Фантом. Последние штрихи - Тессье Томас

13. Прощай, Грета Гарбо

Линда купила эти две книги, чтобы что-то себе доказать, но теперь ей казалось, что она совершила ошибку. Они лежали на кофейном столике, словно два кирпича, и бросали ей вызов. Во всех газетах и журналах писали об их авторе, Конраде Лингере, и публиковали интервью с ним. У него не было литераторского образования, но тем не менее он добился популярности. Обе книги, роман «Бросить якорь» и сборник рассказов «Прощай, Грета Гарбо», находились в списке бестселлеров, установив таким образом рекорд. Линда никак не могла вспомнить, какой именно: или впервые две книги одного автора попали в список, или сборник рассказов последний раз был в бестселлерах несколько десятилетий назад. В любом случае, Конрада Лингера стоило прочитать.

Линда купила обе книги в «Читальном зале», магазинчике в торговом центре неподалеку от Линнхейвена. Судя по фотографии на задней обложке, Конрад Лингер был похож на Мистера Роджерса из детского сериала. Линда начала с романа «Бросить якорь», но отложила после пары глав. Сюжет отсутствовал, зато присутствовало множество туманно изъясняющихся персонажей. Линда вспомнила, что в одной рецензии упоминался персонаж, который общался только с помощью хокку, но ей показалось, что эта особенность была у всех героев книги. Почти на каждой странице встречались «Быть по сему» или «Как бы то ни было». «Может, у меня в другой раз будет настроение его почитать», – подумала Линда и взяла в руки «Прощай, Грета Гарбо». Местом действия всех рассказов этого сборника был роскошный океанский лайнер, который плыл в неизвестном направлении. Заглавный рассказ повествовал об отчаявшейся женщине, которая находит облегчение, выбрасывая за борт свою коллекцию старых виннных этикеток. Герой другого рассказа весь круиз просидел в своей каюте, декламируя хокку своем попугаю. Несмотря на все старания, мужчине так и не удается обучить птицу хотя бы одному трехстишию. Единственное, что попугай был согласен произнести, это «Пошел на хрен». Во всех рассказах появляется капитан лайнера. У него нет имени. Его глаза «устремлены во внутреннюю даль». Ему постоянно сообщают о грядущей непогоде. «Быть по сему», – говорит он стоически. Линда сдалась после пяти рассказов, около двенадцати остались непрочитанными. Она еще раз взглянула на фотографию Конрада Лингера. Такую улыбку редко увидишь у серьезных писателей.

«Что со мной не так, – подумала Линда. – Я даже книгу уже не в состоянии дочитать». Она знала, что люди из разных кругов эти книги прочитали и сочли их остоумными, проницательными и во всех отношениях отличными. Но она не могла как следует сконцентрироваться и втянуться ни в одну из них. Неужели «Шоу Дика Кэветта» и воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс» теперь являются пределом ее интеллектуальной жизни? Несколько лет назад она без проблем читала книги и без проблем делала все, что хотела. Когда она успела так измениться? А может, она просто стала… обычной? Скучной? Дело было не только в том, какую ответсвенность она несла, будучи женой и матерью. Нет, эта перемена с ней произошла не так давно. А может, и давно, может, она просто недавно начала замечать то, что с ней происходило какое-то время. Если это так, то ей следует быть благодарной за то, что переезд в Линнхейвен открыл ей глаза. Спасибо большое…

Сидя в гостиной и глядя на эти два обломка культуры, Линда вспомнила неприятный инцидент, произошедший в колледже, когда ей было девятнадцать. История искусств была ее любимым предметом, хотя тогда она еще не выбрала ее в качестве своей специализации. В колледж в качестве приглашенного лектора приехала известная художница Беверли Болдер. Линда посетила все три лекции, и они произвели на нее сильное впечатление. Беверли Болдер была худой, нервной женщиной; несколькими годами ранее она чуть не погибла из-за безумного несчастного случая. Ее зажженная сигарета оказалась слишком близко от емкости с растворителем. Последовал небольшой взрыв, в результате которого у художницы сгорели брови и большая часть волос.

Беверли Болдер выглядела как бывшая узница Аушвица, которую спасли прямо из печи крематория.

