Демон против люфтваффе (СИ) - Анатолий Матвиенко

  - Постель?!

  - Не надо торопить события, сеньорита. Подушка заглушит выстрел из "маузера".

  - Вы сумасшедший?

  Я оглядел кабинку. Непродолжительную демонстрацию в стиле ню вряд ли увидят из общего зала. Расстегнул рубаху и показал шрам на пузе.

  - Это выходное отверстие, крупнокалиберный пулемёт истребителя "Фиат", память о первом боевом вылете. В почке - входное. Будете смотреть?

  Она зажала рот пальцами. Бесконечно готов смотреть и на губы, и на пальцы - не нужно заслонять одно другим.

  - Я прострелю себе что-нибудь на ваших глазах. На ваш выбор, только не голову.

  - Вы... вы хотите сказать, что бессмертны?

  - Нет, наоборот. Я умер девятнадцать веков назад. И с тех пор никого не любил. Пока не встретил вас.

  На улице я завёл её в первый попавшийся подъезд шестиэтажного дома, отворил первую же сломанную дверь, где порезвились мародёры. Никого, только выдвинуты ящики из столов, открыты шкафы. В спальне аккуратно, видно - как и при хозяевах.

  - Не надо!

  Не знаю, что конкретно имелось в виду в этот момент.

  - Я обещал. Предпочитаю сдерживать обещания.

  Снял куртку и рубаху, повернулся на секунду к ней спиной. Держу пари, не преминула глянуть на пулевой шрам. Достал и взвёл подарок Алонсо.

  "Бли-ин! Больно же будет!" - взвыла шиза.

  "Да. А как иначе произвести впечатление? Сиди, зритель, и учись".

  Выбрал самую мелкую подушку, положил левую руку на прикроватный столик. Мария зажала уши перед тем, как "маузер" хлопнул.

  От вида крови она побледнела. Только этого не хватало! Ничего, справилась.

  - Вот и всё, ранка затянулась, к утру останется застарелый шрам. Пулю можете сами извлечь из столешницы.

  Я показал дырявую подушку. Из маленькой почерневшей прорехи выглянуло перо.

  - Отопление выключено, с вашего позволения я растоплю камин. Нам есть ещё о чём поговорить, верно?

  Через час она задала два вопроса.

  - Странно называть тебя Муэрте. Как твоё имя на самом деле?

  - Старший лейтенант Иван Бутаков. А, настоящее... Я не произносил его больше тысячи лет. Марк Луций.

  - Скажи, Марк. За что тебе дали две тысячи лет?

  Ванятке, своему альтер-эго, не ответил. А прекрасной женщине, что лежит рядом под одеялом, отказать сложно.

  - Человека убил.

  - Одного?

  - Многих. Шла война. И до войны отнимал жизни, не терзаясь угрызениями совести. Служба, знаешь ли. Но одного совсем нельзя было убивать. Хоть он и так умирал.

  Редчайшее явление - женщина больше не полезла с расспросами. Почувствовала, что не нужно. Мне исключительно повезло с ней.

  Мы встречались не часто, в среднем раз в неделю. Мария нашла цивильную квартиру неподалёку от аэродрома, с ключами. Видно, её оставил кто-то из знакомых беженцев.

  Иван больше не пытался подшучивать. Я ему объяснил про возвышенность чувств. Тогда и плотское - не грех, а мельчайший кусочек Божьей Благодати.

  На приборной панели появилась крохотная фотография Марии, а в кармане комбинезона - маленькая деревянная игрушка (попелье), её подарок и талисман.

  Дождливые недели сменились солнечными днями. Теперь "курносые" часто летают. Удивительно: те же самые парни, что спустя рукава несли службу в Союзе, а по рассказам наша бобруйская авиабригада - отнюдь не исключение, здесь подтягиваются и рвутся в бой. Рискуют, часто гибнут. Новые заступают на их место и опять несутся в бой. Ох уж эти русские, не знают золотой середины. Или всё до лампочки, дай напиться до свинства, или грудью на пулемёт "чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать", за совершенно смешную зарплату. Я поражаюсь советскому образу мышления, извращённой мотивации поступков, мне ближе западный рационализм. Шизофрения не понимает, почему не нахожу советские modus vivendi и modus operandi (7) естественными и единственно правильными.

  До численного равенства с франкистами как до Луны, советская военная помощь поступает в час по чайной ложке, но хоть чуть-чуть прибавилось авиации. Испанцы получают комплекты железа "сделай сам", из которого выпускают "Чатос" и "Москас" местной сборки. В результате полёты бомбардировщиков на Мадрид затруднились. Они перешли к ночным рейдам, как в Мировую войну. Нам же выпало гонять их в темноте.

  Удовольствие, честно скажу - ниже среднего. Абсолютное большинство вылетов заканчивается вхолостую, мы не слышим и не видим франкистов. А уж если им удаётся отбомбиться и в темноте попасть во что-то существенное, с утра непременно прилетает некий важный чин и устраивает нам разбор полётов по полной программе. Советская бюрократия, прибыв за лётчиками, демонстрирует себя во всей красе. Наказать, выгнать, понизить... чуть ли не расстрелять.

