Якушев Место, где пляшут и поют - Неизвестно

пультом и выключил телевизор. Никто не шелохнулся —все продолжали, затаив дыхание, глазеть на черный экран. — Да-а… —длинно выдохнул наконец Гущин и сказал убежденно: — Такого похабного фильма я в жизни не видел!

Флягин смущенно хохотнул. Сундуков обернулся к нему и с упреком сказал: — Что ж ты… типаж! —Сам бы попробовал! —парировал Флягин. —Когда кругом огни, и этот плешивый в

ширинку с камерой лезет. Это хорошо, что я штаны не снял, а то еще смешнее вышло бы! Гущин с кряхтеньем вылез из кресла, смотал пленку и торжественно вручил ее Сундукову. — А ведь денег, ребята, я вам не дам! — ласково сказал он. Флягин уже откровенно захохотал. — А ведь пулемета я вам не дам! — в тон добавил он.

—Вот именно, —кивнул Гущин. —Кино ваше некоммерческое оказалось —его на детских утренниках крутить, как профилактику от СПИДа. Женщина, конечно… —он покрутил буйной головой. —Такая женщина, ребята, как мечта —раз в жизни… Может, дадите телефончик? А вот мужская часть меня не убедила. Решительно не убедила!

Сундуков слушал его и не понимал ни слова.

—Постой! —прервал он, растерянно потирая лоб. —Ты, что же… раздумал дать мне взаймы?

Гущин весело посмотрел на него.

—А с чего ты собирался отдавать долг? С каких прибылей? Ты просто возьмешь сейчас у меня тысячу долларов и бросишь их в сортир — так ведь надо понимать?

—Да, в общем-то, так… —упавшим голосом произнес Сундуков. —Только что же теперь делать?

—Как что? —поднял брови Гущин. —Я ж говорю —отметить надо! Обмыть кинематографический, так сказать, дебют! — Он подмигнул Флягину. — Сбегаешь?

Флягин почесал в затылке и пояснил:

—Раз уж ты точно денег не даешь, значит вниз спускаться опасно. Нас там, как минимум, отметелят, —и, подумав, уточнил: —Или даже убьют. У меня соседа за шестнадцать тысяч грохнули. В рублевом эквиваленте.

—Та-а-ак! —сказал Гущин и сел в кресло. Некоторое время поразмышляв, он спросил: -Где они вас ждут?

Сундуков на всякий случай выглянул в окно и сказал:

— На улице. Только что толку — выход-то со двора один.

Гущин хлопнул себя по коленям и объявил:

—Сделаем следующим образом! Я сейчас вывожу “жигуль” —вы прыгаете на заднее сиденье, ложитесь и контрабандой выезжаете со двора… Надеюсь, номер квартиры вы им не сообщили? Нет? Ну, уже хорошо. —Он поднялся, достал из ящика стола связку ключей и распорядился: —Смотрите в окно —как встану у подъезда, сразу спускайтесь. Только дверь не забудьте прихлопнуть!

Когда они остались вдвоем, Сундуков одарил друга уничтожающим взглядом.

—Ну, что?! Что ты таращишься?! —заорал Флягин. —Ну, не смог я! И ты бы не смог! Только извращенец может заниматься сексом, когда… И вообще это твоя идея!

— Моя идея! — фыркнул Сундуков.

—Ну не моя же! —задохнулся от ярости Флягин. —Мне бы никогда и в голову не пришло такое скотство!

— Да? А кто уверял, что человек — это свинья? - поинтересовался Сундуков. — Кто меня уговаривал?

— А что мне оставалось делать?! Если ты, идиот, наобещал всем денег?

Сундуков открыл рот, чтобы ответить, но понял, что, если попытается говорить, то издаст лишь жалкий всхлип. Он упал в кресло и, обхватив голову руками, глухо застонал. Флягин настороженно посмотрел на него, потом на цыпочках подошел к окошку и выглянул во двор.

— Ладно, — сказал он устало. — Хватит страдать. Лимузин у подъезда.

Выходя из квартиры, Флягин еще раз окинул взглядом торжественно плывущие в воздухе корабли и почему-то вздохнул. Они сбежали по лестнице, выскочили на улицу и запрыгнули в заботливо приоткрытую дверцу “Жигулей”. Все вышло так быстро, что добрая желтая псина, задремавшая под кустом, не успела поднять голову.

— Ложитесь, — приказал Гущин.

