Абракадабра - Эдуард Ковчун

Внуков же близкими родственниками опять‑таки наши советские (кстати, и сегодняшние) законы считать запрещают, поэтому прописка их к бабушкам, если у них не осталось нормативной жилплощади 6 метров на душу, категорически не допускается. Так что и сегодня, при «демократах», господа внуки, не очень-то разевайте рот на квартиры ваших бабушек, так как вы сейчас очень, очень далекие родственники — примерно как от Москвы до Нью–Йорка.

В результате таких законов семьи приехавших трех, после первого, внуков прописались за наличный расчет у других, чужих, бабушек и дедушек, которые имели сверхнормативную жилплощадь. Но прописались они без права проживания, а посему жили у своей бабушки в ее просторной двухкомнатной квартире. Поэтому де–юре Серафима Арнольдовна и прописанная на ее жилплощади часть семьи жильем по норме была обеспечена, а де–факто на одного члена всей проживающей в квартире семьи приходилось где‑то около двух метров жилой площади, что, кстати, тоже было нормой, но на кладбище. Но при этом ни в каких очередях льготных или простых, на производстве или в райисполкоме, на улучшение жилищных условий семья Камергерской стоять не имела никакого малейшего права.

4. Конфуз зеленодарской милиции.

Но после того, как в трехкомнатную квартиру поселился с женой и дочкой новый секретарь крайкома (второй или третий по рангу — точных данных нет, партийная тайна) Иван Федорович Медъяков, семье Серафимы Арнольдовны Камергерской здорово посчастливилось. И даже не один раз, а два. Но о втором разе позже. А в первый раз счастье улыбнулось ей в виде расширения жилплощади.

Причем улыбнулось оно не со стороны крайкома КПСС, не от жилкомиссии райисполкома, не от общества ветеранов войны и труда и даже не от ВООПИиКа — Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (а ведь здесь был прямой резон — Серафима Арнольдовна давно была этим самым живым памятником). А помощь пришла, представьте себе, от милиции. И даже не просто от милиции, а от конкретного сержанта Ивана Рябчуна, одного из тех сержантов, которые осуществляли круглосуточную охрану покоя семьи товарища Медъякова в однокомнатной квартире, находящейся, как уже описывалось выше, между квартирами Ивана Федоровича и Серафимы Арнольдовны.

Ну, а если говорить прямо, то в улучшении жилищных условий семьи Камергерской был виноват не столько сам сержант Иван Рябчун, сколько его необоримая страсть к сексу, переданная ему с генами его предков — вольных запорожских казаков.

И уж если говорить без обиняков и совсем правду, то главную роль здесь сыграла даже не сексуальность сержанта Рябчуна, а проверяющая милицейские посты лейтенант Вера Ступак, также потомственная казачка и горячая партнерша по сексу сержанта Рябчуна.

А дело было так. Как известно, у партийных секретарей была постоянно страшная рабочая загрузка, постоянная нехватка времени. И чем выше пост, тем загрузка и дефицит времени больше. Поэтому партийные секретари, в соответствии с советским законом о ненормированном, для работников умственного труда, рабочем дне, постоянно умственно работали все 24 часа в сутки, даже когда они занимались сексом (правда, точно не установлено, занимались ли, было ли у них на это время), ели и спали.

Учитывая это, с первых дней заселения семьи товарища Медъякова в новую квартиру, чтобы не мешать ходу умных мыслей постоянно умственно работающего Ивана Федоровича, Серафима Арнольдовна сразу приучила своих домочадцев, включая и всех правнуков, говорить, кричать, плакать, смеяться, сморкаться, ходить и топать только шепотом.

Сержанты на посту охраны в однокомнатной квартире говорили также только шепотом и даже по рации. Соседи сверху и снизу уже приучились громко не шуметь, и даже дворника дядю Васю начальник ЖЭКа приучил только шепотом матюкать засорявших двор жильцов и шепотом шаркать метлою.

А так как улица, на которой стоял дом, была перекрыта ГАИ для проезда любым видом транспорта, даже велосипедом, то на лестничной клетке, во дворе и вокруг дома, где жил и параллельно умственно работал товарищ Медъяков, была постоянная тишь и гладь.

Но вдруг разразился невообразимый скандал. Примерно через год после заселения, однажды в одну из зимних ночей, а точнее где‑то около трех часов ночи, вся семья товарища Медъякова, включая и самого Ивана Федоровича (спящего и одновременно обдумывающего повестку дня будущего бюро крайкома), вся многочисленная семья Серафимы Арнольдовны да и, собственно, все жильцы дома внезапно были разбужены страшным протяжным звериным рыком тигрицы, похоже, убиваемой в находящемся рядом через стенку квартиры товарища Медъякова посте милиции.