После последней лекции декан факультета, профессор Беллини (которого некоторые студенты называли Арт Дего[11]) устроил вечеринку. Линде удалось на нее попасть, и там она встретила Беверли Болдер. Между ними завязался откровенный разговор, и они на несколько минут отошли в сторону от остальных гостей. Линда прекрасно проводила время и была довольна собой. Пока известная художница не положила руку ей на бедро и не пригласила ее в свой номер 308 в гостинице «Рамада Инн».

Линда была шокирована. Впервые женщина сделала ей подобное предложение, и то, что этой женщиной оказалась великая Беверли Болдер, еще больше усугубляло ситуацию. Но, раз за разом обдумывая случившееся в последующие дни, Линда расстраивалась прежде всего из-за своей наивности. До этого неловкого момента у нее сложился идеальный образ Беверли Болдер: женщины травмированной, но продолжающей трудиться, героической души, посвятившей всю себя Искусству, жрицы алтаря Культуры. Может, в этом и была доля правды, но ко всему прочему Беверли Болдер оказалась лесбиянкой в красном парике, которая делала недвусмысленные предложения студенткам на вечеринках. Не то чтобы в этом было что-то плохое. Саму Линду это не интересовало, но кто она такая, чтобы осуждать других? Нет, Линда злилась на себя за то, что, благодаря такому банальному по сути инциденту, она поняла простую вещь. Герои и героини существуют только в голове их почитателей. Великие и знаменитые – всего лишь люди (и у них тоже есть половые органы). Почему Линда создала такой экзальтированный и односторонний образ Беверли Болдер, картинку, которую реальность могла только испортить? Что этот факт говорил о ней?

Хуже всего было то, что Линде потребовалось много времени, чтобы оправиться от того вечера. Каждый раз, сталкиваясь с одной из миллиона вариаций подобного сюжета в фильме или книге, она снова расстраивалась. Ей казалось, что она столкнулась с одним из величайших клише и жизнь будет постоянно напоминать ей об этом.

И вот: Конрад Лингер.

«Ты купила эти две книги совсем не по той причине, – убеждала себя Линда. – Это такая же ошибка. Ты не хотела прочитать их, ты только думала, что хочешь. И теперь узнала, что не можешь их читать. Возможно, это самые глупые книги на свете, а может, они лучшее, что есть на Земле, после арахисового масла, но ты просто не можешь заставить себя перевернуть страницу».

Ну и что? Разве это имеет значение? Разве важно для Неда, что его мать прочитала Конрада Лингера? Нет. Пора Линде начинать быть собой, жить в собственной шкуре и чувствовать себя в ней комфортно. Надо сделать это ради мужа и сына, и, конечно, ради себя.

Она с радостью отметила, что две книги на кофейном столике больше не казались ей важными и не вызывали у нее чувство неполноценности. Это всего лишь две книги.

Воистину, прощай, Грета Гарбо.

14. Сопротивление

Нед проснулся рано, что было для него необычно.

Каждую ночь он уходил в свою комнату в приличное для девятилетнего ребенка время, но это не означало, что он сразу ложился спать. Он сидел у окна и смотрел на улицу, или пытался разглядеть Юпитер в телескоп, или читал под одеялом при свете фонарика, или просто лежал в кровати и прислушивался к ночным звукам, бродя в воображении по тысячам неизведанных миров. Каким бы уставшим он ни был, сон приходил к нему не сразу. Так было, сколько он себя помнил. Поэтому обычно по утрам его будили родители. Но сегодня его глаза открылись с первыми лучами солнца.

Какое-то время он лежал спокойно, позволяя мыслям сформироваться самостоятельно. Было раннее утро, на что указывал серый свет за окном и тишина в доме. Было прохладно, и он мог чувствовать росу в воздухе, ее сладкий вкус щекотал его нос. Сейчас шесть утра? Может, и еще раньше. Нед смаковал момент. Это чудесное, восхитительное время суток. Мир полон ощущений, но в то же время умиротворен. Ты не чувствуешь свое тело и паришь на облаке. Сознание уже пробудилось, но пока не забито рутинными мыслями, открытое для восприятия.