Шемяка - Александр Вячеславович Башибузук

пороха, процесс мне достоверно известен, но времени нет!

Так и ломал себе голову по дороге, но ничего не придумал.

В Троице пообщался с игуменом Зиновием, который почему-то считал, что это я уговорил отца уйти с великого княжения. Переубеждать не стал и попросил поспособствовать мирным переговорам с Василием, что он и обещал. Но наши намерения я тоже утаил.

А дальше пришлось уже думать, как брать Кострому.

Разведчики сообщили, что город к обороне не готовится, совсем наоборот, возле стен на въезде раскинулась ярмарка.

— Наскочим изгоном! — рубанул рукой Василий. — Посечем стражу, делов-то...

Я немного подумал и предложил свой план — сечь кого-либо не хотелось. Нам еще этот город удерживать, что при саботаже местной власти и жителей куда как нелегкая задача.

В общем, оставили обоз и основные силы поодаль, а я с малой дружиной в два десятка копий выдвинулся к Костроме. Очень скоро даже невооруженным взглядам стало видно убогость городских укреплений — стены бревенчатые, низкие и ветхие, башни покосились — судя по всему городские власти попросту забили на оборону. Что особо и неудивительно. Кострома что тот дед Нечипор из «Свадьбы в Малиновке» — приспособляется к любой власти. К слову, посадника в Костроме тоже кличут Нечипор, токмо Богодий Нечипор.

Никакого удивления среди местных на ярмарке наше появление не вызвало.

— А вот яйца, яйца, мытые, не засранные! — надсаживались посадские. — А вот молоко, жирное, сам бы пил! Кожи, кожи...

Я весело хмыкнул; вот же народишко, прямо край не пуганных идиотов.

Дорогу прямо пред воротами заступили два пузатых, пожилых стражника.

— Обзовись, кто такой куда и к кому? — неприветливо поинтересовался один из них, ожесточенно расчесывая пятерней косматую бороду.

— Кликни посадника живо! — я грудью жеребца отодвинул бородача. — Скажи, что князь Дмитрий Юрьевич пожаловал...

— Етить, сей час, милостивец... — крякнул стражник и сам умелся. Остальные даже не подумали всполошится.

— Давай... — шепнул я Вакуле.

По его команде вои спешились и рассредоточились среди стражников.

Ждать пришлось недолго, видимо посадник шастал неподалеку.

Сутулый и худой, какой-то весь помятый и замасленный — он больше смахивал на церковного дьяка, чем на посадника. Но сомневаться в том, что с башкой он ладит не приходилось — это еще надо умудрится так ладно вертеться меж двух хозяев.

— Исполать тебе княже! — городской голова низко поклонился. — Здрав ли будешь? Какая нужда привела к нам?

Я важно кивнул и спокойно ответил:

— И тебе не хворать Нечипор. Приехали брать город под свою руку...

— Ебать! — ахнул дюжий мужик в нарядной шубе поверх кольчуги, видимо городской воевода, стоявший рядом с ним и заорал, надсаживаясь, стражникам. — Закрывай ворота...

Я отрицательно качнул пальцем, обернулся и показал на летевших наметом к городу дружинников.

— Крови хочешь?

— Господи помилуй, милостивец, крови нам даром не надь... — тяжело вздохнул посадник и толкнул в плечо нарядного. — Угомонись, Тихомир. Проспали все уже. Но как же, батюшка? — он просительно посмотрел на меня. — Ведь ушел князь Юрий Дмитриевич с великого княжения? Мы-то опять под московскими? Али как?

Я улыбнулся и пожал плечами:

— Али как, Нечипор, али как. Давай сразу решим, как будем жить? Ежели мирно — урону людишкам и городу не будет. Ежели...

— Мирно, мирно! — заспешил Богодий. — Токмо слово дай княжье, что не замаешь людишек и добро!

— Даю мое княжье слово. А сейчас собирай служилых, говорить с ними буду. И купцов тоже.

Вот так незамысловато мы и взяли Кострому. Все бы города так брать.

На собрании служилые почти единогласно согласились с новой властью. Что тоже меня не удивило, они точно так же охотно перешли под руку отца, когда он взял великое княжение. Стражу на всякий случай распустили, посты заняли наши люди. Васька брат недовольно кривил рожу, ему хотелось крови и грабежа, но перечить мне он не стал.

А купцы под гарантии неприкосновенности принесли нам богатые дары. Ну как богатые...

Ковры, по сабельке мне и брату, по чашке из китайского фарфору, провианту изрядно и еще кучу всего непонятного, видимо для объема.

— Это что? — я пнул ногой бочонок.

— С-сие!!! — отчаянно заикаясь, важно сообщил татарин в чалме и расшитом халате. — Сие з-земляное масло! З-зело п-п-пользительное... — он запнулся, так и не подобрав термин. — Проистекает из з-земли, вельми пользительно для нутра, ежели обмазать с-с-снаружи...

Я мазнул пальцем по потеку на бочонке, понюхал и неожиданно сообразил, что это...

Это нефть!

Все внутри просто кипело от радости, но я только состроил гневную рожу.

— Что? — Васька вскипел. — Ты што нам подсунул, косорылый? Да я тебя сейчас...

Купцы попадали на колени, а татарина вытолкнули к нам. Мол, сам набедокурил, сам и расхлебывай. Уже позже я узнал, что он просто решил впарить нам неликвид под видом дорогого заморского товара.

— Погоди, князь... — я подал ему знак и рыкнул на купцов. — Откупиться дерьмом собрались?

— Не гневайся, батюшка! — вперед с низким поклоном выступил дородный мужик с расчесанной на пробор бородой. — Отворим клети для тебя, сам выберешь что по нраву!

— Ямчуг есть? — недовольно буркнул я.

— Есть, но мало. И дорог, князь батюшка, персиянский...

— Куплю, не тревожься. А сера?

— Есть, милостивец, возим с Жегулевых гор, тут не особо далече.

— Живица? *

живица — смолистая густая масса, выделяющаяся из разрезов на хвойных деревьях. Применяется в том числе, для изготовления скипидара и канифоли.

ямчуг — старинное название на Руси селитры.

— Есть, батюшка, что есть, то есть...

Я чуть не пошел в пляс, ну наконец-то повезло хоть в чем-то.

Ямчуг — это селитра! Живица — это скипидар, даже я его извлеку, а той живицы здесь на сотни лет хватит, а побочкой пойдет канифоль!

Соединяем всю эту хрень, добавляем конопляное масло и получается сущая вундервафля!!! Вот тебе и козырь супротив московских. Да и не только московских!

Вот так нежданно-негаданно, я заново изобрел греческий огонь.

И первым делом после того ушли купцы, велел звать пред мои ясные очи всех городских горшечников...

Глава 9

— Давай...

Один из отроков окатил из кадки водой длиннорукого жердяя в нагольном полушубке и треухе, а второй поднес факел к плотно обмотанному паклей