Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

— Конечно, — сказал барон Алкье, — император Наполеон не придает большого значения личности так называемого «наследного принца», но необходимо, чтобы как Россия, так и Франция действовали с ним решительно.

После этого Александр Иванович написал императору Александру:

«Барон Алкье выражается насчет наследного принца в высшей степени неприлично, говоря, что в сущности он, однако же, добрый малый, который не лишен даже некоторых способностей, но что это — южная голова, исполненная слишком вулканических мыслей, что он имеет привычку слишком много болтать и слушаться таких советов, которые приводят его на ложный путь. Император Наполеон, который не вмешивался в его избрание шведами, конечно, не имеет никаких причин его поддерживать и тем более изменять для него свои великие соображения».

А барону Алкье Чернышев ответил, что все, что он слышит от него о Бернадоте, объясняется, по его мнению, страхом, чтобы новая война, которая совпала с его приездом в Швецию, не повредила ему в общественном мнении, но, в сущности, ему кажется, что как наследный принц, так и шведское правительство, решившись немедленно объявить войну Англии, доказали бы готовность исполнять желания Наполеона.

— Несмотря на это, — возразил ему французский посланник в Стокгольме, — происходит, однако же, очень много плутовства. Бернадот легко поддается самым разнородным внушениям, у него семь пятниц на неделе и никакой последовательности в мыслях. В Швеции не существует королевской власти, а Бернадот никогда не сумеет восстановить порядок, и вы не можете себе представить, до какой степени шведы заслуживают того, чтобы их называли «северными гасконцами».

Подобные речи не могли не поразить Чернышева. Он даже пришел к заключению, что, вероятно, французское правительство предписало барону Алкье говорить подобным образом: или для того чтобы окончательно устранить подозрение, что оно принимало участие в избрании Бернадота, или чтобы поссорить Россию с Швецией.

Как бы то ни было, прощаясь с Чернышевым, барон Алкье просил его заявить императору Наполеону, что он объяснил ему положение дел в Швеции с совершенной откровенностью. Но французский дипломат не только выразил Чернышеву свои взгляды, но и распустил по Стокгольму слух, что русское правительство совершенно разделяет их, что Чернышев именно для того и прислан, чтобы влиянием России подкрепить все те требования, которыя он, Алкье, предлагает от лица императора Наполеона, и что в этом смысле русский агент имел уже переговоры с наследным принцем.

Третья встреча с Бернадотом

5 декабря 1810 года Бернадот пригласил Чернышева к себе позавтракать наедине, и он начал с того, что попросил объяснить значение слухов, распускаемых французским посланником.

Соблюдая необходимую сдержанность, потому что Россия еще находилась в союзе с Францией, Александр Иванович ответил:

— Император, как я говорил уже Вашему Высочеству, желает по мере сил сохранить мир между Россией и ее союзниками. И особенно — с Францией. Получив известие, что Швеция выполнила требования Наполеона, он послал меня объявить ее правительству, что ему приятно видеть, что в отношении к континентальной системе Швеция действует согласно с Францией. Но вместе с тем он желал воспользоваться этим обстоятельством, чтобы выразить вам свое уважение и заявить через меня настоящие его чувства, уверить вас, что он не имеет никакого намерения стеснять свободу действий Швеции и желает ей благоденствия, а вовсе не несчастья.

Бернадот, поняв значение такого ответа, остался им очень доволен и сказал, что дает священный обет, что Швеция останется спокойной, в каких бы Россия ни находилась обстоятельствах, и «ничего не сделает, что могло бы ей быть неприятно». Он заявил, что готов выразить это обещание даже в письменном виде.

Позднее Александр Иванович так писал императору Александру:

«Потом он распространился в жалобах на Францию, говоря, что император Наполеон выразил свое желание властвовать над целым миром, и [на] недоброжелательство в отношении к нему лично, доведенное до последней степени <…> Затем он снова прибавил, что всему причиной то, что угрожали ему Россией. Сверх того, как он мне сказал, особенно его возмущало то, что требования императора Наполеона заявлялись таким грубым и дерзким образом, и он не вынес бы такого обращения, даже будучи его подданным, а тем более теперь он не допустит этого до себя в другой раз. Лучше погибнуть с оружием в руках, нежели допустить унижать народ, который избрал его управлять им. Император Наполеон ничего ему не может сделать, если только не вмешается Россия; но если бы даже и мог, то неизвестно еще на чью сторону стали бы французские солдаты, раз вступив на шведскую почву. Он очень им известен, любим ими и уважаем, часто начальствовал над ними и в некоторой степени может рассчитывать на них».

А еще Бернадот заверил Чернышева, что вполне можно достигнуть того, что Наполеон найдет в Швеции вторую Испанию, между тем Франции следовало бы избегать подобных бедствий, потому что он хоть и свояк короля Жозефа Бонапарта, но, к прискорбию, совершенно убежден, что Наполеону не дожить до окончания этой злополучной войны.

— Но вы можете оказать величайшую услугу Швеции, — сказал Бернадот, — если скажете императору Наполеону, в каком бедственном положении она находится, и что ей грозит разорение. В таком случае, быть может, он и отступит от своих жестких требований.

Чернышев понимающе кивнул головой.

— Неужели, — продолжал Бернадот, — шведский народ и я не можем рассчитывать на то, чтобы он не вмешивался в дела маленького уголка земли, находящегося на краю