Тайны тринадцатой жизни - Сергей Каратов

Историк в приватной беседе со Смычкиным сам признался, что больше всех он полюбил именно царя Гороха. Так и сказал Дубравин: «Все остальные перед ним, точно шуты гороховые».

Лето

Лето. Отпуска. Суета подготовок. Возня с визами и билетами. Эмоции ожиданий обычно превосходят результат их воплощения. Всё это познав и перепробовав на себе, Смычкин в наступившем летнем сезоне решил ограничить свои туристические аппетиты и стал довольствоваться малыми вылазками на берег дикой речушки, протекающей сразу за окраиной Усушки, где он остановился на время работы его диалектологической экспедиции. Чтобы не было скучно, он приглашал с собой десятиклассницу Люсю, которая помогала старшей сестре в местной библиотеке. Люсе нравилось общаться со Смычкиным: он мог подолгу вести разговоры на самые волнующие темы, любил читать стихи наизусть, обожал юмор и весело хохотал, когда Люся рассказывала какую-нибудь занимательную историю, которая произошла у них в классе. Вот и сейчас, когда они оказались с ним на берегу речки и, лёжа на травянистом берегу, смотрели на облака, они говорили о том, как хорошо быть юной и стоять на самом важном перепутье. С этого места следует сделать выбор: кем стать в жизни, решить, где ты будешь жить, ближе к природе, или предпочтёшь город, за кого ты выйдешь замуж и сколько тебе захочется вырастить детишек. Потом она стала читать книгу, а Владлен прошёлся по берегу речки, разглядывая цветы на поляне, огромный валун, который наполовину лежал в воде, а за ним начинался глубокий омут. «Наверняка в этом омуте есть крупная рыба», – подумал Смычкин и решил в другой раз захватить с собой поплавковую снасть. Потом он искупался, позвал Люсю. После чего она продолжила чтение, а он прилёг рядом с юной спутницей.

Зная про пугливый нрав недотроги Люси, Смычкин, вынимая сладкую травинку изо рта, сказал лежавшей на солнцепеке девушке о том, что пока она читала книгу, ей в плавки заползла оса. Люся на глазах Владлена с визгом сдёрнула плавки и стала лихорадочно искать между пухлых ляжек опасное насекомое. Не найдя и опомнившись, что она наделала, Люся резко натянула плавки и бросилась на хохочущего Смычкина с кулаками.

Девушка стала бранить Владлена, а тот, не переставая хохотать, катался по поляне, довольный и увиденным, и тем, как ловко он одурачил юную купальщицу.

Соседка

У соседки Малгожаты Пшешковой, худой и носатой женщины, отношения с Михаилом Михайловичем сложились более или менее дружелюбные. К остальным жильцам подъезда Пшешкова была совершенно безразлична, а иногда и презрительна. Её зализанные и схваченные на затылке в клубок тёмные волосы, длинный, прогнутый в середине, как банан, нос, её тонкие губы, да и всё её существо одновременно, словно бы, выражало тайную неприязнь ко всем, с кем её хоть на минуту, хоть на годы свела судьба.

Это можно было наблюдать и в магазине, и в автобусе, и в подъезде своего дома. Кнопку лифта Пшешкова никогда не нажимала голым пальцем, а только при посредстве носового платка, который затем брезгливо швыряла в чёрную дамскую сумочку. Муж её был пьяница, но производил впечатление доброго малого, изрядно затюканного сварливой бабой.

На звонок в прихожей Михаил Михайлович широко открыл дверь и увидел Малгожату с пушистой серой кошкой в руках. На приглашение войти соседка ответила кивком головы с коричневой гребёнкой около неизменного пучка на затылке, и не по-женски размашисто шагнула в комнату.

– Мы едем на неделю в Осьмушку. Прошу Вас присмотреть за кошкой. Рыбу она ест варёную. На улицу не водите, может убежать в подвал. Для туалета понадобится газета. Какает она только на «Старокачельские ведомости».

– Какая разборчивая, – подумал Дубравин, – неужто не станет какать, если подложить «Тудэй» или «Сюдэй»?

Хотел спросить, как зовут кошку, но соседка уже хлопнула дверью, оставив пушистую гостью и увесистый пакет мороженой рыбы.

По номерам

В Старой Качели для успокоения душ пишущих людей был объявлен Год литературы. Творческая интеллигенция обрадовалась: наконец-то, о них вспомнила власть! Они теперь могут рассчитывать на поддержку государства в деле издания их книг и последующей реализации стихов и рассказов в книжных магазинах и киосках печати. Но с изданием книг что-то не заладилось, зато с этого года поэтов стали наделять личными номерами. Связано это было с тем, что поэтов стало очень много, а прежнее различие по фамилиям уже никак не соответствовало духу времени. Фамилии стали сливаться с именами, невообразимым способом повторяться в самых различных комбинациях. Не спасало положения принятие двойных фамилий: первая – по отцу, вторая через дефис – материна девичья. Такая началась чехарда, что на ближайшем собрании Ассоциации писателей и поэтов Старокачелья было решено каждому члену вручить личные номера. Когда Смычкин пришёл за получением обновлённого писательского билета, то с ужасом увидел, что ему было присвоено лирическое звание «Поэт № 1027». Владлен страшно оскорбился и хотел порвать злополучный билет. Благо, его удержал Гарик.

