Подростки бессмертны - Мария Романова

— Да ну нахуй, я щас в травму лучше, — я старалась сдерживать отчаяние в голосе, оставаться невозмутимой, чтобы не позориться еще больше.

— А может, билет отдашь тогда? Тебе же он все равно не нужен! — с надеждой спросил он.

Вот тогда мне стало еще и противно от такого цинизма. Я небрежно бросила билет на землю, сразу несколько человек кинулось его подбирать.

Тут появилась Даша — она только что подъехала.

— Эй, с тобой что случилось? — испуганно спросила она.

Я кратко обрисовала ситуацию, и Даша повела меня в местный травмпункт. Путь пролегал через дворы, где тусовались фанаты Мумий Тролля и Земфиры, и там оказались Сёма с Викой. Ребята кинулись ко мне, Даша им все рассказала, и они присоединились к нашему шествию.

В общем, в той больнице меня не приняли, послав в моё районное отделение. И мы всей компанией отправились на другой конец города.

В травмпункте было весело: в коридоре сидела поддатая в честь праздника большая очередь, разговор с остальными увечными и травмированными как-то сразу легко завязался, мы хором пели песни разных жанров — от Мумий Тролля до русских народных, травили анекдоты да и вообще все наперебой рассказывали о своих ранениях. Только там меня и отпустило немного, стало уже не так страшно и обидно.

— Эй, кто тебя так? — спросил какой-то поддатый усатый мужик с перевязанной рукой, — давай их накажем, — с искренним сочувствием предложил он.

— Да нет, спасибо, не надо, — застеснялась я.

К счастью, серьезных повреждений не было: легкое сотрясение, перелом носа с небольшим смещением, который мне вправили (очень неприятная процедура, надо сказать — даже анестезия слабо помогает, и мои вопли оглашали всю больницу), да порванные от многочисленных сережек уши. Врач настаивал снять побои и написать заявление, но мне тогда казалось это немыслимым, прям верхом низости, «не по понятиям», как сказали бы гопы. Я наотрез отказалась (А зря. Может, эта сука и перестала бы творить такое. Но никто не заявлял, вот она и оставалась безнаказанной, спокойно продолжая унижать людей и при этом учиться в своем лицее — представляете? В лицее!).

Идти домой и расстраивать маму в праздник совсем не хотелось — пусть думает, что я на сейшене, поэтому я решила переночевать в больничном коридоре. Вскоре Вика с Дашей разбрелись по домам, а скромный Сёма остался меня охранять.

Утром мы с ним расстались, и я голодная побрела из травмы сразу в школу, отзвонившись маме.

Там, конечно, мои живописные фингалы вокруг глаз (так бывает, когда ломают нос — яркие симметричные синяки) вызвали бурное любопытство, даже взяла гордость какая-то, будто боевые ранения показываю.

— Это что у тебя, фингалы или очередной макияж? — подколола физичка Антонина Павловна на перемене.

— Избили, — со вздохом ответила я.

— Ты знаешь что, давай заходи после уроков ко мне в лаборантскую, — сочувственно предложила она.

Там учительница предложила мне водки. Горячая волна разбудила моё негодование, злость.

— Ну че делать-то будешь? Мать знает уже? — участливо спрашивала она.

— Пока нет. Да я знаете че решила вообще — нафиг этих всех уродов теперь, — с досадой говорила я, — вот увидите, я всем еще покажу. Вот они пусть в своем дерьме остаются, а у меня все в жизни получится.

Это жестокое, циничное избиение стало для меня тем самым волшебным пенделем, который нам всем порой так необходим. Хоть я потом и параноила целый год на крупных рыжих девиц, рефлекторно шарахалась от них, но кто знает, что бы со мной стало, если б не тот случай.

Тусовку я совсем забросила, лишь изредка встречаясь с парой-тройкой приятелей-неформалов. Виски потихоньку начинали отрастать, рваные джинсы и железки сменились по-прежнему эпатажными, но уже более цивильными нарядами: оригинальными платьями маминой работы, стильными шляпками, агрессивными туфлями-шпильками с заклепками, яркими молодежными шейными платками.

До школьных экзаменов оставалась пара месяцев, и я начала активно наверстывать пропущенный за два года материал. Параллельно надо было думать о поступлении хоть куда-нибудь — эта тема еще ни разу мной не обдумывалась, а время поджимало.

— Я тут тебе ВУЗ подыскала, — с этими словами мама подала мне какую-то брошюрку, — вот смотри, дизайн интерьера, как раз по твоей специальности, ты ж художник.