Бесстрашный Иван Федорович, прервав сон и ход мыслей о бюро крайкома, выхватил из тумбочки положенный ему по рангу пистолет, мужественно выскочил на лестничную клетку, ворвался в незапертую дверь пункта охраны и онемел: перед ним открылась страшная картина откровенной и бесстыдной порнографии. Сержант Иван Рябчун и лейтенант Вера Ступак, в нарушение устава даже не сняв милицейскую форму, занимались самым разнузданным сексом. А крик раненой тигрицы еще продолжала издавать содрогающаяся в конвульсиях экстаза дебелая казачка–лейтенантша.

Поморщившись от отвращения при виде подобной, картины, Иван Федорович со злостью захлопнул дверь поста милиции, прошел в свою квартиру и тут же по прямому телефону («вертушке») поднял с кровати начальника краевой милиции генерала Казина и после пятнадцатиминутного нагоняя дал ему два срочных партийных поручения:

1. С завтрашнего дня круглосуточный пост охраны перенести вниз, при входе в подъезд («Если милиция не умеет себя вести в нормальных бытовых условиях, то пусть теперь мерзнет на улице!»).

2. Немедленно уволить из органов сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак. («Это что же будет с нашим правопорядком, если милиция во время дежурства будет вся заниматься сексом, да еще и не снимая формы? Да и вообще, что это за порядок, когда какой‑то сержант насилует старшего по званию? Это нас может далеко завести! Так сержант ведь может добраться и до майора, полковника и, страшно даже подумать, вдруг до самого Министра!)

5. Большевистская скромность Ивана Федоровича, или Первое счастье Серафимы Арнольдовны.

На следующее утро товарищ Медъяков срочно вызвал в крайком первого секретаря Зеленодарского горкома КПСС товарища Волконогова и дал ему очень срочное партийное поручение (партийные поручения были всегда очень срочными) со специальным условием: «Чтобы никто не знал».

Товарищ Волконогов, приехав к себе в горком, тут же также срочно вызвал заведующего жилищным управлением Зеленодарского горисполкома Богдана Николаевича Иванова и тоже дал ему очень, очень срочное партийное поручение и тоже со специальным секретным условием, чтобы никто, никто, никто не знал под страхом исключения из партии и соответственно «выгона» с работы.

Богдан Николаевич тут же поехал к управляющему городским ремонтно-строительным трестом Антону Викторовичу Примакову, и они в течение суток скомплектовали бригаду из 10 самых, самых проверенных, работавших, как правило, на ремонтах квартир крупного начальства штукатуров–отделочников и, обещав каждому по служебной квартире, сообщили спецзадание крайкома и горкома, предупредив, чтобы об этом никто, никто, даже любимые жены или мужья не знали, и чтобы они не проговорились, если их будут пытать, как фашисты партизан. Иначе служебных квартир не будет.

После этого Богдан Николаевич Иванов, показав дежурившему в подъезде дома, где жил товарищ Медъяков, милиционеру свое служебное удостоверение, запустил бригаду штукатуров–отделочников в бывший пункт охраны. Той же ночью бригаде привезли необходимые инструменты, материалы, раскладушки, объяснили на месте задание и замкнули квартиру на ключ, который хранился лично у Богдана Николаевича.

Каждую ночь часа в 2 — 3 на грузовом мотороллере Богдан Николаевич лично привозил бригаде контейнеры с суточным рационом горячей пищи (из ресторана) и необходимый объем спиртных напитков (из магазина), а также лично на том же мотороллере увозил накопленный за сутки строительный мусор.

Через 10 дней и ночей бригаду вместе с раскладушками, пустыми контейнерами из‑под горячей пищи и пустыми бутылками из‑под спиртных напитков тайно ночью развезли по местам проживания. Партийное поручение крайкома и горкома КПСС было выполнено в срок: на секретном объекте были ликвидированы ванна, туалет, коридор, кухня, заделана наглухо наружная дверь, и из бывшей однокомнатной квартиры, или поста милиции, оскверненного непристойным для органов поведением бывших сержанта Рябчуна и лейтенанта Ступак, получились две отдельные прекрасные комнаты.

И вот тут товарищ Медъяков проявил самые лучшие черты истинного ленинца. С большевистской скромностью и аскетической непритязательностью он принципиально не стал присоединять к своей трехкомнатной квартире обе новые комнаты, а взял только одну, в результате получилась четырехкомнатная квартира на трех человек, что ни на сантиметр не превышало международную архитектурную норму — на каждого члена семьи по комнате плюс еще одна общая комната. Поэтому вторая комната была Богданом Николаевичем великодушно предложена Серафиме Арнольдовне, так как больше никто на этой лестничной клетке не проживал. Серафима Арнольдовна также с большевистской скромностью сначала отказывалась от комнаты, считая, что она обеспечена жильём, но после того, как ее внуки, их жены вместе с начальником жилуправления доказали ей, что Центральный Комитет партии и государство в целом из‑за этого не пострадают и что с присоединением третьей комнаты жилая площадь на одного живущего составит 3 метра, что вполовину меньше нормы, наконец согласилась. Вот таким образом счастье посетило семью Камергерских в первый раз.