тебя, донья Кармен.

– А когда едем? – обрадовалась бабушка.

Алехандро дал семье день на сборы, завтра мать соберет все вещи, а отец закончит срочные дела в мастерской. Алехандро просил их никому не говорить об отъезде, и судя по взглядам родных они прекрасно понимали причину такой секретности.

В старой соседской конюшне Гром бил копытом, недовольный компанией запуганного им до дрожи толстобокого мула. Алехандро погладил мощную шею коня, протянул ему морковку и Гром радостно принял угощение, скользнув по ладони хозяина мокрыми губами. Пока Алехандро чистил его и седлал, Гром смотрел укоризненно и недовольно фыркал, всячески выражая раздражение от скучного нового образа жизни.

– Потерпи немного, – попросил Алехандро, поглаживая бок своего жеребца, – я найду тебе пристанище получше. И мы чаще будем выезжать, как раньше, обещаю.

Гром недоверчиво косился на хозяина. Алехандро чувствовал вину, за то что последние дни у него не было времени выезжать с Громом за город, чтобы тот мог вдоволь размяться.

Едва покинув городские улицы, конь радостно сорвался в галоп и мчал до самого кладбища, радостно развевая гриву по ветру. У ограды Алехандро спешился, отвязал от седла сверток и отпустил коня, зная, что тот придет по первому его зову.

По дорожке, засыпанной черным гравием, мимо покалеченного выстрелом каменного ангела, Алехандро вышел к старинному склепу. Оттуда веяло жаром вечно горящих свечей и запахом благовоний. Как только Алехандро увидел склеп, он опустился на колени, склонил голову и коснулся раскрытой ладонью сердца:

– Ла Муэртэ Сангриента, позволь приблизиться к тебе.

Солнце уже опускалось за вершины Сьерра-Альте. Ни порыв ветра, ни шелест листвы, ни треск цикад не нарушали кладбищенской тишины. Алехандро принял это за позволение и не вставая с колен двинулся вперед, держа перед собой на вытянутых руках завернутое в черный бархат подношение. Крупный гравий впивался в кожу даже сквозь толстую ткань штанов, рубашка на спине промокла, руки сводило от напряжения, но лицо Алехандро оставалось каменной маской без тени чувств или колебаний. Преодолев так весь путь, он замер у входа в склеп под надписью, украшавшей портал: "Перед смертью все равны".

Святилище Санта Муэрте всегда устраивали из склепа, который удостоился ее особого благословения. На всех поверхностях и каждой выемке стены горели черные свечи, курились травы в золотых чашах. Не вставая с колен, Алехандро поднялся по ступеням и оказался перед алтарем на усыпанном ярко-желтыми бархатцами полу.

Ла Муэрте Сангриента возвышалась над ним во всем пугающем величии. Скелет женщины, выбранный ею для своего земного воплощения, скрывало шитое золотом платье, черная вуаль и кружевные перчатки. В пустых глазницах мерцали два огромных рубина. На шейные позвонки навешаны цепочки, медальоны и ожерелья, а пальцы унизаны перстнями. Ладони Санта Муэртэ раскрыты, приветствуя путников на пороге дома вечности.

С почтением и трепетом Алехандро склонил голову:

– О, великая и милосердная Сантита, прими мои скромные дары.

Из свертка извлек толстую черную свечу, флакон дорогих духов и свой боевой палаш, возложил к ногам Бель Муэрте:

– Подарки для прекрасной синьоры с уважением к ее красоте, и оружие, которое отнимало жизнь.

Неровный свет свечей озарял дары, которыми осыпали Сангриенту почитатели. Здесь было все: ножи, арбалетные болты, старинные клинки, веревки и пузырьки