  Однажды Пумпур утянул меня в сторону.

  - Знаешь, особисты спрашивали про твою троцкистскую барышню.

  - Отвечай: убедил её следовать учению Ленина-Сталина, а не Троцкого.

  - Шутки шутить вздумал? Мало того, что аморалка - тебя жена в Союзе ждёт! С сыном.

  Меня?! Ах, Лиза...

  - ... С идеологическим врагом в койке кувыркаешься? Не знаешь, что в СССР происходит?

  Да, по слухам нынешний тридцать седьмой год в Советском Союзе весьма богат на происшествия.

  - Поэтому срочно совершай что-то героическое или вали нахрен в Союз! - закончил выволочку начальник.

  И так, кроме миссии и тощей испанской зарплаты у меня появился новый стимул для геройства - задержаться в рядах интернационалистов. Может, посильнее иных.

  7. Образ жизни, образ действий (лат.)

  За обедом в столовке услышал, как разорялся Ерёмин.

  - ... Бил, пока ШКАСы не сдохли! Чтоб им... А "Юнкерс" летит себе, падла. Стрелок мне в капоте дырок наделал, "Ишак" захрюкал и заглох. Как его в темноте на поле усадил, до сих пор не знаю.

  - Баки у "пятьдесят второго" с протектором. Поджечь трудно. Моторов три - все не перебьёшь. Разве что в лоб, по пилоту, - ответил кто-то из лётчиков, не сильно веря собственным словам.

  - Как?! С хвоста хоть светляки от выхлопа видны! Спереди ночью его ни в жисть не заметишь, пока не врежешься.

  "Юнкерс" - здоровая дура. Не верю, чтобы не было уязвимых мест. Если наши не в курсе, быть может, испанцы знают?

  За пару дней я собрал всё доступное в штабе по конструкции вражеских бомбардировщиков "Юнкерс" и "Савоя". Не пожалел, нашим рассказал. Тут нет конкуренции, ночная охота одиночная, чтобы не столкнуться, поэтому - кому повезёт.

  Аве, Мария! Повезло мне. Полагаю, по теории вероятности на десять пустых вылетов хоть один должен приходиться нормальный.

  Сначала показалось, что сейчас врежусь - так близко увидел красное в выхлопных патрубках, сквозь кисею облачности. Меня же ему не засечь и не услышать, пока не начал стрелять.

  Пока примеривался, подползая чуть ниже и сбоку, "пятьдесят второй" вышел на бомбометание. Не успеваю предотвратить - будут жертвы и разрушения от его фугасов. Зато германец стелется как по ниточке. И я уже не тот, что своего "Ньюпора" боялся больше чем вражеских "Хейнкелей". Метров с двадцати аккуратно в крепление, где правая консоль переходит в фюзеляж...

  Горящее топливо так полыхнуло, что ослеп на секунду. Зажмурившись, ручку на себя, газ до упора. Когда разлепил глаза, снизу крепко ударило. Немец взорвался в воздухе, ссыпавшись на Мадрид праздничным салютом.

  На подходе к аэродрому увидел странное. У взлётки зажглись перекрещенные фары грузовиков, показывают створ полосы. А справа, где склон зарос лесом, в темноте неразличимым, мелькает цепочка огоньков. Вот же твари, дают франкистским бомберам направление на наш аэродром!

  В каждом "Бэ-эсе" ещё половина комплекта была, всадил по тем огонькам, не задумываясь об "излишних сопутствующих жертвах". На войне как на войне, мать вашу!

  Утром нашли какие-то пятна, ветки пулями побиты, вроде кровь, остатки костров. Претензий никто не предъявил.

  По поводу сбитого "Юнкерса" полные штаны радости, испанцы ликуют - первый за войну бомбардировщик хунты, уничтоженный в ночное время. Я представил, кто приедет на интервью от газеты "Республика". За такое не грех отказаться от 10 000 песет. Не всё в этом мире можно купить за деньги. Пумпур успокоился, на меня вроде как наградной лист направили, несмотря на бытовое разложение и связь с троцкистским элементом.

  Война обрела смысл. Я теперь не просто выполняю задание семнадцатой канцелярии. Я летаю ради тебя, Мария. Чтобы бомбы не сыпались на твоих товарищей. Чтобы фалангисты не ворвались в Мадрид. Чтобы ты могла гордиться своим Пабло Муэрте.

  Мария погибла ночью под бомбами, когда её кавалер беззастенчиво дрых в казарме, отметив с товарищами очередную воздушную победу.

  Глава одиннадцатая. Месть

  Ванятка не вякал дня три. Мысли прочесть не может, но какой шторм во мне бушует, ему очевидно. Боится, что влезу в очередную задницу с отчаянья, и оба полетим в преисподнюю вверх тормашками.