Харама - Рафаэль Ферлосио

— Не в бровь, а прямо в глаз, — сказала Кармен.

Даниэль поднял голову и посмотрел на Фернандо.

— Кажется, Фернандо, тебе сегодня с утра понравилось всем надоедать. Я тебе не советую продолжать это дело. Понял?

— Да брось ты! — отмахнулся Фернандо. — Ты вроде решил прочухаться, так теперь самое время. А вы принесли судок Даниэля?

— Вон стоит. Только один и остался, должно быть, его.

— Так ведь решили, что не понесете.

— Кой черт там — решили, не решили! — громко сказал Мигель. — Поднялся бы сам, вот тогда и решал бы, принести или не принести!

— Ладно, Мигель, ладно, не расходись.

— Мигель прав, — вмешалась Кармен. — Тебе-то принесли твой судок? Так скажи спасибо да помалкивай.

— А еще товарищ!

— Да хватит вам! — вступилась Мели. — Будем мы есть когда-нибудь? Садись, Фернандо.

— Тут у нас все кипит, как в бурю на море!

— Еще одна взялась подначивать. Может, мне запеть, — заявил Мигель, — чтоб только вы все замолчали. Тито, а ты что стоишь столбом, будто пономарь в церкви?

— Ну давайте! Остынет же, — торопил Сантос.

Мели сказала:

— А что, Мигель, ну и спой. Укрась нам обед.

Тито снял рубашку и сел рядом с Мигелем.

— А ты чего не раздеваешься? Будет не так жарко.

Тот покачал головой. Он открыл красную кастрюльку, крышка которой была привязана к ручкам, с любопытством заглянул внутрь.

— Стой! — сказал вдруг Тито. — А сангрия?

— Тише, тише, я и забыл! Скорей, пока лед не растаял совсем!

— А где лимон?

— Кто видел лимон?

— Он в погребе прохлаждается.

— Позови, может, прибежит.

— Шутки в сторону, не то останетесь без сангрии. Лед вот-вот растает.

— А может, Мели спрятала его в купальник? — сказал Фернандо. — Надо бы проверить…

— Давай, поищи, курносый, — ответила Мели, — только гляди не обожгись. А я тебе помогу оплеухой.

— Да вот же он! Где у вас глаза? Немного поджарился, но еще держится.

— Давай сюда.

Мигель придержал рукой решетчатую крышку кувшина и слил воду на землю. Тито нарезал лимон.

— Чем открывать газировку?

— У Себаса есть нож со всеми на свете приспособлениями.

Себастьян вытер лезвие о салфетку и передал нож Мигелю. Кармен предложила:

— Оставьте бутылки две для тех, кто не захочет сангрии.

— А все хотят.

— Оставьте мне газировки, — попросила Паулина. — Я не буду пить сангрию.

— Бросай лимон, — подставил кувшин Мигель.

Тито бросил ломтики лимона на кусочки льда. Потом Мигель передал Тито кувшин, а сам стал откупоривать бутылки и выливать туда их содержимое.

— Теперь давай вино.

Пока Мигель лил вино, Тито смотрел на Даниэля.

— Готово, — сказал Мигель. — Сангрия — пальчики оближешь. — И взял кувшин.

Тито сел рядом с Даниэлем.

— Ты что, Дани? Почему не ешь? Вот место.

— Не хочу вам мешать.

— Да брось эти глупости. Бери судок и садись.

Сантос обернулся, чтобы взглянуть, что ест Себас:

— Ну-ка, что тебе положили?

— Ничего особенного, ракушки с горохом.

Сантос прикрыл свой судок крышкой:

— Махнемся, не глядя.

— Не выйдет.

— А зря, прогадаешь.

Тито уговаривал Даниэля:

— Ну что ты заставляешь себя упрашивать? Давай, не крути носом.

Ему на помощь пришли Себастьян и Сантос.

— Если будешь гнуть свое, мы твою еду поделим. Подумай лучше.

Даниэль встал и взял судок; на мгновение он встретился глазами с Мели. Та сказала Алисии, потупив глаза и поправляя лямку купальника:

— И зачем он так?..

Даниэль сел. Себастьян, видя, что он все еще мрачен, схватил его за загривок и слегка потряс:

— Выше голову, Даниэль! Это просто спирт из тебя еще не выветрился!

— Иногда полезно и поесть, — назидательным тоном говорил Даниэлю Сантос, — положить за щеку чего-нибудь. Понимаешь? Основа жизни, конечно, вино, но поесть тоже не вредно. Правда, в меру. Так что — не брезгуй, попробуй. А там, глядишь, понемногу и привыкнешь…

Он говорил это улыбаясь и в то же время очень аккуратно отделял руками в своем судке жареный картофель от всего остального. Потом поднял глаза на Даниэля — тот тоже улыбнулся и сказал:

— Ну и трепач!..

Сантос подмигнул Даниэлю и хлопнул его по колену:

— Эх, Даниэль! Ну и ломака! Не иначе тебя сам лукавый учит и храпит!

