Идем в наступление - Гавриил Зданович

С 9 по 11 марта в полках прошли однодневные сборы минометчиков, пулеметчиков, снайперов. Я провел занятие с командирами частей по новому уставу пехоты.

Командующий 5-й танковой армией генерал-лейтенант И. Т. Шлемин, в подчинение которого вошла наша дивизия, часто интересовался ходом боевой подготовки.

— Скорее организуйте систему артиллерийско-минометного огня, — спокойно говорил он. — Это очень важно...

Услышав рекомендацию командарма, я доложил, что система огня у нас создана. И вдруг в тот же день он сам прибыл в дивизию...

Надо сказать, что к генералу Шлемину я относился с особым уважением и симпатией. Этот человек обладал огромными военными знаниями и был опытным руководителем войск. Его отличала высокая интеллигентность. Генерал никогда не устраивал разносов подчиненным, не [73] рубил, как говорят, с плеча. Он был, вежлив и одновременно требователен.

Как же мне пришлось краснеть, когда во время проверки ни одна батарея, ни один дивизион не смогли открыть огонь по новой цели раньше чем через десять минут! Мало того: артиллеристам не удалось поразить цель без долгой пристрелки!

— Подполковник Кузьмин, — обратился Шлемин к командующему артиллерией дивизии, увидев с НП, как неудачно стреляют артиллеристы, — что вы понимаете под организацией системы огня?

— Распределение целей и объектов по подразделениям артиллерии и минометов, их пристрелку и, главное, быстрое поражение целей, — вытянувшись по стойке «смирно», ответил тот.

Шлемин покивал головой, словно подтверждая сказанное, потом снова спросил:

— Через сколько минут?

— Через одну-две минуты — максимум три — цель должна быть поражена, — бодро отчеканил Кузьмин.

— А что получается у вас?

— Виноват, — опустив глаза, тихо сказал он.

— Вы проверяли готовность огня, прежде чем доложить о ней своему командиру? — спросил генерал.

— Я лично проверил три батареи... Результаты были хорошие...

— Почему же они сейчас так плохи? — Шлемин присел на скамейку у стола, ожидая ответа. Но подполковник Кузьмин молчал. — Может быть, давали поблажку артиллеристам?

— По-видимому, да...

Я крепко рассердился на Кузьмина. Своим преждевременным докладом о готовности артогня он поставил меня в очень неловкое положение.

— За ваши поблажки и упущения в итоге должна расплачиваться пехота. Расплачиваться самой дорогой ценой — своей кровью... — в сердцах сказал я Кузьмину.

— А вы тоже хороши... — перебил командарм, сурово поглядев на меня. — Поверили подчиненному на слово, не проконтролировали его, прежде чем доложить мне. Короче говоря, не проявили нужной требовательности. Это, видимо, и дало артиллеристам повод выполнять ваши приказы формально, безответственно... [74]

— Виноват, товарищ генерал-лейтенант. Этот урок запомню навсегда... Даю слово, что подобное никогда не повторится.

— Ладно, — сказал Шлемин, слегка пристукнув ладонью по столу и поднимаясь. — Через неделю проверю и сделаю вывод...

И хотя артиллеристы оплошали, командарм похвалил нас за организацию системы стрелкового огня, обороны батальонов и за ход боевой и политической подготовки.

— Вот что, полковник, — сказал он на прощание, — хорошо подготовьте и проведите диверсию на участке одного из полков...

Диверсия — скрытно подготовленная операция с просачиванием в тыл противника — была поручена 592-му полку. К ней началась активная подготовка. Одновременно мы тщательно готовились и к проведению диверсии с целью выравнивания фронта дивизии.

Итак, проникнуть в тыл врага предстояло 3-му стрелковому батальону капитана Богазова из 592-го полка. На разведку предстоящего пути был послан адъютант старший батальона В. Б. Шефталович. Его сопровождал местный житель — молодой паренек по фамилии Масушко. Старший лейтенант и его добровольный помощник выяснили расположение немцев в обороне, определили пути подхода к ним и, незамеченные, вернулись назад. По их данным штаб дивизии разработал подробный план действий привлекаемых для диверсии сил.

15 марта в предрассветной мгле 3-й батальон, с которым пошел помощник начальника 1-го отделения штадива Шемет, продвинулся по оврагу на полтора километра в глубь немецкой обороны. 7-я рота заняла оборону и заминировала дорогу на Боково — Платово, чтобы не допустить подхода подкреплений врага. 8-я рота с группой автоматчиков полка и разведчиков дивизии в 6 часов неожиданно для фашистов стала наступать с тыла на высоту 222,0. Одновременно по этой же высоте ударили с фронта батальоны 619-го полка.

Застигнутый врасплох противник оказал отчаянное сопротивление. Бой длился целый день, а к вечеру наши солдаты заняли небольшой поселок и высоту 222,0. При этом было убито и ранено около 150 немцев, захвачено их оружие и документы пехотной роты. Диверсия в целом прошла успешно. [75]

...Четыре месяца дивизия вела активные действия: наступала, преследовала врага, отражала контратаки. И каждый бой требовал четкого управления, постоянного руководства войсками. Именно поэтому в тот период была очень напряженной работа штаба и тыла дивизии. Не могу хотя бы кратко не рассказать об этом.

Чтобы обеспечить, например, скрытое управление войсками, кодировались карты всех офицеров, применялись сокращенные кодовые таблицы слов и фраз, таблицы радио — и других сигналов, а также позывные должностных лиц. Благодаря этому и командир дивизии, и командиры частей могли в случае изменения обстановки передать краткий приказ цифрами по радио и получить донесение о его исполнении или о местонахождении полка, батальона.

Для надежного управления боем связь в дивизии строилась в виде двух сетей. Одна сеть — командная — связывала (по радио и телефону) мой НП с НП командиров частей, соседом слева и командармом. Вторая сеть — штабная — связывала штаб дивизии (КП) с КП полков, высшим штабом и соседями. Таким образом, в случае нарушения одной из сетей связь не пропадала.

Во время боя, как правило, на НП командира дивизии кроме меня находилась оперативная группа в составе начальников оперативного и разведывательного отделений и отделения связи. Тут же постоянно был и мой адъютант, которого в любой момент можно было использовать для связи.

Метрах в 30–50 располагался НП командующего артиллерией. С ним были два-три офицера штаба, а также кто-либо из связистов или разведчиков (тоже для связи).

Как только наша наступающая пехота продвигалась на 500–1000 метров, НП дивизии тоже немедленно переносили вперед. Делалось это так. Ориентируясь по телефонному проводу, который связывал штаб с полком, действовавшим на главном направлении, вперед направлялись начальник 1-го отделения и начальник связи с саперами и связистами. Они разыскивали место, с которого были хорошо видны наступающие войска. Саперы тут же рыли щели, а связисты тянули провод. Как только связь с полками начинала действовать, на новое место переходила вся оперативная группа. Во время ее перехода войсками управлял начальник штаба дивизии, [76] который мог переходить на вновь оборудованный командный пункт только с разрешения начальника штаба армии.