Сундуков и Флягин образовали на заднем сиденье нечто, похожее на пару сиамских близнецов. Гущин в зеркало убедился в их невидимости и сказал вполголоса, трогая рукоятку скоростей:

—Ну!.. Подгоняемый легким бризом, в ослепительных лучах солнца “Синко Льягас” величественно входил в бухту… Машина, набирая ход, покатилась вдоль палисадников, миновала один подъезд, другой… И вдруг из раскрытого гаража, прямо под колеса выпрыгнул объятый синим дымом мопед. В седле его, вылупив глаза и растопырив ноги, сидел юный оболтус. Он трясся от вибрации и вопил во всю глотку. Лицо его было диким от счастья. Вслед за ним гурьбой высыпали остальные подростки, хохоча и улюлюкая. Гущин выругался сквозь зубы и нажал на клаксон. Мопед шарахнулся вправо, влево и вырвался со двора. Пацаны неотступно скакали за ним, точно хвост воздушного змея. Гущин, притормаживая, чертыхаясь и непрерывно гудя, замыкал кавалькаду. Сундуков, не вынесший неизвестности, вынырнул из-за плеча Гущина, увидел синий дым, бегущих подростков, застывших в ужасе пешеходов и спросил плачущим голосом:

— Господи, что это такое?!

— Сумасшедший дом на прогулке! — любезно прокричал Гущин, давя клаксон. — Раз уж ты встал — посмотри, где враги! - попросил он и переложил руль вправо.

“Жигули” вылетели на мостовую, только чудом не упав на бок и не убив при этом никого из тинейджеров. Сундуков саданулся лбом о стекло и на мгновение отключился. Очнувшись, он увидел сзади стартующий желтый автомобиль.

— Они! — истошно заорал он. — Гони!

Гущин послушно нажал на газ. Стрелка спидометра плавно описала полукруг. Сундукова вдавило в кресло. Гущинский “жигуль” вильнул на встречную полосу, прострелил как торпеда улицу и вылетел на перекресток за миг до того, как зажегся красный и поток машин устремился им наперерез. Но все-таки у них в запасе был этот миг, и Сундуков, холодея и обмирая, смотрел, как металлическая грохочущая масса проходит в сантиметре от их кормы, отрезая от них преследователей. Под колесами что-то скрежетнуло и легковесно позвенело-покатилось по асфальту. Сундуков нашел в зеркале глаза Гущина. Они светились от восторга.

— Что-то ненужное отпало! — проорал он.

— Господи, да убери же гудок! — взмолился Сундуков.

Вой оборвался. Но тут же взамен него возник другой -зудящий, выматывающий душу звук. Сундуков повертел головой и вдруг с безграничным изумлением обнаружил впереди прежний дурацкий мопед, который, противно всем законам физики, по-прежнему возглавлял гонку. При этом он беспрерывно трещал и так трясся, что его очертания двоились в глазах. Однако над чудесными свойствами мопеда размышлять было некогда -позади возникло стремительное желтое пятнышко.

— Гони! — закричал Сундуков, теребя Гущина за плечо.

— Поворот! — проворчал Гущин, сбрасывая скорость и включая правый сигнал.

Они плавно завернули, и Сундуков краем глаза успел увидеть, как мопед вместе с безучастным седоком въезжает на полной скорости в живую изгородь и исчезает в ней без следа, словно провалившись в пятое измерение.

— Вот дьявол! — вдруг сказал Гущин и остановил машину.

Путь им перегородил мусорный фургон, неторопливо выезжающий со двора. Сундуков сидел как на иголках, вертя головой вперед-назад с риском сломать себе шею. Едва им удалось тронуться, из-за поворота появились преследователи.

— Только бы теперь не красный! — сказал Гущин, выезжая к перекрестку.

И тут же на светофоре вспыхнул красный. Гущин покосился в зеркало заднего вида.

—Без тормозов машина! —хвастливо сказал он, кладя ладонь на клаксон и с воем выезжая на красный.

Визг покрышек, звон трамвая, сиплый мат обрушился на них со всех сторон. Сундуков зажал уши и закрыл глаза. Когда он их открыл, то сразу увидел Флягина, который, оказывается, только сейчас восстал из своего лежачего места.

—Вздремнул, —виновато сказал Флягин, протирая глаза. -Нервы, наверное… А что за шум?

“Жигули” уже довольно далеко ушли от злосчастного перекрестка, но желтый автомобиль с удивительной прытью продолжал их преследовать. Он уже заканчивал поворот.

— Никак не оторвемся, — нервно сказал Сундуков, показывая пальцем. — Вон они!

Флягин оглянулся, присвистнул и заметил:

— Так это ж “Москвич”!.. Пашка-то на “Форде” — ты что, старик?

— “Москвич”… — обессиленно прошептал Сундуков.

Гущин спокойно выслушал их и немедленно свернул в боковую улочку. Скромно, без гудков они проехали несколько кварталов и очутились в тихом патриархальном уголке, застроенном одноэтажными деревянными домами. Возле одного из них Гущин затормозил. За серым дощатым забором росли вишневые деревья, усыпанные буйным сахарным цветом, а на узкой кромке забора отдыхал полосатый кот, удерживавшийся там, кажется, одной только силой воли. Гущин обернулся и несколько секунд пристально рассматривал своих пассажиров. Потом он сказал:

— Между прочим, в такие дни японцы едут за город — созерцать цветение вишни. Семьями едут. С просветленной душой и открытым сердцем.

— Ты это к чему? — мрачно осведомился Сундуков.

— Это я к тому, — сказал Гущин, — что, знаешь ли ты, Сундуков, что такое трансмуральный инфаркт?