– Никаких актов вандализма! – возразил тот, выхватив у Смычкина красную книжицу. – Ну чем ты недоволен?

– А тем, что могли бы дать номер 1001. Людям запомнить было бы легче, ориентируясь на книгу восточных сказок «Тысяча и одна ночь». Он выхватил удостоверение у Гарика и вышел из ассоциации писателей, грубо хлопнув дверью.

– Я, вообще, должен быть первым поэтом, а не тысяча каким-то.

– Первыми стали те, кто придумали маркировать поэтов по номерам, – внёс ясность Гарик.

– Кто они такие?

– Как кто? – чиновники от литературы. Они во все времена были первыми, меж собой деля блага, предположительно отпускаемые для действующих творцов.

– Как же теперь люди будут запоминать нас? Фамилия как-никак усваивалась, если поэт часто печатался и выступал. А обезличенный номер, вообще, будет не нужен никому, – всё ещё ворчал Смычкин.

– А кто, вообще, сейчас кому-нибудь нужен? – парировал Гарик. – Вот ты сказал, что являешься первым поэтом. Если б тебе заслуженно присвоили лирическое звание «Поэт номер один», ты же не стал бы так бунтовать! Согласись?

– Ну, конечно, не стал бы!

– А у поэта номер один люди всегда вызнали бы и фамилию. Это уже, как говорится, по личной инициативе. Согласись?

– Сись… – проговорил, передразнивая Гарика, обиженный поэт. Случалось, что и королей нумеровали: вспомни 16 людовиков! Владлен сразу смягчился и сказал: но там хотя бы 15-й был назван солнцем! А кто станет выделять поэта, которого объявят лишь одна тысяча двадцать седьмым? С ума сойти, как надо опуститься, чтобы жить в согласии с этим обезличенным обществом!

Первые успехи фольклорной экспедиции

Ося и Гарик поняли, что гоняться за местными жителями, с просьбой спеть песню старинную или частушку лихую, а то и про какие-то свадебные или похоронные обряды расспрашивать – дело хлопотное и затратное по времени. Ося счёл, что гораздо удобнее самим сочинять все эти частушки-прибаутки, а потом отчитываться перед Смычкиным и получать деньги, как за собранный народный фольклор. Для этого они созвали в клуб местную самодеятельность, снабдили людей текстами, придумали мелодии, а Ося знал, как это делается, поскольку долго сотрудничал с рок-группой «Машина времени», и работа у них закипела. Всем нашлось дело, в Усушке стало веселее и самим организаторам, и местной молодёжи. А когда устроили отчётный концерт, на который приехал посмотреть Смычкин и люди из Фольклорной комиссии при Департаменте культуры, то отчёт получился на высшем уровне! Когда юных исполнителей спрашивали, откуда они знают столько старинных песен и народных частушек, они говорили, что всё это бытует здесь среди жителей Усушки, а они только расспрашивают стариков и старушек, разучивают их на разные голоса и получается, что они поддерживают связь между сотнями поколений усушкинцев. Такое объяснение очень даже пришлось по душе членам комиссии, а за открытие таких коллективов по всей Старой Качели решено было придумать отдельное денежное вознаграждение для наших фольклористов. Довольный Смычкин буквально колотил себя в грудь кулаком и хвастался перед членами комиссии, какой ответственный и трудолюбивый коллектив фольклористов он собрал вокруг себя!

Парни рассказали ему, что во время его отсутствия им понадобилось ехать в Горохово Поле, где живут несколько старушек, изъясняющихся чуть ли не одними только пословицами и поговорками.

– Поговоришь другой раз с такими бабулями, так и узнаешь много занятного о жителях Горохова Поля, – сказал Гарик, видимо, подражая какой-то из рассказчиц. А Ося напомнил о финансовой стороне дела, намекая на дорожные траты, на оплату гонораров старушкам, на постановочные затраты с местным ансамблем, опять же выделение средств на костюмы и оплату местных гармонистов и балалаечников. Смычкин при упоминании о финансах сразу становился суровым и неприступным. И надо было приложить немало сил и обаяния, чтобы расположить его на богоугодные деяния, выражавшиеся в своевременной оплате проделанной работы. Платить надо было за каждую поговорку, за каждую старинную песню, за частушку. Сумма получалась круглая, а деньги обладали особенностью таять на глазах.