Греховные радости - Пенни Винченци

Свадебное платье Вирджинии было сшито у Анны Лоуэ — той самой, что делала подвенечное платье и для Джеки Кеннеди; оно казалось восхитительным водопадом белых кружев, а юбка была составлена из бесчисленного множества оборочек, каждая из которых закреплялась маленьким розовым бутоном. Расширяясь книзу, юбка переходила в двенадцатифутовый шлейф, который тянулся за Вирджинией по церковному проходу; лицо Вирджинии, когда она шла по этому проходу в середине собора, закрывала вуаль; голову украшала бриллиантовая тиара, вот уже двести лет принадлежавшая семье Кейтерхэм, с вплетенными в нее живыми бутонами роз; а когда Вирджиния откинула вуаль и повернулась к Александру, на лице ее была написана такая любовь, что почти у всех присутствовавших в церкви женщин, да и у многих мужчин тоже, на глаза навернулись слезы. Даже Фред закашлял и громко высморкался.

Фред произнес на удивление слащавую речь; он рассказал несколько приключившихся с Вирджинией смешных историй, всячески превозносил ее таланты и обаяние, сказал, что для него она всегда останется малышкой и что Нью-Йорк без нее погрустнеет. Потом вдруг резко изменил тональность и предложил Александру поговорить с королевой Елизаветой о выдаче его банку королевского патента, чем вызвал всеобщий смех, а затем заявил, что подумывает о покупке небольшой тиары для Бетси и горностаевой мантии для себя, чтобы было что надеть при случае в будущем. Александр пообещал посодействовать насчет патента, сказал, что выберет тиару сам, «хотя Бетси и без нее выглядит как самая настоящая королева», а потом так трогательно и нежно заговорил о своей любви к Вирджинии и о той колоссальной благодарности, которую он испытывает к Фреду и Бетси, доверившим ему свою дочь, что его слова проняли даже Малыша.

В семь часов все поднялись наверх и переоделись; Вирджиния появилась снова уже в белом костюме от Шанель, в маленькой, без полей и с плоским донышком шляпке — типа тех, что носила Джеки, — удачно открывавшей ее темные волосы; все уселись в «роллс-ройс» Фреда, и машина помчала их в аэропорт Айдлуайлд,[12] откуда Вирджинии и Александру предстоял долгий полет в Лондон и дальше в Венецию.

Вирджиния вступила в брак, будучи все еще девственницей; таково было желание Александра; тело ее требовало и предпочло бы иное, однако сердце ее было тронуто. Она испытывала настоящий голод по сексу (как и облегчение оттого, что у нее наконец-то появилось это чувство), ей не терпелось удовлетворить его, однако она согласилась ждать. Александр после их помолвки стал даже еще более пылок: он страстно, почти отчаянно целовал ее; нежно, едва дотрагиваясь, так что ей было удивительно приятно, ласкал ее тело, гладил груди, ягодицы; постоянно говорил ей о том, как она прекрасна и как он ее хочет; ей нравилось все это, доставляло удовольствие, и она страстно отвечала на его поцелуи, но еще слишком стеснялась, слишком боялась показаться неловкой и даже чем-нибудь задеть его, а потому и не пыталась тоже ласкать его в ответ. Но у нее ни разу не возникло ни малейшего опасения, что он может потерять над собой контроль, утратить то самообладание, которое он сделал нормой и порядком, обязательными для них обоих; совсем наоборот: однажды вечером, когда они уже несколько часов пролежали на кушетке в ее гостиной, в доме на 80-й Восточной, в объятиях друг друга и она ощущала столь стремительно нараставшее и острое желание, что оно становилось просто невыносимым, а взгляд не выражал уже ничего, кроме этого желания, она посмотрела на него потемневшими, широко распахнутыми от страсти глазами и полушутя прокомментировала ситуацию:

— Александр, честное слово, никому не нужны такие мучения!

Он же немного отстранил ее от себя, пристально уставился ей в глаза и проговорил:

— Нужны, Вирджиния. Мне нужны. Я из породы тех, кого здесь, у вас, называют старомодными. Я тебя очень, очень сильно люблю и потому хочу, чтобы в день нашей свадьбы ты была бы совершенно, безупречно чиста. Пожалуйста, постарайся понять.

В Венецию они прилетели вконец измученные. Вирджиния в самолете практически не спала, ей удалось лишь несколько раз урывками вздремнуть; и когда в аэропорту Марко Поло она сходила по трапу самолета, глаза у нее были покрасневшие, спина ныла, а голова раскалывалась от пульсирующей боли. Она чувствовала себя разбитой, была раздражена и злилась на Александра. Всякий раз, когда он дотрагивался до ее руки или пытался поцеловать в щеку, она отстранялась от него; все волшебство и очарование дня свадьбы, вся любовь, которую она испытывала к нему на протяжении последних шести месяцев, все желание, становившееся сильнее и сильнее с тех самых пор, когда она впервые увидела Александра, — все эти чувства разом покинули ее. У нее было такое ощущение, словно от всего этого осталась только пустая, холодная и твердая скорлупа. Словно она сама и была этой скорлупой.

Так и не произнеся ни слова, вся отупевшая от усталости, она дошла до пристани, возле которой стояли, дожидаясь пассажиров, водные такси, — и тут вдруг словно внезапно прозрела, враз увидев и отраженные в воде, как будто натекшие в нее, золотистые краски Венеции, и сам город, очертания которого прорисовывались сквозь легкую дымку, ощутив мягкое, наполняющее все тело тепло итальянского солнца; эти краски и это тепло тронули ее до глубины души; странно, но у нее почему-то возникло даже ощущение, что она наконец-то вернулась домой.

Уже в водном такси, когда они плыли вдоль белых указательных буйков вглубь лагуны, по направлению к городу, и он вырастал перед ними великолепием своих золотистых, белых, терракотовых красок, отражавшихся в голубой воде, в которую смотрелось еще более голубое небо, Вирджиния, охваченная радостным, почти физически ощутимым восхищением, не веря своим глазам и даже страшась этой открывающейся ей красоты, повернулась к Александру и улыбнулась.

— Ты был прав, — сказала она. — Прав, что заставил меня ждать.

Он взял ее за руку и улыбнулся в ответ.

— Все это — еще только начало, — ответил он.

Александр заказал для них люкс в старинной части отеля «Даниэль».

— В этом номере останавливался Шопен, — проговорил он.

Вирджиния, наполовину высунувшись из окна, с восхищением разглядывала лагуну, испытывая приятную слабость и от утомления, и от удовольствия.

— Правильный выбор, — одобрила она.

— Ну, — улыбнулся Александр, — у меня по сравнению с ним есть одно преимущество. У него ведь не было тебя. Ты счастлива?

— Очень!

— Иди сюда. — Он раскрыл объятия, и она упала в них. — Я тебя очень люблю, — проговорил он. — Очень. Попозже посмотрим город. Я хочу показать тебе все: и собор Святого Марка, и мост Вздохов, и Дворец дожей. Все, что здесь обязательно надо увидеть. А сейчас ты, наверное, хочешь отдохнуть?