— Ну вроде нормально, — ответила я без особого энтузиазма. Меня не особо волновало, куда идти, просто нужно было поступать хоть куда-нибудь. Все-таки диплом есть диплом, без него — никуда (как мы тогда свято верили). А это был самый престижный ВУЗ нашего региона, старейший и огромный, туда даже мало кто из медалистов отваживался подать документы. Но мне-то терять было нечего: или пан — или пропал. Поэтому решили идти туда.

Так я заканчивала школу и параллельно ходила на подготовительные курсы в универе. Сказать, что я валилась с ног — ничего не сказать. У меня реально кружилась голова от нагрузки, пропадал аппетит, я ничего не успевала, мама помогала писать рефераты, пока я разбираюсь в математической ереси и задним числом решаю контрольные по химии. Спасало лишь мое равнодушие, оно-то и сберегло нервы: мне, в отличие от обезумевшей мамы, было совершенно пофигу на результат, я просто без эмоций делала все от меня зависящее, не думая о будущем.

В итоге аттестат украшали, в основном, тройки — ну невозможно за пару месяцев изучить двухлетний материал, будь у тебя хоть семь пядей во лбу. Была лишь пара четверок да пятерки по русскому и астрономии. Главное, что аттестат мне все же выдали — а оценки уже никого не волновали.

Выпускной стал для меня не только помпезным праздником — он дал мне возможность еще раз эпатировать публику. Торжество проходило в роскошном городском театре с фресками, лепниной и гигантскими хрустальными люстрами. Мама сшила мне великолепное пышное бардовое платье с корсетом (а на фигуру я никогда не жаловалась, и корсет удачно подчеркнул красивые формы). Из остатков роскошной ткани мы с ней смастерили маленькую театральную сумочку на цепочке и расшили ее бисером. Соседка-парикмахерша тетя Алла как-то умудрилась сделать мне вечернюю прическу с мягкими локонами, собранными сзади, мастерски зачесав неровно отросшие виски (но волос уже было достаточно). Василиса одолжила свои украшения с полудрагоценными камнями.

Реакция окружающих, привыкших за несколько лет к моим безумным прическам, грязной рваной одежде и яркому макияжу, не обманула мои ожидания: учителя чуть не плакали от умиления и все норовили меня обнять и потрогать, всюду слышались удивленные возгласы, я была в центре внимания. Не иначе, как Золушка пожаловала на бал.

Вскоре все награждения закончились, и выпускной превратился в банальную пьянку. Больше всех чудили медалисты: одна зубрила предлагала всем подряд интимные услуги, и в тот вечер в театральную гримерку постоянно бегали парни, где их ждала любвеобильная отличница. Другая устроила стриптиз прям на фуршетном столе, не стесняясь учителей и родителей (несколько взрослых должны были следить за порядком, но у них ничего не вышло), еще одна подралась с одноклассницей из-за парня. И что им всем так башни посносило? Лишь моя бывшая подружка Оля, которая тоже выклянчила себе медаль, держалась более-менее прилично. Как ни странно, остальные вели себя мирно, даже отъявленные хулиганы. В общем, было что вспомнить.

А после праздника моя подготовка к экзаменам в ВУЗ продолжилась, до поступления оставался месяц. По русскому-то можно было отдать результаты ЕГЭ — девяносто восьми баллов было достаточно. Но вот английский, рисунок, живопись и композицию надо было наверстывать в темпе вальса.

В общем, было трудно. Многочисленные репетиторы, курсы в две смены. Наверное, было даже тяжелее, чем ходить в детстве во все эти кружки.

Но если б не эти титанические усилия и нервотрепка, мамина радость не была бы такой бурной, когда моя фамилия оказалась в списке поступивших на бюджет. А впереди ждала новая жизнь, полная безумных приключений, отчаяния и восторга, интриг, влюблённостей, дружбы и предательства. Но это уже совсем другая история.

Эпилог

— Да что ты там строчишь все время каждую ночь? — заглянул мне через плечо любопытный муж, стоило мне только взять в постель ноутбук.

— А я думала, ты уже спишь, — растерялась я, — да так, воспоминания всякие, подростковые рассказы, вроде того.

— Да что ты там можешь написать, — лукаво ухмыльнулся он, любитель постоянно меня подкалывать. И мечтательно добавил, — вот если б я написал, это было бы во сто раз интереснее. Вообще ведь ни у кого такого детства не было, как у меня. Спи давай, вон уже синяки под глазами от твоих бессонных ночей.

Конечно, он прав. Муж тоже наприключался в юношестве от души, хоть и в другом, более агрессивном и каком-то полукриминальном направлении. И у каждого трудного подростка — своя неповторимая история: безумная, веселая и страшноватая. Но в чем-то все эти истории похожи, есть у них что-то общее.