Трудная наука побеждать - Николай Бирюков

— Товарищ комбат, скажите, кто и какие ведет работы на гребне вон той высоты. Видите, двугорбая? — спросил я его.

— Это противник. Роет окопы, — как-то не очень уверенно ответил он.

— Что ж вы позволяете ему безнаказанно, на ваших глазах работать? Дайте приказ артиллеристам или минометчикам…

Вижу Григорьев мешкает. Говорю тогда начальнику артиллерии дивизии полковнику Щербакову:

— А ну-ка, Антон Михайлович, разгоните противника огоньком!

— Прошу огня не открывать. Возможно, там наши, — скороговоркой вставил комбат.

— Тогда, — говорю ему, — пройдите на эту высоту, проверьте, чьи там люди, уточните свой передний край. Даю вам полтора часа.

Вскоре комбат доложил, что на двугорбой высоте работают люди его батальона, и показал точные ориентиры — своего и соседних подразделений.

Майора Сологуба, недавно принявшего командование полком, я попросил провести разбор этого случая с офицерами.

Через несколько дней корпус получил приказ атаковать противника, чтобы отвлечь на себя его танковые дивизии, нажимавшие на 53-ю армию.

Ощутимых результатов в смысле продвижения эти бои не дали, однако, как и предполагалось, они сковали врага. Афонин умело руководил 5-й дивизией.

В середине января вспыхнул бой близ села Ставидло. Сперва четырнадцать танков и пехота гитлеровцев ударили в стык между 5-й дивизией и ее правым соседом, стремясь прорваться. Но оборона была надежной, и наши части отбили все атаки. Тогда сюда двинулись уже сорок восемь танков. Им удалось было пробиться через боевые порядки, однако командир 1-го полка повернул батальон Григорьева фронтом на северо-восток и этим парализовал продвижение танков. Вместе с тем он направил к угрожаемому участку свой резерв — роту ПТР и роту автоматчиков. Действуя локоть к локтю с артиллеристами, они с ходу создали оборону на новом рубеже, в первую очередь гибкую систему огня, и встретили противника во всеоружии. Артиллеристы и бронебойщики в упор расстреляли семь танков. Остальные откатились на исходные позиции. Тут Григорьев не подкачал со своим батальоном.

В эти дни в подчинение корпуса вошла 252-я стрелковая дивизия. Командовал ею полковник И. А. Горбачев, знакомый мне еще по Сталинградской битве. Там он отлично зарекомендовал себя, управляя полком. Спокойный, походка вразвалочку, Горбачев был невозмутим при любых, даже самых тяжелых обстоятельствах.

Вот и сейчас на мой вопрос, что происходит на участке, он спокойно отвечает сипловатым голосом:

— Пехота с двадцатью танками атаковала передний край нашего соседа 375-й стрелковой дивизии… Некоторые ее подразделения отрезаны и ведут бой в окружении.

— Надо помочь соседям. Своими силами справитесь?

— Справлюсь…

Противник попытался было развить успех. Его авиация бомбила боевые порядки 375-й дивизии, поддерживая атаки своих танков и пехоты. Однако попытки эти оказались безуспешными. Горбачев повел полки 252-й дивизии в контрнаступление и помог подразделениям 375-и дивизии выйти из окружения.

Бои местного значения вели также и другие наши соединения. В какой-то мере им удалось улучшить свои позиции. Ко второй половине января корпус вышел южнее города Смела.

Как-то в период затишья мне удалось посетить баньку. Она была добротно срублена, уютная, с тремя отделениями: раздевалка, мыльня, и — грезы фронтовика — парная! Спасибо саперам — мужики уже в летах, дельные, они знают, что такое для русского человека парная баня. Меня к ней приучил еще отец. Работал он смазчиком на товарных поездах и, возвратившись из поездки, в первую очередь шел в баню. Ну, и меня, конечно, брал с собой.

Сижу я в благодушном настроении после бани, пью чай, вспоминаю детство. Вдруг входит полковник Смирнов и прямо с порога:

— Поздравляю, Николай Иванович!

— С легким паром, что ли? Спасибо…

— То само собой, а главное — с орденом Кутузова второй степени.

Известие это было для меня особенно приятным потому, что, как оказалось, представление к ордену сделало командование Воронежского фронта. Давно уже вышел из его состава наш корпус, а не забыли. Не делят, значит, людей на «своих» и «чужих». Что ж, на то и Красная Армия — великая и монолитная сила нашего советского народа.

Но не зря говорят: «Радость, как и беда, не приходит одна». И верно. На следующий день возвратилась в корпус наша «старая» 1-я дивизия. В составе другого корпуса она воевала хорошо, получила благодарность от Верховного Главнокомандующего и удостоилась почетного наименования «Черкасская». Однако вместо генерала М. Г. Микеладзе ею теперь командовал полковник Д. А. Дрычкин. Заместитель по политчасти был прежний — полковник В. И. Бабич.

Они рассказали, что в конце ноября дивизия выдержала очень тяжелые бои. Ее 18-й и 29-й полки вышли на 'восточную окраину города Черкассы, отрезав пути отхода противнику. Тогда гитлеровцы контрударом танковой и пехотной дивизий в свою очередь окружили наших. Пять суток дрались они в окружении.

Особенно отличился 18-й полк полковника З. Т. Дерзияна. Гвардейцы дрались замечательно, хотя снабжение не только нарушилось, но и вовсе прекратилось.

До двадцати танков с пехотой напирали на командный пункт полка. Их встретили три десятка штабных командиров, бронебойщиков и автоматчиков. Подпустив танки на сто метров, они по команде Дерзияна открыли дружный огонь. Восемь танков вспыхнули факелами, а вскоре к нашим подоспела помощь.

29-й же полк и вовсе чувствовал себя в окружении как дома — пригодился опыт, полученный на Ахтырском рубеже, под совхозом «Ударник».

— А где же генерал Микеладзе? Ранен? — спросил я.

— Направлен в распоряжение отдела кадров фронта. Командарм 52 снял его с дивизии за слабый контроль в боях под Черкассами.

Это было, конечно, неприятно. Микеладзе — опытный военный, хороший командир, когда захочет. Но очень неровно вел себя. То вдруг отличится, как было в боях за кавказские перевалы, то получит взыскание за недисциплинированность. Замечу наперед, что генерал Микеладзе вскоре, командуя 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизией, был тяжело ранен в руку. Ее ампутировали. На фронт он уже не вернулся.

Первое впечатление от знакомства с Дмитрием Аристарховичем Дрычкиным было благоприятным. Кадровый офицер. Был у него, правда, трехлетний перерыв — уволили из РККА в 1937 году. На фронте с августа сорок первого. Два ранения, контузия. Последнее время командовал 254-й стрелковой дивизией. Чувствуется во всем его облике энергия, сильная воля. Говорит и смеется громко, открыто.

Уже потом его заместитель по политчасти полковник Бабич дополнил эти первые впечатления, рассказав о требовательности комдива. Иногда, правда, слишком горячится. «Ну, что ж, поскольку сам Бабич отличается выдержкой, это будет неплохое сочетание характеров», — подумал я тогда.