Сантос вытащил из судка котлеты, на которых застыл жир. Посмотрел на свои засаленные пальцы и облизал их.

— Похоже, ты сам себя вылизываешь, — сказал Себас.

— Понимай как знаешь! — отпарировал Сантос. — Я же тебе говорил, что прогадаешь. Ну что, хочешь? — И протянул ему котлету.

Он и себе взял котлету, проткнул с одного конца прутиком и, подняв повыше, опустил в рот другим концом. Луси почти не ела. Смотрела поочередно на всех и предлагала:

— Я привезла слоеный пирог. Попробуйте, с перчиком, вкуснота!

— Не люблю перец, — отказалась Паулина.

— А ты, Кармен?

Напротив них сидели Алисия, Мели и Фернандо. Алисия отставила еду и, намочив платок газировкой, пыталась стереть с купальника жирное пятно. Луси принялась за пирог, держа кусок бумажной салфеткой. На салфетке было написано: «ИЛСА». Дани спросил:

— Салфеточки с работы таскаем, а?

— Надо же хоть чем-то попользоваться. У меня их много. Дать тебе?

— Спасибо. Я вот часто прохожу мимо, и ни разу не видал тебя за прилавком. В какие часы твоя смена?

— Всегда утром.

— А в каком киоске? Не в том, который стоит у выхода из метро?

— В том самом. Я там как штык с десяти часов.

— Тогда странно… — пожал плечами Дани.

— Теперь подается сангрия. Кто будет пить?

Через головы сидящих потянулись к кувшину смуглые руки Мели:

— Дай мне.

Крепко ухватив кувшин обеими руками, она тряхнула головой, откинула густые волосы и поднесла кувшин к губам. Тонкая струйка потекла по подбородку в вырез купальника.

— Какая холодненькая! Али, хочешь?

Кувшин перешел в руки Алисии. Лусита спросила:

— Вкусно?

— Очень, — ответила Кармен, вгрызаясь в пирог.

Луси протянула кусок пирога Даниэлю:

— Бери, Дани! Хочешь попробовать?

Мужчина в белых туфлях сказал, глядя в проем двери:

— Нечасто увидишь в наших краях мадридское такси, такая колымага посреди полей!

— Сюда едет? — спросил Маурисио из глубины дома.

— Как будто.

— Так это Оканья. Наверняка. Он говорил, что приедет как-нибудь в воскресенье.

Машина пересекла шоссе и уже подъезжала к кафе, оставив за собой огромное облако густой ныли. Маурисио вышел встретить гостей. Туча пыли медленно уплывала к оливковой роще и таяла в листве деревьев.

— Когда ты наконец сменишь эту старую галошу на какую-нибудь посудину поприличнее? — крикнул Маурисио водителю, пока тот задним ходом заводил машину в тень.

Маурисио шел рядом, держась обеими руками за нижнюю кромку открытого окна машины. Оканья в ответ лишь смеялся. Он поставил машину на ручной тормоз и тогда ответил:

— Куплю, когда у меня будет столько деньжат, сколько у тебя.

Маурисио открыл дверцу, и друзья обнялись, похлопывая друг друга по спине. Из машины вылезли толстая женщина, девушка, куча детей и брат Оканьи с женой. Толстуха сказала Маурисио:

— Вы с моим мужем, как всегда, дорвались друг до друга. Ну, как Фаустина? Здорова? А дочка?

— Отлично себя чувствуют. Вы, я вижу, тоже.

Маурисио погладил русую голову одного из ребятишек, взглянул на девушку:

— Ну и ну! Уже совсем невеста. Скоро с ней хлопот не оберешься.

— И сейчас уже хватает, — ответила толстуха. — Вы знакомы с моим деверем и его с-супругой?

Она нажимала на «с», будто лишний раз повторяла букву.

— Очень приятно. Как поживаете?

Оба были худющие. Оканья, водитель, сказал, вытирая пот платком:

— Вот вам и Маурисио, сам великий Маурисио.

Толстуха тараторила:

— Они вас давно знают, Маурисио, мы сто раз рассказывали. Мой Фелипе все время о вас говорит. Скорей детей забудет, чем вас. Ребята! Ну-ка, живо! Что вы стоите разинув рот? Помогите отцу достать вещи из багажника! — И, повернувшись к девушке, добавила: — Фелисита, бутылки возьми ты, как бы они их не разбили. — И снова обратилась к Маурисио: — Это такие нескладехи, кажется, будто войну объявили всему, что бьется. — И покачала головой.

— Такой у них возраст… — ответил Маурисио. — Давайте пройдем в дом, если не возражаете, а то солнце очень уж припекает.

Мужчина в белых туфлях смотрел на них из дверей.

— Какая у вас тут чудесная река, — на ходу говорила толстуха. — На нее вы, должно быть, не жалуетесь.

Мужчина в белых туфлях посторонился, пропуская ее, и покосился на пышный бюст.

— Осторожно, ступенька, — предупредил Маурисио.

Войдя, женщина коротко бросила: