Удар пламенной кобры - Анатолий Гончаров

Это у других все по-другому, а Березовский почти тринадцать лет не менял своих политических мизансцен, посвященных коварному Путину, обвиняя его во всех несчастьях в России и в мире - будь то глобальное потепление, птичий и свиной грипп, коровье бешенство либералов или убийство одиозной Анны Политковской, демонстративно случившееся аккурат в день рождения Путина. Уверенно при этом прогнозировал, что бунтующие народные массы сметут ненавистного Путина не позднее конца 2004 года, а также 2005-го, 2006-го, вплоть до марта 2008-го, когда Путин уйдет сам.

Не только турецкие и британские пираньи ждали ухода Путина с политического Олимпа. Маниакально-приватизационное несчастье России по кличке Чубайс поспешило со своим комментарием на злобу дня: убийство незабвенных Политковской и Литвиненко, а также отравление ждущего своего часа Егора Гайдара есть звенья одной цепи в конструкции темных сил, готовящих антиконституционный переворот в России с целью вынудить Путина остаться на третий президентский срок. Большая ошибка темных сил.

Конечно, ошибка. Разумеется, большая. Начинать надо было с Чубайса. И голос принца датского звучал, обменивая смерти неизбежность на неизвестность завтрашнего дня: «Несчастья начались, готовьтесь к новым...» Где тут Шекспир, и кто тут, извините, Гамлет?..

В голливудском прочтении реплика звучала бы иначе и проще: «Эй, Полоний, ты убил моего отца. Большая ошибка». И герой выкидывает гофмейстера двора в окно небоскреба на Манхэттене. Причем роль принца датского сыграл бы дико политкорректный негр, которому изначально открыта истина, не дающаяся в разумение никому: мне - быть, а остальным не обязательно. Будь Барак Обама актером, он так бы и сыграл: я лучший, я исключительный, я самый главный на планете. Офелия тут вообще не при делах. Ее грохнули в другом триллере.

В предполагаемом прочтении Березовского шекспировская трагедия выглядит бесконечным замыленным сериалом, когда собирательная картинка держится на экране очень недолгий срок, причем с искажением реалий. Там убивают не Полония, а полонием. Вот только кого? Не Гамлета же? Нет, конечно, поскольку Полонием рисуется сам Борис Абрамович - человек, бесспорно, дальнего ума, поучающий новообращенных британских подданных: «Ну, поняли? Насаживайте ложь, и на живца ловите карпа правды. Так все мы, люди дальнего ума, издалека, обходом, стороною - с кривых путей выходим на прямой...»

Пошлую дерзость эпигонов объясняет Гамлет, который только у Шекспира настоящий: «Забывчивость скота или привычка разбирать поступки до мелочей, - такой разбор всегда на четверть - мысль, а на три прочих - подлость...» По прошествии положенного законами драматургии времени очередное убийство затмевается ужасом следующего за ним, и наступает общественная усталость, вызванная разочарованием. Как у Салтыкова-Щедрина: «От него кровопролитиев ждали, а он чижика съел».

Калейдоскоп встряхивается, возникает новая политическая композиция с преобладанием стилевых примет в виде алых брызг на асфальте или, скажем, на больничной подушке после ланча с полонием-210 в японском суши-баре «Ицу» на Пиккадили и деловой встречи в отеле «Миллениум Майфайр». Это все осколки вечного зеркала, в которое мимолетно смотрится время, целым его предстоит склеить Скотланд-Ярду, если удастся. Что вряд ли, ибо зеркало будет собираться из некоего псевдогуманного материала, не отражающего реалии, но ворожащего идеями неолиберализма с неподъемной массой гражданских свобод по ту сторону Ла-Манша. В результате получится зеркало опять кривым. И снова жертвой окажется никому не интересный чижик.

Гамлет, с огоньком товарищ, настаивает на варианте с грызунами: «Ах, так? Тут крысы? - восклицает он, обнажая шпагу. - На пари - готово!» И пронзает ковер, за которым прячется Полоний. Гофмейстер падает и умирает без диагноза. Вслед еще звучит: «Прощай, вертлявый, глупый хлопотун!..»

Березовский был тоже товарищ член-корреспондент с огоньком, но - не Гамлет. Жил на инерции былых воровских афер и приоткрытых уголовных дел. Что из этого вышло, понятно: озлобленная униженность изгоя, страдающего «синдромом Путина»: «О человеке этом сожалею. Но, видно, так судили небеса, чтобы не он был мною, а я был им наказан, и пал под их карающей рукой».

Спецслужб, по-видимому, рука. Московских, естественно.

Не семи пядей во лбу был молодой перспективный дипломат и сочинитель детективных романов Платон Обухов, а то бы сообразил, что к Березовскому подступаться опасно даже при наличии «дьявольски обволакивающего обаяния». Голубой шпион подступился и весьма довольный собой добросовестно описал в очередном своем романе здание приемов ЛогоВАЗа, называя его иначе, что никоим образом не меняло сути интриги. Из романа, в частности, следовало, что дом приемов прослушивается насквозь.

Если Березовский догадывался, что 90 процентов конфиденциальной информации снимается конкурентами с телефонов, компьютеров и факсов, то начальник его охранной фирмы «Атолл» Сергей Соколов, прилежно читая книги Платона Обухова, уяснил для себя, что достаточно подсоединить специальную аппаратуру к электропроводке, чтобы скачать все необходимое с дисплея по колебаниям напряжения в сети. Уяснив, представил шефу смету расходов по защите электронной информации: шифратор - 450, программа шифрования - 600, защита телефонов - 4000, защита телефаксов - 4000 долларов.

В оправдание сложившейся суммы затрат положил на стол компактную коробочку, обнаруженную им в распределительном электрошкафу, что стоял на улице в двадцати шагах от здания ЛогоВАЗа.

- Это кто же меня слушает? - удивился Березовский. - Коржаков? ФСБ? Кто?..

- Совсем другой почерк, Абрамыч, - возразил Соколов. - У тех лазерная прослушка, а это какой-то дикий одиночка. Хотя прибор дорогой и не кустарного производства. Первый раз такой вижу. Хитрая штука.

- Как узнать - кто? Какие специалисты нужны?

- Не надо специалистов, - сказал Соколов. - Сами справимся. По низам пошариться надо, пивка попить с участковым электриком... Узнаем, чей заказ.

- Ну так попей! Я бы хотел, чтобы ты сделал это сразу, просто по факту.

- Понял, Абрамыч. Поведу его для начала в «Ангару» на Новом Арбате. Там светлое пиво, раки...

- Пивные подробности меня не интересуют. Ты выясни, кем установлен прибор и какая существует от него защита.

- Может, я зря его снял, - Соколов с сомнением поглядел на свой трофей. - Лучше было бы поставить какой-нибудь генератор акустических помех и ловить клиента на этот манок.

- Ну так поставь обратно и лови! Кто не дает?

- Так я же его с корнем выдрал. Под напряжением ведь. Ничего, попью пивка с электриком - станет ясно, что к чему. Подкинуть ему придется. Немного, но чтобы уже с гарантией.

- У тебя только одна форма гарантии - деньги. Которые совсем не гарантия.

- А как иначе с людьми работать?

- Закон нам нужен, Сережа! Закон по защите частной информации, который даже не оговорен Конституцией. А все остальное глупость и самодеятельность.

- С таким законом я без работы останусь, - Сережа сделал жертвенное лицо и преданно смотрел на шефа.

- Когда-то КГБ держал под контролем даже пишущие машинки, а теперь... - Березовский сокрушенно махнул рукой.

- А теперь «жучок» приобрести - раз плюнуть. Никто и не спросит - зачем он тебе. Кстати, я тут в одном месте присмотрел подходящий - два миллиметра в диаметре, автономного действия и всего пятьсот баксов. Нам хотя бы несколько таких...

- Давай сейчас не на эту тему! - раздраженно оборвал его Березовский. - Нас же наверняка слушают.

- Вот я и говорю... - Соколов сделал смиренное лицо и забрал со стола коробочку. - Так я пошел?..

И пошел он пить светлое пиво с темным электриком, который отыскался на районном теплоузле, где его внутренний похмельный мир парил над вульгарным внешним. Он был настолько потрясен превратностями своей удачливой жизни в последнее время, что раскололся после третьей кружки баварского светлого.

- Подходил тут неделю назад парнишка с проседью на бородке и мушкой на щеке... В глазах придурь, но разговаривал грамотно, вежливо. А я понять не мог, что ему от меня надо.

- Ты давай ближе к делу, Василий. Я сейчас еще закажу.

- Короче, попросил он установить на электрощите такой прибор для устранения помех в сети...

- Этот? - строго спросил Соколов, показав краешек компактной коробочки с оборванными проводками.

- Точно! - воскликнул Василий. - А я думал, никто не обратит внимания.

- Опиши клиента. Кто он?

- Да как описать-то? Интеллигентный такой барсучонок, чернявый, лет под тридцать, наверно. Что еще? Сумка у него спортивная была. Настырный парнишка. Сделай ему, и все. Ну а мне что? Мне платят - я делаю.

- Теперь надо сделать так, чтобы помехи стали еще сильнее.

- Мне платят - я делаю, - безучастно повторил Василий.

- Понял тебя, не дурак. Ты скажи, придет к тебе этот барсучонок, если помехи опять возникнут?